Мужики и бабы - Борис Можаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я больше всех пострадал.
- Ты пострадал? Ври, да знай меру...
- Погоди, Павел Митрофанович, - осадил опять Кречева Андрей Иванович и к Алдонину: - Брось придуриваться, Прокоп. Ведь за тобой как за малым ребенком ходят, а у тебя все новые байки. Надоело же, пойми.
- Какие байки? Я мотор для артельной глиномялки покупал, а теперь он у меня на дворе валяется. Кто мне за него заплатит? - брал на горло и Прокоп.
- Черт-те что... Ну при чем тут мотор? - сказал Кречев.
- При том. Заем-то у вас какой? Индустриальный? Возьмите у меня мотор. Отдам по дешевке. Вот вам и будет заем от меня, индустриальный. - Прокоп глядел сердито и нахохленно, и не поймешь, то ли смеется, то ли всерьез предлагал свой мотор.
- Он мне зачем, твой мотор? Баб на собрании глушить? - спросил Кречев.
- И мне он не нужен. А я за него заплатил чистые денежки из своего кармана. Вот вам и заем.
- Слушай, не фокусничай... Добром говорю, - тоскливо сказал Кречев.
- Я фокусами не занимаюсь. Это вон Серган может вам кое-что показать.
- А это мы всегда пожалуйста! - Серган, все еще голый по пояс, вскочил от стены и с готовностью подошел к начальству. - Чего желаете? К примеру, кирпич попробовать на голове Сергана, а?
- Какой кирпич? - спросил отрешенно Кречев.
- А вот хоть этот, - Серган нагнулся, поднял здоровенный кирпич, валявшийся под деревянными водилами. - Кладем его на голову... Вот таким манером, и молотом аккуратно... Грох.
- Ты чего, пьяный, что ли?
Серган осклабился, морда чисто продувная - круглая, шириной в таз, блестит от копоти и пота, как сапог:
- Был пьяный, но только вчерась... А седни я с похмелья... Да вы не беспокойтесь, много не возьму, по полтиннику с рыла, - и, не давши опомниться, позвал младшего Бородина: - Ваня, рубаху и молот... Живо!
Иван одним духом приволок кувалду и валявшуюся под стеной Серганову черную рубаху. Серган покрыл рубахой голову, положил кирпич на затылок и нагнулся:
- Бей!
Иван ахнул изо всей силы кувалдой по кирпичу. Серган только отряхнулся от пыли, поднял две половины от разбитого кирпича, развел руками:
- Алямс! Ваша не пляшет. - Потом кинул кирпичные осколки, стянул кепку с Ивана и подошел к Кречеву: - Прошу оказать поддержку чистому пролетарию.
- Ну и циркач, - усмехнулся Кречев. - А ты не пробовал головой сваи забивать вместо бабы?
- Могу, но только чужой. Как насчет платы за представление?
Кречев покопался в кармане, достал целковый.
- На, заработал.
- Премного благодарен! Следующий, - подсунул кепку Андрею Ивановичу.
Тот кинул несколько серебряных монет.
А Прокоп сказал:
- Бог подаст.
Серган покачал головой и скорбно произнес:
- Вот что значит несознательный элемент.
- Ладно, отойди, - сказал Сергану Лепило.
- Ну дык как насчет подписки, Прокоп Иванович? - спросил Бородин, после того как Серган удалился.
- А никак, - твердо ответил тот.
Кречев только зубами скрипнул.
- Мотри, мужик, с огнем играешь, - сказал Андрей Иванович. - Придется тебя на сходе обсуждать.
- А вы меня не пугайте. Подписка добровольная. Мы тоже законы знаем.
- Ну, твое дело - твой ответ.
Сход собирался вечером в верхнем зале общественного трактира. Любители погутарить сходились пораньше; не успели еще толком стадо прогнать по селу, как они лениво побрели, волоча ноги, точно притомленные кони на водопой. Толпились у входных дверей, курили, сплевывая на сухую, уплотненную до бетонного блеска базарными толкучками землю. Тут же ребята играли в выбитного, поставив на длинной черте крохотную кучку медяков, кидали тяжелые, надраенные до кирпичной красноты старинные гроши.
- Эй, Буржуй! Не заступай черту...
- А ты его грошем по сопатке.
- Но-но... Учи свою мать щи варить.
- Дак это я по теории мирового пролетариата...
- С буржуями обхождение известное.
- Заткнись, Кабан! А ежели тебя по сурну хряпнуть?
- А меня за что? Я ж не играю.
- Вот и стой да посапывай.
Ближе к дверям разговор иной:
- На Брюхатовом поле инда бель выступила.
- Следствия известная - сухменность.
- Навоз не успеешь растрясти, в момент прожаривает. Ветром, как щепу, гонит.
- Я его в кучах оставлю.
- Иван Корнев, говорят, вы с Тыраном плитняк подрядились возить?
- С Петряевой горы... Четвертак за воз.
- А в гору подыматься мысленно? Ась?
- Рожь возить выгодней... Намедни в Мелянки обозом ездили... По наему товарищества.
- Это с Колтуном, что ли?
