АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Больше смотреть не стал? — спросил Тим.

— Нет, и так уж всё видно было. И врачи подходили. Наглеть нельзя, понимаешь? Я бочком, обходом и к воротам. Выскочил, смотрю — Байрон, как стоял, стоит. Бегу к нему и думаю: как я их из куртки в куртку перекладывать буду, чтоб не заметили. Оглядываюсь, а они там своим заняты. Я обоих в армейскую завернул, чтоб головы не торчали, свою надел, в седло сел, только тронул, мне кричат: "Стой!". У меня сердце так и ухнуло. Оборачиваюсь. Подходят двое. Солдаты. Дали мне мешок армейский, тяжёлый, и машут — езжай.

— Тушёнку дали? — улыбнулся Тим.

— Ага, — кивнул Чолли. — Дома уже рассмотрел. И тушёнка, и сгущёнка, и хлеб, и сахар, и сала кусок. Вот так. А Стёпка…

— Дурак он дурак и есть, — примиряющее сказал Эркин. — Чего об нём…

Чолли уже спокойно закурил.

— Оно-то так, конечно. Вёз я их в охапке. Кругом… где полыхает, где стреляют… Заваруха. Привёз. Найси, я велел ей дома сидеть, а она аж у дороги меня ждала. Взяла их у меня. Я её с ними на Байрона боком посадил и повёл его в поводу. Привёл домой. Ну, Найси их греть кормить, мне новости рассказывать.

— Так и остался там? — спросил Тим.

— А куда я денусь в заваруху с бабой и пискунами, раз? И думал, дурак, что дом мой, это два. Хозяин объявился когда, так хвостом передо мной вилял, благодарил, что я лошадей всех сохранил, ну и за коровами присмотрел. Наобещал, насулил… Я и подписал новый контракт на год.

— Корову не обещал? — усмехнулся Эркин.

— Обещал, — кивнул Чолли. — С одной коровы молоко моё. А что, тебе, что ли, то же?

— Ну да. Я ж скотником был. Ну, и что? Сдержал слово хозяин?

— Ты видел, чтоб беляк цветному слово держал? — презрительно посмотрел на него Чолли. — Долг на мне остался, пахал я по-прежнему. Но у меня дом был, семья. Весной ещё ничего, а летом… Найси родила уже, кормила. Доить не ходила. А я как приду, так мою уже выдоили. И забрать не моги. В контракте не оговорено. Бери его молоко, а оно в счёт идёт. И всё круче, да круче. Приедет когда… дети от него под кровать прятались. А осенью… приехали к нему. Охотники все, дружки его. Пили, ели, веселились… Мне их веселье по хрену, я своё сделал, лошадей им к ночной охоте, любили они по ночам охотиться, подготовил и домой. А тут он, посмотрел так и говорит… говорит, что раз я двоих тогда из питомника привёз, то этот и следующий, кто родится, его. Я стою, смотрю на него. И эти кругом… рожи беляцкие. Ржут. Я смолчал. И домой. Тогда обошлось. Ну, думаю, перепились и старое вспомнили. Не чухнулся, дурак старый.

— Не такой уж ты старый. Седой только, — усмехнулся Тим. — Сколько тебе?

Усмехнулся и Чолли.

— Я без номера. Врач сказал, что тридцать. Я и не спорил. А седеть я ещё на тех ножницах стал. Ну, питомник добавил. И Хэллоуин.

— А в Хэллоуин что?

— А всё то же. Приехала опять вся кодла, чтоб им… И меня опять из конюшни. — Чтоб им всем… — Чолли длинно выругался. — И он мне говорит, что всё кончилось и чтоб сука со щенками завтра же в бараке были. Я только рот открыл, мне врезали. Как тогда. И опять меня сапогом за челюсть поддел. "Ты что, — говорит, — Бычок, про ножницы забыл? А раз ты так разлуки боишься, то и клейма недолго сделать. Будшь с рабами в бараке."

— Ни хрена себе! — выдохнул Эркин.

