Чарующая бесполезность - Татьяна Нильсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы не стали убирать? Почему? — Шапошникову показалось странным, что женщина тихо пришла с чёрного хода на кухню, приготовила еду и не поинтересовавшись, кто в доме и чем занимается, тихо исчезла.
— Вы только хозяйке не говорите. — Людмила прижала руки к груди. — Ещё подумает, что это я задом перед Отаром вертела. Он и раньше как бы заигрывал со мной в отсутствии жены, а в последнее время он вообще с катушек слетел, зажимал меня при каждом удобном случае. Я старалась на глаза и не попадаться. Ну его к лешему! Пришла, тихо приготовила обед и восвояси. А что он уже был мёртв в это время? — увидев утвердительные кивки полицейских, закатила глаза и перекрестилась. — От чего он умер? Уже известно? Сердечный приступ?
— Вы сказали, что это могло закончится именно так— что вы имели в виду? — Шапошников внимательно посмотрел на женщину.
— Отар пил до одури последнее время, много курил, распустился, стал какой-то рыхлый. Жена пыталась его урезонить и объяснить, что в его возрасте такие нагрузки на печень и сердце противопоказаны. Куда там, он и слушать не хотел, женщина для него никогда ровней не была, а уж указывать вообще не дозволялось.
Сергей вспомнил сидящего в кресле Сатырова. Тело обмякло, расплылось серой массой и руки сцеплены на животе, как у известного Ждуна. Он задумчиво произнёс:
— Убили твоего хозяина Людмила, и ты могла что-то слышать или видеть, на что может быть и внимания не обратила. Вспомни, в какой день ты приходила до этого раза?
— Ох, я думала, он сам помер от пьянства или сердца, или давление шибануло, или с лестницы с дурмана кувыркнулся. — она сложила руки на груди и задумалась на секунду. — Я в отсутствие хозяйки старалась не появляться. До этого я была неделю назад. Странного ничего в последнее время не заметила. Нечего мне больше добавить! Извините! — Устьянцева поднялась, порываясь уже вырваться из этого дома, где поселилась смерть, но вдруг остановилась в дверях. — А знаете, мой домишко в деревне, вниз этой же дорогой, так вот я два дня назад, как раз в пятницу ехала на автобусе за покупками в Питер и видела, как возле ворот стояло такси.
— Точное время вспомните? Может быть номер? — следователь оживился.
— Конечно, автобус ходит каждый час по расписанию. Время было четыре часа десять минут. А на номер я и внимания не обратила.
Глава 9
От мраморного пола и белых кафельных стен кабинета веяло холодом. Гульбанкин поёжился, натянул на себя майку и сел на краешек стула. На теле он ещё ощущал холодное прикосновение фонендоскопа, а руку, кажется, ещё сжимала манжета аппарата для измерения артериального давления. Из приоткрытого окна доносился весёлый шум улицы, и тонкая тюль колыхалась от лёгкого ветерка.
— Ну-с, милейший, сегодня с чистой совестью я могу отправить вас домой. — врач средних лет играл роль доктора Айболита, и у него это прекрасно получалось, пациенты ему верили и любили, а персонал хоть и похихикивал за спиной над странностями, однако уважал за профессионализм. Он ещё раз просмотрел медицинскую карту Гульбанкина и поднял небесно-голубые глаза на пациента. — Вы должны соблюдать все предписания, желательно раз в пол года ложиться в клинику для курса терапии, не злоупотреблять алкоголем, ни в коем случае не курить и, конечно, перестать нервничать и исключить по возможности все стрессовые ситуации. Это я категорически вам рекомендую! Пока вы собираетесь, я подготовлю выписку.
Эдуард Аркадьевич чувствовал себя почти как новым. Он легко дышал, у него появился аппетит, и сегодня утром он уже сделал зарядку. Александру он не видел целых два дня и почему-то начал скучать по ней. Для него это оказалось открытием. Гульбанкину хотелось разговаривать с ней, хотелось, чтобы её тёплые руки укрывали одеялом, он даже с удовольствием и без смущения оголял задницу для укола. Сегодня, после двух выходных, была её смена. Она мелькала мимо него, занятая другими, неотложными больными, разносила лекарства, капельницы, отвечала на звонки, в общем занималась обычной круговертью. Гульбанкин давно выучил режим и расписание больницы: колгота происходит в первой половине дня, когда поступают новые, пациенты, врачи отправляются на обход по палатам, отдают новые назначения, потом удаляются на операции. Неходячие больные получают завтрак в палаты, ходячие, шаркая тапочками по линолеуму, идут трапезничать в столовую. Эдуард знал, что к обеду колгота стихнет и только тогда он сможет спокойно поговорить с Александрой, но находиться в постылой палате, на потолке которой он уже знал каждую трещинку, уже не имелось сил. Ему хотелось домой, в уют, покой, к обычным запахам, привычным вещам, к своим бонсай. Он достал из шкафа одежду, понюхал рубашку— она ещё пахла одеколоном, которым он пользовался в тот роковой вечер убийства. Гульбанкин вспомнил мелочи, которые происходили в тот момент— лёгкий надрыв Петра Лещенко— «Ах эти чёрные глаза», обильный стол и застывшие, испуганные физиономии присутствующих, и Светочка безвольно обмякшая с серым лицом. В какую-то секунду мысли подкинули некую странность— Эдуард понял, что и в прекрасном доме его ждёт холодное и безысходное одиночество. Он начал искать ответ в своей душе, мыслях и сердце и неожиданно до него дошло, что совсем не желает покидать больницу, потому что в ней сейчас находится Александра! Гульбанкин решил во что бы то ни стало поговорить с ней до того, как выйдет из дверей лечебного заведения. Он позвонил водителю, чтобы тот забрал его через двадцать минут, а сам, сменив одежду, медленно вышел из палаты. Неторопясь и постоянно оглядываясь Эдуард направился по коридору, в надежде, что встретит медсестру. Она
