Кровавый Дунай. Боевые действия в Юго-Восточной Европе. 1944-1945 - Петер Гостони

«Наш казачий корпус получил приказ передислоцироваться в район озера Веленце, чтобы там не допустить осуществления замыслов гитлеровцев. Оказавшийся очень трудным марш начался вечером 18 января и продлился весь день 19 января. Дороги были покрыты толстым слоем льда, что весьма затрудняло передвижение. При переходах через холмистую местность лошади часто скользили и падали. Грузовики и даже танки останавливались и буксовали на дорогах, перекрывая дорогу для двигающихся за ними. За 24 часа мы, несмотря на все эти трудности, проделали путь в 95 километров и поздней ночью вышли на линию Барачка – Эрчи. Оценивая наше положение, мы должны были принимать во внимание то обстоятельство, что уже на следующее утро нам придется принять тяжелый бой. И мы должны быть готовыми к этому бою – нам предстояло готовиться всю эту ночь! Пять темных ночных часов мы имели в своем распоряжении, чтобы у селения Капольнашнек, что находилось в 3 километрах от Эрчи, занять выгодную позицию на возвышенности.

Стояла очень темная ночь, снег падал крупными хлопьями. Мы разместили на передовой все танки, штурмовые орудия, полевую и противотанковую артиллерию и отдали приказ вести огонь прямой наводкой. К утру 20 января наши войска занимали фронт протяженностью 18 километров от озера Веленце до Дуная, пребывая в полной готовности к обороне. Однако вражеские танки появились здесь только утром 21 января. Лишь позднее из допросов военнопленных мы узнали следующее: штаб IV танкового корпуса СС считал, что между озером Веленце и Дунаем 19 января не было никаких русских войск. Наше появление на этом участке фронта ошеломило их. Гитлеровцам пришлось прежде всего разведать местность и перегруппироваться. Тем самым они потеряли целый день и начали совершать чреватую тяжелыми последствиями для их судьбы ошибку. Если бы германский корпус ввел в бой утром 20 января на узком участке фронта все свои 330 танков, то вряд ли мы смогли бы оказать ему такое же сопротивление, какое оказали 21 января…»

Эта 24-часовая пауза в боевых действиях, по существу, спасла положение русских севернее озера Веленце. Занявшие здесь позиции шесть дивизий имели в своем распоряжении накануне германского наступления более 200 танков и самоходных орудий, а также более 600 полевых орудий и минометов различных калибров. Дуткин: «21 января неприятель атаковал нашу 63-ю кавалерийскую дивизию в районе Капольнашнека. Казаки встретили врага в полной готовности. Разгорелось четырехчасовое сражение, в ходе которого немцы потеряли около 25 танков. Вперед они не продвинулись ни на шаг…»

Но в этот день командующего 3-м Украинским фронтом заботило все же не столько потеря Секешфехервара или некоторое продвижение немцев по направлению к Будапешту, но положение в южной части Придунайской области. После прорыва IV танкового корпуса СС к Дунаю на этом фронте между Шиофоком (на Балатоне), Цеце и Дунафельдваром образовалась громадная брешь, закрыть которую еле-еле удалось остатками разбитых частей двух стрелковых корпусов. Толбухин, который в этот день – как сообщает его биография – был болен (открылись раны, полученные им еще на Первой мировой войне), обдумывал даже возможность отвода своих войск за Дунай. Как он впоследствии сообщал, «наше положение было чрезвычайно тяжелым, и мы даже были уполномочены решать, не было ли более целесообразным занять плацдарм западнее Дуная». Переоценивая ударные силы противника, маршал опасался того, что тот совместной операцией со 2-й танковой армией возьмет в клещи находящиеся на юге Придунайской области русские, болгарские и югославские части и окажется в состоянии их уничтожить. Он отправил генералов своего штаба в боевые порядки войск, с тем чтобы они на месте оценили ситуацию, и отложил свое решение вплоть до получения от них информации. Об этих драматических часах своего командующего нам поведал генерал-полковник Шелтов:

«Когда мы, генералы Неделин, Судец и Котляр, вечером 19 января вернулись на выдвинутый к передовой КП маршала, то заметили, что Толбухин не принял еще окончательного решения. Последний должен был сделать это, закончив свой разговор со Ставкой Верховного Главнокомандования. Наш начальник штаба Иванов уже начал разработку планов на случай отвода войск за Дунай. Мы все были против такого решения. Во-первых, потому, что такой шаг вселил бы в войска неуверенность, и, во-вторых, потому, что для подобного маневра не существовало реальных возможностей. По Дунаю шел ледоход, что не позволило бы нашим саперам за необходимое время соорудить переправы.

Когда наше обсуждение было в самом разгаре, зазвонил телефон.

– Не было ли более целесообразно переправиться через Дунай? – задали вопрос маршалу из Ставки.

