Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы - Яков Гордин

Лефорт: "Все заняты теперь мыслью о новом образе правления; планы вельмож и мелкого дворянства доходят до бесконечности; первые желают присвоить себе верховную власть в форме аристократической. Они предполагают устроить три государственные верховные учреждения, а именно: Верховный тайный совет, состоящий из 12 членов, есть глава правления, Сенат из 60 и для мелкого дворянства собрание из 100 с ограничением, чтобы эти три учреждения никогда в важных случаях не сходились и не составляли одного учреждения и чтобы за Верховным советом оставался всегда совещательный голос".

Рондо: "Не могу пока в точности изложить… какую форму правления русские думают установить, но молва идет, будто, во-первых, императрице назначена будет определенная сумма на расходы по двору: она не будет заведовать никакой частью войска, кроме частей гвардии, содержащих караул в ее дворце, во-вторых, учрежден будет новый Верховный совет из 12 знатнейших вельмож, которому вверится управление всеми важнейшими делами: объявление мира и войны, заключение дружественных союзов и т. п.; назначен будет государственный казначей, обязанный давать Верховному совету отчет в расходовании государственной казны, в-третьих, учреждается Сенат из 36 членов, рассмотрению которого важнейшие дела подлежат до их внесения в Верховный совет, в-четвертых, учреждается собрание из 200 лиц низшего дворянства для охраны прав его в случае, если Верховный совет покусится нарушить их, в-пятых, учреждается особое собрание частью из дворянства, частью из купечества; собрание это обязано будет наблюдать, дабы народ не подвергся притеснениям. Таков общий план, над которым они работают, хотя пока еще не столковались, как устроить дело".

Как мы увидим, резкое отличие сообщения Лефорта от трех остальных объясняется тем, что он совместил планы разных групп.

Милюков, внимательно проанализировав эти сведения и присоединив к ним свидетельства шведских дипломатов Дитмера и Мориана, реконструировал план государственной реформы, предложенный Верховному совету князем Дмитрием Михайловичем 23 января.

1. Императрица лично и бесконтрольно распоряжается только своими карманными деньгами (размеры которых определяются в 500 тысяч рублей ежегодно). Она начальствует только над отрядом гвардии, назначенным для ее личной охраны и караулов во дворце.

2. Верховная власть принадлежит императрице вместе с Верховным советом, который состоит из 10–12 членов, принадлежащих к знатнейшим фамилиям. (Императрица имеет в Совете только два, по другим сведениям, три голоса. Иностранцы, за личным исключением Остермана, в члены Совета не допускаются.) Совет ведет важнейшие дела по иностранной политике: войну, мир, договоры; он же назначает на все должности и начальствует над всеми войсками (к числу их прибавляются два гвардейских полка). По другому, более точному известию, войсками начальствуют два фельдмаршала, отдающие отчет Совету. Для финансов избирается Верховным советом государственный казначей, который должен отдавать Совету самый точный отчет о мельчайших государственных расходах.

3. Сенат, из 30–36 членов, предварительно рассматривает дела, вносимые в Совет, а также представляет высшую судебную инстанцию.

4. Палата низшего шляхетства, из 200 членов, охраняет права этого сословия в случае нарушения их Советом. (Всякий знатный шляхтич, уличенный в преступлении, наказывается по законам, но наказание не распространяется на его семейство.)

5. Палата городских представителей, по два от каждого города, ведет торговые дела и интересы простого народа[82].

Я счел возможным пойти на некоторые повторения и уделил столько места этому сюжету, потому что он — ключевой для новой русской истории. От того, реализуется или не реализуется план князя Дмитрия Михайловича, с теми или иными коррективами, зависела судьба России на столетия вперед, то есть наша судьба.

