12 шедевров эротики - Гюстав Флобер

— Жозефа? — воскликнула хозяйка возмущенным голосом, — этого человека, который нам так предан… который служит у нас больше пятнадцати лет! Это — сама честность, господин прокурор, это жемчужина! Он в огонь пошел бы за нас…

Озабоченная, с нахмуренными бровями, хозяйка размышляла.

— Разве только эта девушка, горничная. Я ее не знаю, этой девушки. Может быть, у нее есть какие-нибудь дурные знакомства в Париже… она часто пишет в Париж… Несколько раз я ее ловила, когда она пила наше вино и ела наши сливы… Когда пьют хозяйское вино, тогда способны на все…

И она пробормотала:

— Никогда не следует брать прислугу из Парижа… Она, в самом деле, какая-то странная, это горничная…

Нет, но как вам нравится эта дура! Вот таковы всегда недоверчивые и подозрительные люди… Они подозревают всех, кроме, конечно, тех, которые их обкрадывают. Потому что я все более и более убеждалась, что Жозеф был душою этого дела. Я уже давно за ним следила, не из враждебного чувства, вы же это понимаете, но из любопытства — я убеждалась, что этот верный и преданный слуга, этот единственный перл тащил все что мог в дом. Он крал овес, уголья, яйца и разные другие мелкие вещи, которые можно было перепродать так, чтобы нельзя было узнать их происхождения. И его друг, церковный сторож, не приходил каждый вечер к нему в комнату так себе, из-за пустяков, только затем, чтобы побеседовать с ним о благодеяниях антисемитства… Как опытный, терпеливый, осторожный и аккуратный человек, Жозеф прекрасно знал, что такие маленькие ежедневные кражи к концу года составляют крупную сумму, и я убеждена, что таким образом он утраивал, учетверял свое жалованье — чем никогда нельзя пренебрегать. Я понимаю, что есть разница между такими мелкими кражами и таким смелым грабежом, какой был произведен в ночь на 24 декабря… Это только доказывает, что он был не прочь поработать и в крупном масштабе… Откуда я знаю, не принадлежал ли тогда Жозеф к какой-нибудь воровской шайке? Как я хотела и как еще и теперь хочу знать все это!

С того вечера, когда его поцелуй был для меня как бы признанием в совершенном им преступлении, когда он вдруг выказал мне доверие, Жозеф опять стал все отрицать. Напрасно я вертела его туда, сюда, ставила ему западни, окружала его ласками и нежностью — он больше не выдавал себя… И он также поддерживал безумную надежду барыни найти свое серебро. Он составлял планы поимки воров, припоминал и восстанавливал все подробности воровства; и он бил собак, которые не лаяли, грозил кулаками ненавистным, воображаемым ворам, как будто бы он видел их убегающими там вдали, на горизонте… Я уже не знала больше, что думать насчет этого непроницаемого человека… Один день я верила в его преступность, другой день я верила в его невиновность. И это меня ужасно раздражало.

Как и в прежние времена, я зашла раз вечером в комнату Жозефа:

— Итак, Жозеф!..

— Ах! это вы, Селестина!

— Почему вы со мной больше не разговариваете? Вы как будто избегаете меня…

— Вас избегаю?.. Я?.. О, милосердный Боже!..

— Да… с того знаменательного дня…

— Не говорите больше об этом, Селестина. У вас слишком дурные мысли…

И он грустно покачал головой.

— Ну, Жозеф… Вы хорошо знаете, что это была шутка. И разве я любила бы вас, если бы вы совершили такое преступление!.. Мой милый Жозеф…

— Да… да… вы умеете подделываться, выведать… это не хорошо…

— И когда мы уезжаем? Я не могу больше жить здесь.

— Не сейчас… нужно еще подождать…

Немножко задетая, я сказала тоном легкой досады:

— Это нелюбезно с вашей стороны! Вы совсем не желаете, чтобы я поскорее стала вашей…

— Я? — пылко воскликнул Жозеф, — что вы говорите, побойтесь Бога… Но я сгораю… я сгораю от этого желания!..

— Ну, в таком случае, уедем…

Но он настаивал на своем, не пускаясь в дальнейшие объяснения.

— Нет… нет… это еще невозможно…

Тогда я, конечно, подумала:

— В конце концов он прав. Если он украл серебро, то он не может теперь ни уйти, ни устроиться… это возбудило бы подозрения. Нужно, чтобы прошло некоторое время, и чтобы это таинственное дело было забыто…

В другой раз я ему предложила следующее:

— Послушайте, мой милый Жозеф, необходимо найти возможность уехать отсюда. Для этого нужно только поссориться с барыней и заставить ее прогнать нас обоих…

Но он энергично запротестовал:

— Нет, нет… только не это, Селестина. Ах, нет… Я люблю своих хозяев… Они хорошие господа… Нам нужно расстаться с ними по-хорошему. Нам нужно уехать отсюда как честным, серьезным людям это подобает. Нужно, чтобы господа наши нас жалели, чтобы они плакали, когда мы будем уезжать…

С печальной серьезностью, в которой я не чувствовали никакой иронии, он сказал:

— Знаете, мне будет очень грустно уйти отсюда. Я ведь здесь уже больше 15 лет… Черт возьми! Привязываешься ведь к дому… А вам, Селестина, не будет жаль уехать отсюда?

— Ах нет… — вскричала я со смехом.

— Это нехорошо… Это нехорошо… нужно любить своих господ… И послушайте! я вам посоветую: будьте очень добры, очень кротки, очень преданны, работайте хорошо… Не говорите дерзостей, потому что, дорогая Селестина, нам нужно расстаться друзьями с господами, особенно с барыней…

Я следовала советам Жозефа и в продолжение тех нескольких месяцев, которые нам еще осталось прожить в Приерэ, я обещала себе сделаться образцовой горничной, также перлом… Я употребила для этого весь свой ум и умение, я начала во всем угождать барыне, стала нежна и деликатна с нею. Барыня же стала человечнее относиться ко мне; мало-по-малу она действительно ко мне привязалась, стала моим другом…

Я не думаю, чтобы только моя работа и внимательное отношение к барыне произвели эту перемену в ее характере. Это воровство было ударом для ее гордости, для всего смысла ее существования. Как это бывает после большого горя, после потери единственного дорогого существа она больше не пыталась бороться. Униженная в своей гордости, с разбитыми нервами, она искала в окружающих ее людях только утешения, сочувствия, доверия. И ад Приерэ обратился для всех в настоящий, в истинный рай…

И вот, когда все наслаждались этим семейным миром, этим домашним уютом, я объявила однажды утром барыне, что я должна, что мне необходимо от нее уехать… Я выдумала целую романтическую историю… что я должна вернуться к себе на родину и там выйти замуж за одного честного парня, который уже давно ждал меня. В нежных выражениях я высказала барыне мое сожаление и огорчение, что я должна покинуть ее, такую добрую и так далее… Барыня была убита…