Вся Агата Кристи в трех томах. Том 2. Вся Мисс Марпл - Агата Кристи

Люси осмотрелась кругом. Они находились в небольшой комнате, предназначенной, очевидно, служить кабинетом, но столь же очевидно давным-давно уже никому им не служащей. Пыльные кипы бумаг на письменном столе, гирлянды паутины, свисающие с потолка по углам. Затхлый, застоялый воздух.

— Вы хотите, чтобы я здесь убралась?

Мистер Кракенторп яростно затряс головой.

— Ни в коем случае! Я держу эту комнату на замке. Эмма и рада бы здесь повозиться, но я не даю. Это моя комната. Видали, какие камни? Редкие геологические образцы.

Люси увидела коллекцию образцов горной породы, штук десять-пятнадцать, одни куски — отшлифованы, другие — нет.

— Красивые, — сказала она, польстив им. — Очень интересно.

— Верно сказано. Они действительно представляют интерес. Вы умная девушка. Я вам еще и не то покажу.

— Спасибо большое, но у меня там правда стоит работа. Когда в доме шесть человек…

— И каждый объедает меня дочиста! Лишь тем и занимаются, когда приезжают. Едят и едят. И хоть бы кто предложил заплатить за съеденное! Кровососы! Одного только ждут — чтобы я умер. Но я на тот свет не тороплюсь — не намерен порадовать их своей смертью. Я гораздо крепче, чем им кажется, включая Эмму.

— Да, я уверена.

— И не так уж я стар. Это она делает из меня старика, обращается так, будто мне сто лет. Вот вы же меня не принимаете за старика?

— Конечно нет, — сказала Люси.

— И молодец. Вот поглядите.

Он показал на большой выцветший графический лист, висящий на стене. То было, как разглядела Люси, генеалогическое древо, с иными из имен выведенными так мелко, что без увеличительного стекла не разобрать. Зато горделиво выделялись крупными заглавными буквами имена самых далеких предков, с короной над каждым именем.

— От королей ведем род, — объяснил мистер Кракенторп. — По материнской линии то есть, не по отцовской. Отец был из простых. Из низов выбрался старик. Недолюбливал меня. Знал, что я выше его на голову. Я пошел в материнскую породу. С рожденья имел наклонность к искусству, классической скульптуре — отец ничего в этом не смыслил, старый дурень. Матери не помню — умерла, когда мне было два года. Последняя в своем роду. Имущество у них пошло с молотка, и она вышла за моего отца. Нет, обратите внимание, — и Эдуард Исповедник, и Этельред Неразумный — все они здесь. А ведь это еще до вторжения норманнов. До норманнов — это кое-что да значит, нет?

— Безусловно.

— А теперь покажу вам другое. — Он подвел ее к громоздкому мебельному сооружению темного дуба, стоящему на другом конце комнаты. Люси стало немного не по себе от ощущения, с какой силой сжимают ее локоть его пальцы. Сегодня в мистере Кракенторпе определенно не наблюдалось даже следов старческой немощи. — Вот, видели? Привезен из Лашингтона — родового гнезда моей матери. Елизаветинский. Четыре мужика не сдвинут с места. Знаете, что я в нем держу? Показать?

— Покажите, пожалуйста, — отвечала из вежливости Люси.

— Ага, любопытство разбирает? Все женщины таковы. — Он достал из кармана ключ и отомкнул нижнее отделение шкафа. Достал оттуда неожиданно новехонький денежный сундук. Отомкнул и его. — А ну, взгляните-ка. Сказать, что там лежит? — Он вынул маленький цилиндрический предмет, завернутый в бумагу, и потянул за один конец обертки. На ладонь ему посыпались золотые монеты. — Вот, полюбуйтесь, милая. Любуйтесь, потрогайте, подержите в руках. Знаете, что это такое? Держу пари, не знаете! Слишком молоды. Соверены — вот это что. Полновесные золотые соверены. То, чем мы пользовались, покамест не пошла мода на все эти дурацкие бумажки. Цена им будет повыше, чем засаленным бумажонкам. Я издавна их собираю. И они не одни здесь в сундуке. Здесь у меня хранится много кой-чего. Ждет своего часа. Эмма не знает об этом. Никто не знает. Это наш с вами секрет, барышня, понятно? А для чего я говорю все это вам и показываю?

— Для чего же?

— Чтобы не думали, будто я — хворый, дряхлый старикашка, отжил свое. Старый пес еще хоть куда! Жена давно умерла. Вечно во всем мне перечила, покойница. Не по ней, видите ли, детей назвал, — отличные саксонские имена! К родословной — ни малейшего интереса. Я, впрочем, пропускал мимо ушей все, что она скажет — бесхарактерное существо, не умела постоять на своем. Не то что вы — вы кобылка с норовом, любо-дорого посмотреть! Хочу дать вам один совет. Не разменивайтесь на молодых людей. У молодых ветер в голове! Вам нужно позаботиться о своем будущем. Вот погодите… — Его пальцы больнее сжали ей локоть. Он пригнулся к самому ее уху. — Пока довольно того, что сказано. Всему свое время. Эти балбесы думают, что я скоро умру. А вот и нет! Я еще, может статься, их всех переживу. Тогда-то и посмотрим. Тогда и видно будет. У Гарольда нет детей. Седрик с Альфредом — холостяки. Эмма… Ну, Эмме уже не выйти замуж. Не совсем равнодушна к Куимперу, но Куимперу и в голову не придет на ней жениться. Есть, правда, Александр. М-да, Александр. Но к Александру, понимаете ли, у меня слабость. Неудобство, признаться. Питаю слабость к мальчишке. — Он помолчал, нахмурясь, и снова оживился: — Так как же, молодка, а? Как вам это?

— Мисс Айлзбарроу… — Из-за закрытой двери кабинета слабо донесся голос Эммы.

Люси с облегчением ухватилась за удобный предлог:

— Меня зовет мисс Кракенторп. Надо идти. Большое спасибо, что вы мне показали все это.

— Не забывайте — это наш секрет…

— Конечно.

Люси торопливо направилась в холл, так и не зная толком, сделали ей или нет условное предложение руки и сердца.

II

Дермот Краддок сидел за письменным столом своего кабинета в Новом Скотленд-Ярде. Сидел, удобно привалясь к ручке кресла и опираясь на стол рукой, в которой держал телефонную трубку. Говорил он в трубку по-французски, довольно сносно владея этим языком.

— Это пока мысль, и только, как вы понимаете.

— Но разумеется, и очень даже мысль, — отвечал голос на другом конце провода, а именно — в префектуре полиции города Парижа. — И у меня уже вовсю идет расследование в соответствующих кругах. Согласно донесению моего агента наметились два-три многообещающих направления. При отсутствии семьи или возлюбленного, эти женщины выбывают из обращения с большой легкостью и никого это не волнует. Мало ли, поехала на гастроли, завела себе кого-то нового — кому какое дело? Жаль, вы прислали фотографию, по которой ее так трудно узнать. Удушение, оно не красит человека. Но что поделаешь.