- Ну... В Щербатовке остановились на постоялом дворе. Скинулись выпить. Вот тебе, сели за стол и сцепились. Дядя Вася Тарантас и говорит: "У меня сыны, мил моя барыня, офицерами вернулись. Один с именной саблей, а вы, мол, и в армии не служили". - "Как не служили? Ах ты, Тарантас, кривые ноги!" - "Расшибу!" Колтун как ахнул кулаком по столу, так чайник с самовара подпрыгнул и упал. Все и разбежались. А при расчете мириться стали. Колтун пыхтел, пыхтел, вынул из кошелки мешок с салом и говорит: "Ешьте, ребята, свинину..." Мы так и покатились.
- А я двенадцать целковых привез деду из той поездки. Он говорит: "Эх, теперь мы и сошники оттянем, и колеса купим, и дегтю". А я ему: "Деда, купи мне новую косу".
- Дождя не выпадет, и косить нечего.
- А в Веретье, говорят, был дождь, и в Степанове... Только нас обходит.
- Место у нас такое - притяжения нет.
- Яблок ноне много... Вот удержать бы их.
- Ветер сшибет.
- Ну не скажи... Ежели стихии не будет - устоит яблок.
- Э-э, как она... как ее, причина понятная.
- Дядь Андрей, как думаешь - дождь будет?
- Э-э, как она... как ее, наверно, будет, наверно, нет.
- Гы-гы-гык!
А народ все подходит, наваливает, прижимает передних к двери, подталкивает.
- Что у тебя за мослы? Как оглоблей пыряешь.
- Всю мякоть бабе отдал...
- Ты не гляди, что он кость. Но обширность большую имеет.
- Тесна рубаха-то?
- Да, щадна, щадна.
Кто-то из ребят, играющих в выбитного, заголосил петухом.
- Ребята, Кукурай плывет!
Через площадь к трактиру шел церковный звонарь Андрей Кукурай, шел как всегда неуклюже, кидая с носка на пятку негнущиеся ноги, точно пихтелями в ступе толок.
Он был подслеповат, глух, и оттого ребятишки вечно вились вокруг него стаей, как стрижи возле немощного коршуна, и донимали озорными выходками.
Вот и теперь, завидя его, они закружились, завьюнили, приговаривая:
Кукурай, Кукурай.
Скинь портки и загорай...
- Вота скаженные... Нету на вас угомона, прости господи... - ворчал себе под нос Кукурай и топал к трактиру.
Худой и верткий подросток, по прозвищу Колепа, с засиненной от пороховой вспышки рожей, бросив свой грош у черты, на четвереньках поскакал на Кукурая и хрипло затявкал:
- Гав-гав-гав!
- Кто тут собак распустил? Пошла, окаянная! Позовитя ее, позовитя...
А от трактира несется дружный гогот:
- Гыр-гыр-гыр...
- Хо-хо-хо!
- Эх-хе! Вот это вызвездил...
Наконец появился председатель Кречев, он шел на манер командующего в окружении своего боевого штаба; слева семенил возле него и подобострастно закидывал кверху голову секретарь Левка, справа Бородин, с независимым видом, как будущий тесть, а по пятам табунились Якуша, Федот Иванович, Санек Курилка, Кабан и даже Тараканиха. Весь сельсовет в полном сборе. А ребятишки перекинулись от Кукурая к сельсоветчикам и, разинув рты, вытянулись за ними целой шеренгой.
- Куда попы, туда и клопы, - ухнул кто-то басовито у дверей.
И вся мужицкая орава загрохотала, встречая свое высокое начальство.
Поднимались по винтовой лестнице долго, грохали сапогами, гудели, как потревоженный улей.
На втором этаже четыре столика были составлены в большой стол - это для президиума; остальные были стасканы в кучу в передний угол. Рассаживались на табуретках, скамьях, на подоконниках или просто присаживались на корточки вдоль стен. А то стояли кучками и в дверях, и у стенок, и на лестничной площадке толпились, курили.
- Макар, ты чего на порог выпер? Тебе и так - плюнуть, не достанешь в задницу, - это опоздавший Биняк рвется в залу.
- А ты что, на Тараканиху поглядеть хочешь? - сипит Макар Сивый, загородивший, как бугай, весь проход.
- Он ей шепнуть не успел, под каким забором ждать будет, - бабьим голосом звенит Сенька Луговой.
- Эй, православные! Которые впереди... Молебен скоро начнут?
- Счас... Левка Головастый Евангелию раскрыл.
- Пропустите Василия Ольпова! Он гороху поел - выражаться хочет...
- Эй, ущемили, дьяволы!
- Ходи промеж ног, блоха.
А в президиуме Левка Головастый уже раскрыл во весь стол свою картонную папку с делами, вынул из кармана шкалик с чернилами, навострился писать. Кречев долго тряс над головой школьным звонком, а сам глядел в Лев кину раскрытую папку, остальной президиум облепил стол со всех сторон, облокотились, подперев челюсти кулаками, как обед ждали.
Наконец шум затих. Кречев ухватил за кольцо звонок, оперся на стол: