Ребус-фактор - Александр Громов

Дом тоже слегка покосился, как после землетрясения, хотя его точно не было. Твердь вообще малосейсмическая планета. Когда сто миллионов лет назад Северному материку неизвестно зачем вздумалось отколоться от Большого – тогда трясло, наверное, будь здоров. Но теперь у нас тихо, только по периферии обоих континентов иногда потряхивает да еще в окрестностях Бездонного озера. Геологи говорят, что там рифт, который миллионов через двадцать лет порвет Большой материк надвое. Геологи и астрономы горазды пророчить – поди проверь их прогнозы!

Судя по хрюканью и возне в свинарнике, мама кормила скотину. Я было направился прямиком туда, но тут она сама вышла из дома.

– Ларс!

– Мама!

Мы обнялись. Она уткнулась мне в плечо, но уже через секунду стукнула меня кулачком по лбу – не нежничай, мол. Ну да, она у меня такая.

– А в свинарнике-то кто? – спросил я.

– Работник.

– Ого! Работника держишь?

– То поле, что за Сухим ручьем, отдала в аренду. Новые поселенцы, семья целая, народ глупый, хорошо, хоть старательный. Ничего, привыкают понемногу, учатся. Один из них у меня в работниках, я ему плачу половину того, что получаю от аренды.

– Не много ли?

– Так ведь и поле не ахти. Ничего, с тех пор как ты перебрался на казенные харчи, мне хватает. Много ли надо, чтобы жить?

Я вспомнил землян – большинству из них такая жизнь показалась бы сущим кошмаром. Я вспомнил колонистов с Саладины – для них такая жизнь была бы раем. Все в мире относительно.

– Я тебе денег привез, ма.

– Откуда у тебя деньги?

– В метрополии нам выдавали суточные.

Мама усмехнулась.

– Экономил?

– Все равно некогда было тратить.

– Что, все время учился?

– Почти. Для чего меня туда послали – отдыхать, что ли?

– Вымотался? Бледный стал, вижу…

– Кто вымотался? Я вымотался? Просто в метрополии солнце дохлое – вот загар и сошел… Давай-ка я прямо сейчас крышей займусь. Жаль, времени у меня мало, но крышу перекрыть хватит…

– Времени совсем нет, – очень серьезно сказала мама.

Я отступил на шаг. Она не шутила.

– Рассказывай, – потребовал я.

– Ты не здесь должен быть. Тебе надо ехать к дяде Варламу, и срочно. Прямо сейчас. Я не хотела говорить тебе это по телефону.

Мне очень не хотелось прямо сейчас ехать к дяде Варламу. Мне хотелось побыть дома.

– Ну, до завтра-то дело, наверное, терпит?

– Даже до вечера не терпит. Поешь, отдохни не больше часа – и гони.

– За час электроцикл не зарядится. Часа два, не меньше…

Только этот аргумент подействовал на маму. И то я видел: она чуть было не предложила мне взять лошадь. Спору нет, Зараза Младшая – хорошая кобыла, получше даже своей покойной мамаши, но никакой лошади не доставить меня в Штернбург меньше чем за трое суток, а на электроцикле я буду там к середине ночи, если только не сверну себе шею на рытвинах дороги. Ничего, справлюсь. Я вовсе не устал, только утомился слегка.

– Пойду заколю поросенка, – сказала мама, глядя, как я разматываю электрический шнур.

Я удержал ее.

– Пусть живет. Найдется какая-нибудь каша? Не поверишь, соскучился по простой пище. А тебе привез земных деликатесов. Только сейчас ты их не открывай, потом съешь.

Мама ахнула, когда я вывалил на стол содержимое сумки. Рыбка, икорка, грибочки, моллюски и много всякой всячины в консервах и сублиматах, а кое-что и условно живое, анабиозное. У нас это стоит бешеных денег и дальше Нового Пекина обычно не идет, а на Земле – пожалуйста. И не дорого. Наплевать, что половина этой вкуснятины искусственного происхождения, – на Тверди синтетической пищи вообще не делают, потому что какая же метрополия согласится развивать тонкие технологии в колониях? Я читал, что пробовали когда-то выпускать ценных рыб в наши реки, так они у нас все до единой передохли то ли от жары, то ли от паразитов, тем эксперимент и кончился.

– Что там у дяди Варлама стряслось, не знаешь? – спросил я, утолив в первом приближении голод.

– Не знаю, но ты нужен чем скорее, тем лучше…

Вполне могло быть, что она и впрямь не знала. Мама – среднее звено в организации, даже не имеющей названия. Какое еще подполье? Его просто нет. Конечно, есть патриоты Тверди, не особенно любящие метрополию, но ведь они всегда были. И кто может помешать этим людям сообщаться между собой? Не выдуман еще такой закон, чтобы о каждом телодвижении или слове докладывать полиции. Неприязнь к метрополии тоже не наказуема. Господь с вами, группа «Укоренение» давно разогнана, ее активисты покаялись в своих заблуждениях и ведут жизнь добропорядочных колонистов, а больше никаких групп и нет, вот так-то. С кем должна бороться Администрация, кого отлавливать и изолировать? Инакомыслящих? Ни для кого не секрет, что инакомыслящих на Тверди процентов девяносто от общего числа народонаселения. Инакодействующих? Позвольте, а кто действует? Несколько дураков вроде того, что выстрелил в задницу толстопяту, на котором ехал министр? А больше никто. Лишь невидимые ниточки тянутся между самыми разными людьми, фермерами и служащими, лесорубами и студентами, рыбаками на побережье и даже полицейскими. Наверное, от мамы тянутся ниточки к совсем уже низовым звеньям вроде меня, и минимум одна нить – выше. Может быть, эта нить тянется к дяде Варламу, а может быть, между ними горизонтальная связь. Собственно, не было ничего удивительного в том, что маму не посвятили в суть дела.

Мы поболтали о соседях, о моих одноклассниках, о даме Фарбергам, недавно сломавшей ногу на ступеньках школы, о Глисте Сорокине, заглянувшем к маме в прошлом месяце, о видах на урожай, о строительстве узкоколейки и еще о сотне мелочей. Два часа пролетели мгновенно.

Потом я оседлал электроцикл, и мама помахала с крыльца мне вслед. А я радовался, что дороги у нас не асфальтированы, как в Новом Пекине. От сытости слипались глаза, и если бы я гнал по асфальту, да еще на чем-нибудь четырехколесном, то наверняка уснул бы за рулем. Мне же приходилось со всем тщанием «обрабатывать» каждую кочку и рытвину, потому как много ли удовольствия вылететь из седла? Словом, я был очень занят.

Километрах в ста от Степнянска я начал посматривать направо – толпы землекопов с лопатами и мотыгами громоздили там насыпь будущей узкоколейки. Насыпь была невысокой, а толпы – многочисленными. Мигранты, конечно. Новопоселенцы. Того, кто уже устроился на Тверди и стоит на ней обеими ногами, на такую работу не заманишь, тем более что платят на ней гроши, а эти хотя бы избегнут голодной смерти. Впрочем, там, куда насыпь еще не дотянулась, пыхтел и дымил паровой экскаватор, понемногу срезая какой-то холмик.

Насыпь закрыла вид на буш. Потесненный полями и пастбищами, он все еще оставался бушем – тем самым бушем, по которому пробирались когда-то мы с Джафаром, мир его праху. Зато гряда, на которой мы ночевали, возвышалась над насыпью, как спина крокодила над мелкой речной волной. На Земле нам показывали крокодилов и в зоопарках, и так, на воле. В наших морях тоже водятся похожие звери, только без гребня.