– Это невозможно, – решительно возразил Толбухин. – Войска еще можно переправить через Дунай, но никак не технику. Все переправы через Дунай уже разрушены.

– Взвесьте еще раз все обстоятельства, а мы тут подумаем, как вам можно помочь.

После этого Федор Иванович связался по телефону с командующим 57-й армией М.Н. Шарохиным, который и сообщил ему, что немцы находятся уже в 20 километрах от армейских переправ через Дунай, тогда как основные силы армии отстоят от них на 120 километров. Если бы мы решили предпринять отвод войск, то немцы оказались бы на Дунае куда раньше нас. Поэтому было лучше занять оборону на месте».

20 января кризис русских войск достиг своего апогея. Они нуждались во всем: недоставало подкреплений, а также боеприпасов, поскольку после ошеломляющего продвижения немцев оба важнейших понтонных моста через Дунай, у Дунапентеле[67] и Дунафельдвара, уже 19 января были взорваны русскими. (Неверно. Переправы ночью были снесены штормом. – Ред.) Тыловые базы снабжения 3-го Украинского фронта находились на восточном берегу Дуная, а оставшиеся временные мосты у острова Чепель и в районе города Байя по своей пропускной способности не могли обеспечить перевозки для трех армий (4-я гвардейская армия, 46-я и 57-я армии). «Целая лавина тыловых частей скопилась у этих двух мостов, возле обоих мест переправы сгрудились тысячи и тысячи грузовиков и подвод». Снабжение оставалось на складах, и потребовалось не так уж много времени, чтобы штаб 3-го Украинского фронта задействовал для подвоза боеприпасов авиацию.

От генерал-полковника Судеца, командующего 17-й воздушной армией и одного из ближайших соратников Толбухина, нам известно, что в те январские дни даже выдвинутый к передовой КП маршала подвергался опасности вместе со всем штабом стать добычей передовых частей германской армии. Этот КП располагался всего в нескольких километрах от шоссе Цеце – Дунапентеле и прикрывался только одной батареей 45-миллиметровых орудий. «Положение было очень опасным. Мы предложили маршалу вместе с частью его штаба перебраться на восточный берег Дуная, так как положение на фронте в любую минуту могло измениться и весь штаб оказался бы в опасности. Командующий наотрез отказался сделать это. На следующий день по телефону ему позвонил Верховный Главнокомандующий (Иосиф Виссарионович Сталин). Он предложил Толбухину отвести свои войска на восточный берег Дуная. Толбухин возразил ему.

– Отступление на восточный берег Дуная в нашем положении равнозначно уничтожению войск фронта, – сказал он.

А после разговора с Верховным Главнокомандующим Толбухин сообщил нам свое решение: мы будем держаться на западном берегу Дуная. Он сам тоже в любом случае остается здесь, по крайней мере до тех пор, пока не стабилизируется оборона. Необходимо сообщить войскам, что никто – кроме раненых – не имеет права пересекать Дунай в восточном направлении!»

21 января стала ощутимее помощь 2-го Украинского фронта или, скорее, 57-й армии. Малиновский занял восточный берег Дуная от городка Дунапентеле напротив городка Шольт силами 30-го стрелкового корпуса. Отведенный сюда из района Будапешта корпус получил приказ предотвратить все попытки немецких войск форсировать здесь Дунай. Шарохин одновременно принял меры к созданию оборонительного фронта на рубеже Шиофок (на озере Балатон) – Цеце – Дунафельдвар. Здесь в его распоряжение поступили жалкие остатки разбитых в два предшествующих дня стрелковых корпусов (133-го и 135-го), а также столь же сильно пострадавшего 18-го танкового корпуса, который только что был вызволен из германского котла. Единственной полностью боеспособной частью оставался резерв 57-й армии – 32-я механизированная бригада.

Окончательное решение о занятии южной части Придунайской области зависело теперь от направления дальнейшего продвижения германских частей. Когда 22 января стало известно о падении Секешфехервара, а также о направлении наступления обоих танковых корпусов СС в район к северу от озера Веленце, что исключало их удар на юг, Толбухин понял, что опасность для него миновала.

Ночной штурм и взятие Секешфехервара, богатые трофеи и предшествующие наступательные успехи окрылили части Гилле. Хотя взятие города и было оплачено многочисленными жертвами, особенно со стороны венгерских добровольцев Нея, но западновенгерский район был теперь единственным участком на всем фронте, где германские сухопутные войска вели наступательные действия. Германские солдаты шли вперед с единственной мыслью: вперед на Будапешт! В то время как в окрестностях Секешфехервара проводила зачистку 1-я танковая дивизия, 3-я танковая дивизия СС 23 января продвинулась до селения Капольнашнек, а 5-я танковая дивизия СС 23 января вышла к окружному центру Адонь на Дунае. Тем самым было полностью завершено рассечение 3-го Украинского фронта.