Смешно думать, что само по себе принятие подобных установлений обеспечивало безмятежное конституционное существование страны. Оставалось еще множество роковых проблем, главной из которых было крепостное право, кровно затрагивающее сиюминутные интересы большинства дворян, отнюдь не способных взмыть духом над этими интересами. Оставался цепкий слой средней и низшей бюрократии, вовсе не жаждавшей попасть под контроль представительных учреждений. Оставался естественный для генералитета имперский принцип — расширение территории как форма существования. Мы помним, что князь Дмитрий Михайлович был конфидентом и советчиком царевича Алексея, собиравшегося отказаться от этого принципа. Но если по части обеспечения личной безопасности и имущественных гарантий намерения Голицына вполне внятны были и бюрократам, и генералам, то в вопросах власти столкновение было неизбежно. Если взглянуть на план князя Дмитрия Михайловича с этой точки зрения, то станет ясно, что в начертанной им структуре нет места совершенно особой мощной группировке, к тому времени четко оформившейся, — генералитету военному и статскому. Страной должны были управлять Верховный совет и Сенат — органы надсословные и надгрупповые, а также представительные собрания шляхетства и горожан — третьего сословия. "Трибунала", представляющего интересы генералитета как отдельной группировки, план не предусматривал. И странно было бы, если бы это сплоченное и агрессивное по сути своей детище петровской реформы смирилось с подобным положением.

Преодолеть это препятствие можно было только заручившись поддержкой шляхетства. Но, как мы увидим, князь Дмитрий Михайлович не сумел найти себе союзников, а генералитет — сумел…

Разумеется, даже в случае победы Голицына и его соратников, в случае принятия Верховным советом и императрицей нового устройства, на этом новом пути страну поджидало бы немало катаклизмов. Были бы и разгоны непослушных шляхетских и городских палат, были бы рецидивы самодержавного деспотизма, опирающегося на бюрократию и военщину. Но это уже была бы борьба внутри принципиально новой ситуации. Палаты, истинные представители свободного общенародия, — до конструктивного участия крестьянства в политической жизни дело дошло бы не скоро, хотя и двигалось бы в эту сторону, — палаты постепенно отвоевывали бы себе все большие права.

В протяженной политической борьбе необыкновенно важна точка отсчета. После Великой хартии вольностей и других конституционных установлений Англия знала и кровавые гражданские войны, и свирепый деспотизм Генриха VIII, и правление Марии Кровавой, но, несмотря на все это, движение шло в сторону увеличения свободы и развития представительных учреждений. И когда безумный Карл I Стюарт попытался перечеркнуть права парламента, ставшего законной властью не только де-юре и де-факто, но — что самое важное — психологически законной властью для большинства англичан, то это привело к революции и, несмотря на три десятилетия Реставрации, к падению абсолютизма — уже навсегда.

Когда безумные французские Бурбоны попытались отмахнуться от выработавшихся столетиями прав парламентов (местных судебных органов), магистратов и, главное, Генеральных штатов, то произошла революция.

И в Англии, и во Франции для большинства населения мятежниками, нарушителями закона были не парламент, не Генеральные штаты, но — короли. И Франция, несмотря на краткие ужасы якобинского террора, сквозь все потрясения и смены режимов уже через два десятилетия после Робеспьера вышла в достаточно либеральное политическое бытие. Во всяком случае, режимы реставрированных Бурбонов, Орлеанского дома, империя Наполеона III (особенно вторая половина) были либеральнейшими системами по сравнению с российским самодержавием XIX века и тем более с чудовищным коммунистическим режимом.

У России не было точки отсчета. "Ограничительные записи" XVII века не могли стать такой точкой, ибо не претворились в ясные государственные установления и не получили статуса закона в массовом сознании.

Принятие плана князя Дмитрия Михайловича могло стать такой точкой отсчета…

Анализируя проект Голицына, Милюков опирался на работу шведского историка Иерне, который, сопоставив тексты кондиций и основного плана со шведским законодательством, показал, что именно шведская "форма правления" лежит в основе голицынских проектов. Причем не столько современная Голицыну и Фику, сколько прежняя, существовавшая до установления абсолютизма Карлом XI — отцом Карла XII. Оно и понятно — Фик был хорошо знаком именно с этой "формой". Это обстоятельство еще раз подтверждает давнюю готовность князя Дмитрия Михайловича к радикальной реформе власти. Хотя он и консультировался в январские дни с датчанином Вестфаленом и шведом Дитмером, но использовал то, что уже было им заготовлено, задолго до смерти Петра II…