У Тима еле заметно напряглось лицо.

— И что ты? — тихо спросил Тим.

— А ничего. Дети на мне. Смолчал. Побили они меня. Немного. Хозяин сказал им, чтоб без увечий. И говорит: "Иди, трахнись напоследок". Я, как положено, поблагодарил его…

— На колени встал? — хрипло от перехватившей горло судороги спросил Эркин.

— И встал, и сапоги ему поцеловал. Я б и не то сделал. Чтоб до дома дойти. Дошёл и… словом, в чём были, ушли. Через парк к дороге. Стёпка — дурак, сволочь. Я через парк шёл, нёс их обоих, Найси следом с мальцом на руках. Они ж, сволочи, чуть не настигли нас, домик мой подожгли, думал, нагонят, листвы-то ж уже нет, от пожара светло.

— Не нагнали?

— Раз я здесь, значит, не нагнали.

Чолли достал из кармана сигаретную пачку, заглянул в неё и удивлённо выругался.

— Кончились. Чёрт, я только… только вчера выкупил.

Эркин молча протянул ему сигарету. Чолли кивком поблагодарил и взял, закурил.

— Дальше что, дальше просто. На дороге русского грузовика дождались и до комендатуры. И стал я визу клянчить. Пока выпросил, пока ждал… как мы с голоду в этом чёртовом городе не подохли, сам не знаю. Это здесь… отъедаемся. Ладно. Это всё по фигу.

— А что? — спросил Эркин. — Тебя в промежуточный лагерь не отправили?

— Не пустили, — поправил его Чолли. — Я … сам не русский, ни жена, ни дети… и не хлопотал за меня никто. Ну ладно, тех восемнадцать моих и четверо Найси, их мне не спасти, ничего не знаю даже, но меня ж… меня ж как раба, а он свободный! — выкрикнул Чолли…

…Эркин вздохнул, словно просыпаясь. Невесомая тяжесть головы Алисы на его плече, мягкое теплое тельце, запах от её головки… Женя улыбнулась.

— Ты что, Эркин?

— Так, ничего. На обед скоро идти. Я думаю, Женя, я тогда в баню после обеда схожу, а как маршрутку получим, вещи заберём. А то после ужина можем и не успеть.

Женя кивнула.

— Хорошо. Сделаем так.

Алиса вздохнула.

— Эрик, а дождь когда кончится?

— Не знаю, — пожал он осторожно плечами. — Этого никто не знает.

— А почему?

— Началось, — рассмеялась Женя. — Потому что дождь от людей не зависит.

— А почему? — повторила Алиса с упрямо-лукавым выражением.

Ну вот. Какая ткань хорошая. Ни сносу ей, ни чего ещё. Эркин, тут вот какое дело.

Она слегка понизила голос, и Эркин, не выпуская Алисы, подался к ней.

— Алиса растёт. Я все её вещи взяла. Я думаю, что получше, а её уже мало, я отдам Зине для Кати. Ты как? Не будешь против?

— Нет, конечно, — кивнул Эркин. — И… и если так, то, может, Найси, ну, жене Чолли, у ней совсем ничего нет.

— Женя кивнула.

— Да, я уже думала. У нас простыня есть, она стираная, мягкая, как раз на пелёнки малышу. И не Найси она, — улыбнулась Женя, — а Настя. Анастасия. Правда, красивое имя?

Эркин подумал и согласился.

— Да, красиво.

Алиса, не слушая их, держала двумя руками ладонь Эркина, перебирала его пальцы, что-то шёпотом приговаривая. Играла.

— Ну, — Женя посмотрела на свои часики. — Десять минут до обеда. Давай собираться. Алиса, одевайся.

Алиса нехотя слезла с колен Эркина и, сопя, стала натягивать ботики, шапочку, пальто. Женя помогла ей справиться с самыми трудными пуговицами, получше натянула шапочку, закрывая лоб и уши.

— А теперь иди и подождёшь у двери, на двор без нас не выходи. Поняла?