Золотая сетка - Корреа Эстрада

Как есть ерунда. Но что-то меня заставило на другой день внимательно слушать все звуки из телевизора. На заставке "Меса редонда" он как-то странно свиристел, будто играл одновременно две мелодии.

Я в этой технике не особенно силен. Но тут, почесав репку, я решил, что не побоюсь выставить себя в случае чего подозрительным маньяком, и попросил у Кувалды, днюющего и ночующего у нас (благо, не особо обременен был делами аспирант и младший преподаватель), отвертку.

Удивился, но сбегал к тетушке Хеновеве и принес просимое.

Я уже говорил, что не особо разбираюсь в этой технике. Но где что и для чего, в общих чертах понимаю. И лишнее обнаружил довольно быстро.

Это оказался увесистый, на два килограмма, кусок взрывчатки. Я только догадывался, что это должна быть взрывчатка, сам ее отродясь в руках не держал, но Кувалда, отбарабанивший в армии положенные два года, признал что-то похожее на гексаген. Детонатора, правда, не было. Какой же придурок повезет бомбу со вставленным детонатором? И было еще устройство со спичечную коробку, оно-то и свиристело параллельно с заставкой "Меса редонда". Был бы детонатор, включило бы.

Нет детонатора, свистит вхолостую. Такая вот самоделка.

Обалдевшее семейство следило за мной, как за фокусником, вынимающим кролика из шляпы. Взрывчатку и механизм запуска, правда, свинтил Кувалда. Он лучше остальных знал, как с этим обращаться.

– А дальше что с этим делать?

Это Макс у меня спросил, но сам же и ответил:

– Утопить все вместе, и телевизор и взрывчатку.

– Концы в воду?

– Типа того.

Но возразил неожиданно Кувалда:

– Ребята, не подумайте, что я такой патриот социалистической родины. Но, во-первых, от близнеца этого ящика погибло народа уйма. Криминал налицо, а мы, как ни крути, замешаны. Свидетели минимум, потому что в бумажке, вот она – и он потряс куском зеленой картонки, – имя транспортировщика. По номеру грузового талона владелец билета вычисляется за две секунды!

Я могу не любить социализм и Фиделя, но если они, шлюхины дети, меня невзлюбят, мне придется туго. Тут, мои дорогие, принято бить своих, чтоб чужие боялись. К тому же, Макс, во-вторых, вот ты рот раззявил, взял чужой коробок, а ведь на том, что остался у террористов, бирка с номером тоже осталась. И не факт, что ее уничтожили, и не факт, что не доберутся до этой команды подрывников. Доберутся, знаю я наших бульдогов, дайте только время. И в какой заднице мы будем?

Против логики не попрешь, прав был Кувалда.

– Уехать отсюда поскорей, – поежилась Мария. – Пока никто ничего не проведал.

А вот тут уже я возразил:

– Мы-то свалим. А Маурисио? Он-то тут как гвоздем пришит, ему свалить не выйдет.

В любом случае он под самым большим ударом стоит. Что, бросим?

– Ну так придумай что-нибудь!

Эта реплика прозвучала в унисон на четыре голоса.

И я стал думать.

Подумав, я отмел как практически невероятную возможность того, что неведомые террористы не уничтожили багажный талон. Если настолько не соблюдают конспирацию, значит, профнепригодны, а профнепригодным не удалось бы устроить взрыв. Таким образом, ниточка к нам с этой стороны отсекается. Можно было бы и концы в воду.

А с другой стороны, народа погибло много, и совесть не вся пропита Вязаться с местной охранкой… Тогда уж не с полицией, а с контрразведкой. Это серьезная публика. Полиция – что с нее взять, начнет нас первых подозревать, трясти и таскать на допросы. Того гляди, кончится депортацией. А у нас так славно все уже устаканилось, и вроде даже Мариковы подручные со следа сбились.

Или по крайней мере отстали.

– Так мы и сделаем: и невинность соблюдем, и ребенка заведем. -???!

– Маурисио, у тебя есть какой-нибудь знакомый стукач?

– У нас этого добра как у сучки блох!

– Тогда найди такого, которому все это нежданное счастье можно подкинуть.

Главное, чтоб нас сдали не в полицию, а к серьезным людям Понимаешь, о чем я?

Хмыкнул Кувалда.

– Лучше я знаю вариант – все можно человеку рассказать, и не сдаст.

Тут уж глаза вылупили мы с Максом:

– Какой такой, к едрене фене, стукач получается? У него, случайно, пиджак не прорезан, чтоб крылышки выпускать?

Мария хихикала:

– Мальчики, это Куба, тут и не такое бывает!

– Зачем ей пиджак прорезать, – отвечал Кувалда, – если она отродясь их не носила и вообще предпочитает полуголый вид?

– Твоя баба? – с хода просек ситуацию Макс.

– И да и нет. Она женщина, можно сказать, общественная.

– Проститутка, что ли?

