Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Власти догадывались о зреющем недовольстве на линкорах, но преуменьшали его размеры. Какие-то меры, чтобы убрать с флота наиболее недовольные элементы, все-таки предпринимались. Всего на Балтийском флоте с 15 января по 28 февраля 1921 г. был демобилизован 601 моряк. Но только за один день 2 февраля с «Севастополя» были списаны 28 военморов по требованию Особого отдела охраны финской границы[328]. Интересно, что на кораблях не хватало всего, кроме культурных развлечений. В отчетной сводке политотдела 21 февраля (за месяц): «на Л. К. „Севастополь“ и на фортах состоялось 4 киносеанса. Демонстрировались драмы, комедии и бытовые картины. Смотрело 1185 человек»[329]. С развлечениями все было в порядке. Но в отправленной 19 февраля сводке политотдела сообщается об отсутствии на корабле «менее важных» средств для поддержания команды в нормальном состоянии: «Л. К. „Севастополь“. Перерасходованы все медикаменты. Санитбалт обещал не ранее 6 марта»[330]. Это значит, что на протяжении всего восстания на «Севастополе» не было даже бинтов для перевязки, не говоря уже о серьезном медицинском оборудовании. В целом в Кронштадте положение с лекарствами было лучше, чем на «Севастополе», но ненамного. Раненых во время восстания лечить в Кронштадте было практически нечем. Часть матросов списывали, других переводили на линкоры с различных судов или взятых по призыву. В сводке политотдела за 17 февраля говорилось: «Л. К. „Севастополь“. Прибыли на укомплектование 16 кочегаров, 10 машинистов трюмных, 9 комендоров, 3 строевых и один сигнальщик»[331]. Мы ничего не знаем о настроении прибывших, о том, какую роль они играли в восстании, но, без сомнения, не успевшие к моменту восстания тесно сплотиться с коллективом, они являлись определенной помехой. А культурно-лекционная жизнь продолжала бить ключом: «Л. К. „Севастополь“ прошла лекция на тему: Политическая экономия»[332]. Может быть, наслушавшись марксистских политических теорий, матросы, вдохновленные основоположником, решили восстать?
Политотдел регулярно сообщал о жалобах матросов на «невыносимую грязь на корабле», на нехватку продовольствия. Из-за довольно халатного отношения к выполнению служебных обязанностей со стороны экипажа на «Севастополе» регулярно происходили пожары. Политотдел писал в донесении за 11 января: «Л. К. „Севастополь“. В 23 часу во 2-й и 3-й кочегарках возник пожар (причина не указана), который в 3 часа ночи был ликвидирован. Один человек сгорел, несколько больных, к выяснению приняты меры»[333]. Недовольны были матросы и привилегированным положением офицеров и служащих Морского ведомства, как отмечали в политотделе: «Л. К. „Севастополь“. Среди команды идет ропот, что семьи моряков, проживающие на городских квартирах, не получают от порта дров, тогда как проживающие в домах Морского ведомства удовлетворяются всем необходимым»[334].
2. Коммунисты
Одним из первых распоряжений ВРК был приказ, чтобы во всех учреждениях, предприятиях, на кораблях и в воинских частях были избраны тройки из беспартийных, коим перешла вся полнота власти. Арканников рассказывал, что в штабе, «как и во всех частях и учреждениях крепости, как политический орган была образована тройка из беспартийных»[335]. Движение было настолько популярно в Кронштадте, что его поддержало большинство коммунистов, затем героически сражавшихся с наступающими частями 7-й армии. После сдачи крепости именно в отношении них победители были особенно безжалостны. Но большинство видных советских партийных работников и чекистов бежали из крепости. Некоторые были арестованы, как Кузьмин, Васильев, Батис, Зосимов. Часть оставшихся в Кронштадте партийных работников: Ильин, комиссар продовольствия при исполкоме Кронштадтского совета, Ф. Х. Первушин, председатель Союза рабочих металлистов, А. С. Кабанов, председатель Союза кронштадтских профсоюзов, сохранившие тесную связь с рабочими и матросами, но будучи коммунистами по своим убеждениям, считали, что у них есть возможность служить посредниками в конфликте, помочь арестованным коммунистам и даже попытаться их освободить. Следователям, ведшим их дела после занятия Кронштадта, они говорили, что их целью было «…выиграть время для проведения в жизнь плана конспиративной работы»[336].
Видимо, некоторые из ответственных коммунистов, сотрудничавших с ВРК, на самом деле хотели помочь большевикам, как Ильин, передававший информацию командованию 7-й армии, который был разоблачен, арестован и заключен в тюрьму. Уже 2 марта с разрешения ВРК было образовано Временное бюро кронштадтской организации ВРК. Оно выпустило воззвание, призывавшее членов партии оставаться на своих местах, продолжать работать и не поддаваться «ложным вздорным слухам, пускаемым явно провокаторскими элементами». Воззвание прославляло РКП(б), которая «с оружием в руках защищала и будет защищать все завоевания рабочего класса против явных и тайных белогвардейцев, желающих уничтожения власти рабочих и крестьян». Но в воззвании четко заявлялось, что Временное бюро «…признает необходимость перевыборов советов и призывает членов РКП принять участие в этих выборах ‹…›, не чинить никаких препятствий мероприятиям, проводимым Временным революционным комитетом»[337].
Первоначально арестованные коммунисты находились в заключении на «Петропавловске», но вскоре, благодаря протестам Первушина, Ильина и других, все заключенные были отправлены в Морскую следственную тюрьму и Гражданскую тюрьму. Основным местом заключения стала Морская следственная тюрьма. Комиссар минного отряда крепости А. Л. Титов вспоминал о днях заключения: «Комендантом Морской тюрьмы был назначен матрос Тузов с линкора „Петропавловск“, называвший себя анархистом, а прежний начальник тюрьмы был оставлен в должности помощника. Имея свободный доступ в камеры к арестованным, помощник коменданта информировал заключенных о положении в стране и в Кронштадте, снабжал нас газетами, сумел даже заготовить и спрятать для нас, на всякий случай, оружие (винтовки с патронами)»[338]. Позднее они были сняты со своих должностей, Тузов жил дома, а когда части 7-й армии ворвались в Кронштадт, прибыл в тюрьму, помог заключенным освободиться и напасть на охрану. В отношении свободы передвижения эта тюрьма также не походила на другие тюрьмы. Заключенный Ф. М. Никитин вспоминал: «Отправили в одиночку, я был не очень хорошего мнения об одиночках, зная, что оттуда не выйдешь. Но там двери были открыты и можно было общаться. ‹…› Относительно сидения в тюрьме, я могу сказать, что там у нас время проходило в общественно-политических спорах между отдельными руководящими работниками. Говорили и о том, кто больше виноват в
