Победа Элинор - Мэри Брэддон

Это была женщина высокого роста, необыкновенно высокого для женщины, в черном шелковом платье, которое висело на ее угловатых плечах тяжелыми тусклыми складками. Элинор могла видеть, что лицо ее было бледно, а глаза черные и блестящие.

Обе девушки сошли вниз рука об руку. Чай был приготовлен в столовой, комнате довольно мрачной. Три узких окна с одной стороны этой комнаты выходили на кустарник и рощу позади дома, и стволы деревьев казались ужасно длинны и черны в весенних сумерках. В низком камине горел огонь. Служанка зажигала лампу, стоявшую посреди стола, когда вошли девушки.

Мистрис Дэррелль очень вежливо приняла Элинор, но в ее вежливости была какая-то суровость и чопорность, напомнившая Элинор ее сестру, мистрис Баннистер. Обе женщины принадлежали к одной школе, по мнению мисс Вэн.

Свет лампы освещал лицо мистрис Дэррелль и теперь Элинор могла рассмотреть, что лицо ее было прекрасно, хотя бледно и утомлено. Волосы вдовы были седы, но в глазах еще остался блеск молодости. Эти глаза были очень черны и блестящи, но выражение их не имело ничего приятного. Их зоркий взгляд напоминал сокола или орла. Но Лора Мэсон, по-видимому, вовсе не боялась своей покровительницы.

— Мы с мисс Винсент уже подружились, мистрис Дэррелль, — сказала она, — и я надеюсь, что нам будет очень весело.

— А я надеюсь, что мисс Винсент приучит вас к трудолюбию, Лора, — серьезно отвечала мистрис Дэррелль.

Мисс Мэсон состроила гримасу своими хорошенькими губками. Элинор села на место, указанное ей, на конце стола напротив мистрис Дэррелль, которая сидела спиною к камину.

Сидя на этом месте, Элинор не могла не заметить портрет масляными красками — единственную картину в комнате — висевший над камином. Это был портрет молодого человека, с черными волосами, осенявшими прекрасный лоб, правильные черты, бледный цвет лица и черные глаза. Лицо его было очень красиво, очень аристократично, но в выражении его был какой-то недостаток юности, свежести и пылкости. Какой-то небрежный и надменный вид, как туча, помрачал почти безукоризненные черты.

Мистрис Дэррелль смотрела на глаза Элинор, когда девушка рассматривала портрет.

— Вы глядите на моего сына, мисс Винсент, — сказала она, — может быть, мне не было надобности говорить вам это: йсе уверяют, что между нами есть большое сходство.

Действительно, было поразительное сходство между увядшим лицом вдовы и портретом молодого человека. Но для Элинор Вэн лицо матери, как оно ни поблекло от лет и забот, казалось моложе лица ее сына. Нерадивое равнодушие, совершенный недостаток энергии в физиономии юноши составляли поразительный контраст с моложавостью его наружности.

— Да, — воскликнула Лора Мэсон. — Это единственный сын мистрис Дэррелль, Ланцелот Дэррелль — не правда ли, какое романтическое имя, мисс Винсент?

Элинор вздрогнула. Этот Ланцелот Дэррелль был законным наследником состояния де-Креспиньи. Как часто слышала она имя этого молодого человека! Так это он стоял бы между ее отцом и богатством, если бы был жив ее милый отец, или, может быть, его родственные права уступили бы более родственным правам дружбы.

Портрет этого молодого человека висел в той комнате, где она сидела. Он, может быть, и жил в этом доме. Где было ему жить, как не в доме его матери?

Но Элинор скоро успокоилась на этот счет, потому что Лора Мэсон в промежутках занятий за чайным столом, очень много говорила об оригинале этого портрета.

— Вы находите его красавцем, мисс Винсент? — спросила она, не дожидая ответа. — Разумеется, вы находите, все находят его красавцем, а мистрис Дэррель говорит, что он так изящен, так высок, так аристократичен! Он со временем получит Удлэндс и все богатство де-Креспиньи. Но, разумеется, вы не знаете ни Удлэндса, ни де-Креспиньи. Как бам знать, когда вы никогда не бывали в Беркшире? А он, де-Креспиньи, это противный, неугомонный ипохондрик, но Ланцелонт Дэррелль такой талантливый! Он художник, и все акварельные эскизы в гостиной и чайной комнате его работы, он поет, играет и танцует восхитительно, ездит верхом, играет в крикет, отлично стреляет. Не воображайте, пожалуйста, что я влюблена в него, мисс Винсент, — прибавила молодая девушка, краснея и смеясь.

— Я ведь никогда не видала его и знаю все это только понаслышке.

— Вы никогда его не видали! — повторила Элинор.

Стало быть, Ланцелот Дэррелль не жил в Гэзльуде.

— Нет, — вмешалась вдова. — Я с сожалением должна сказать, что у сына моего есть враги между его родными. Вместо того, чтобы занять положение, на которое его дарования — не говоря уже о его происхождении — дают ему право, он принужден был отправиться в Индию по торговой части. Я не удивляюсь, что душа его возмущается против такой несправедливости. Я не удивляюсь, что он не может простить…

Лицо мистрис Дэррелль помрачнело при этих словах, и она тяжело вздохнула. После, когда обе девушки остались одни, Лора Мэсон намекнула на разговор за чайным столом.

— Кажется, мне не следовало бы говорить о Ланцелоте Дэрреле, — сказала она — Я знаю, что его мать несчастлива насчет его, хотя я не знаю, наверно, почему. Видите, его две тетки, которые живут в Удлэндсе, отвратительные, хитрые старые девы, и им удалось удалить его от его деда де-Креспиньи, который должен оставить ему все свои деньги. Я не вижу, кому другому может он их оставить теперь. У де-Креспиньи был университетский товарищ старик: думали, что ему достанется Удлэндс, но, разумеется, это была нелепая идея: и старик — отец той самой мистрис Баннистер, которая рекомендовала вас, мистрис Дэррелль, — умер, так что все это и кончилось.

— А Ланцелот Дэррелль непременно получит это состояние? — спросила Элинор после довольно продолжительного молчания.

— Да, если де-Креспиньи умрет без завещания. Но эти две старые лицемерки, сестры мистрис Дэррелль, не оставляют его ни днем, ни ночью, могут его уговорить, наконец, а может быть, уже давно уговорили написать завещание в их пользу. Разумеется, все это очень огорчает мистрис Дэррелль. Она обожает своего сына, у нее детей больше нет. Говорят, в детстве она ужасно его баловала, и она не знает, богач он будет или нищий.

— А между тем мистер Дэррелль в Индии.

— Да. Он уехал в Индию три года тому назад. Он надсмотрщик над плантацией индиго в каком-то месте, название которого и выговорить нельзя, миль за сто от Калькутты. Он, кажется, очень несчастлив и пишет редко — не больше одного раза в год.

— Стало быть, он не очень добрый сын, — сказала Элинор.

— О! этого я не знаю. Мистрис Дэррелль никогда не жалуется и очень им гордится. Она всегда называет его «сын мой». Но, разумеется, от этого и от другого она часто бывает несчастлива, так что, если она иногда будет несколько строг а, мы постараемся иметь с нею терпение — не так ли, Элинор? Могу я называть вас Элинор?