– Ну, – замялся Кувалда, – не совсем. Она танцовщица в "Тропикане". А до этого была в цирке акробаткой. Оттуда я ее и знаю, и уж поверьте, знаю, как облупленную.

Танцовщица в "Тропикане" – этим сказано было все. Это означало хорошо образованную, воспитанную, умеющую поддержать беседу и деликатно промолчать, обязательно смуглую и сумасшедшее красивую профессионалку. Они были легальными, неофициально разрешенными проститутками, они стоили очень дорого, подобно японским гейшам или гетерам высшего разбора в древней Греции.

И все до единой проходили проверку на политическую благонадежность, и всем вменялось в обязанность сообщать, если что-то кое-где порой. А иначе – прощай, "Тропикана", красивая жизнь в нищем городе и заграничные гастроли, откуда труппа возвращалась ополовиненной. Девчонок расхватывали, как горячие пирожки. Нет, не по борделям, не найдете вы в Европе кубинку в борделе. Этих девочек брали замуж, не смущаясь прошлым. А на их место выстраивалась очередь из претенденток, и уж конкурс там был – куда любому институту!

Такова была и Зорайда Васкес, тридцатидвухлетняя обольстительница, замечательная танцовщица и акробатка. Нет-нет, на самом деле она была артистка, какую и в европейский цирк взяли бы. Мы специально пошли посмотреть на нее в "Тропикану".

И пригласили к столу. Кувалда представил нас, и мы поболтали с полчаса.

Макс сразу очаровался – фигура такая, что я его понимаю. Я-то больше смотрел в глаза и слушал, что и как говорит. И уверился в правдивости характеристики, данной Кувалдой: "Если ты сам не гад – не сдаст ни в жизни!" Потому что в перьях и блестках сидел перед нами, отбросив напускную томность, такой простой и честный пацан, что любо-дорого. Не девчонка, мальчишка, с мальчишеской любовью к авантюрам и риску, к опасным трюкам, с мужским пристрастием к адреналину в крови.

Это не все, далеко не все мужчины могли разглядеть, тем больше по ней сходя с ума: успеху ее завидовали и вдвое более молодые.

Кувалда пригласил ее на другой день к нам и выложил все как есть про телевизор и его начинку. И про наше желание стоять в сторонке.

– А копается с этим пусть твой кузен Мартин.

Мы уже были просвещены насчет того, что кузен Мартин Васкес служил именно в контрразведке в звании капитана.

– А! – махнула она рукой. – Мартина услали в Сантьяго, там он сейчас служит. А между прочим, это хороший повод дать ему вернуться в столицу. Давайте дружно придумаем, как у меня очутился этот коробок, и я отошлю братцу письмо. Или позвоню. Почему, спросят, кузену, а не по ведомству? А какая разница, все равно по тому же ведомству получается. А какой спрос с меня, шлюхи? А уж братец припылит, и найдет, как примазаться. Добро, договорились!

Очень скоро мы пили кофе в гостиной с высоченными потолками, какие часты в Старой Гаване. Обшарпанный дом с колоннами, антикварная мебель. Ее просто не меняли лет пятьдесят, а то и больше. И телефон был старомодный, настенный, с рогатыми держателями для трубки, времен еще до диктатора Батисты. Зорайда разговаривала со своим кузеном в Сантьяго.

– Ну не мыло, но что-то на него похожее. Вес? Килограмма два, наверно… ты что стонешь? Хорошо-хорошо, под кровать поставлю… зеленая картонка, что-то от авиабилета. Устройство? Это ты меня спрашиваешь? Я в этом разбираюсь, братик, гораздо хуже, чем ты в кружевном белье. Не разбираешься в кружевном белье? А я разбираюсь в электронной ерунде? Не ерунда? А я почем знаю?! Короче: дело семейное, можно сказать. Мне принесли и попросили тебе передать. Почему тебе? А потому что пол-Гаваны знает, кто кузен Зорайды Васкес! Желаешь взяться сам, я к твоим услугам. Не желаешь, звоню Педрито. Перезвонишь через пять минут? Хоть через пятнадцать, я не спешу. И попробуй только сказать, что я сделала все не как полагается!!!

Она повесила трубку на рогатые рычаги.

– Родня родней, а друзья друзьями. Я ему не сказала, что у меня завтра как раз начинается командировка с одним немцем. Недели две меня тут не будет, некого ему будет допрашивать. Он собрался развернуться с тем барахлом, что в коробке, один, – ему ж выпендриться надо! Зачем делиться с кем-то, вдруг звездочек на всех не хватит? И отмазка есть – дело-то семейное. Притом у нас есть предписание о сохранении инкогнито агентуры. К такому делу, ясно, это не относится, но если нарвется братишка на коллег, можно сыграть под дурачка. У нас это, знаете ли, часто проходит! Знаете, почему? Дураков много. А умному дураком притвориться куда легче, чем наоборот.