Восстание - Радмила Александровна Ёлкина

– Как ты это делаешь?

– Не знаю, – мы немного помолчали. – Зачем идти в город именно сегодня?

– Вот Дима, а! Сказал же ему, чтобы не кому не трепал об этом!

– Он лишь просил меня не говорить Вике. И зачем ты берешь его с собой?

– Для прикрытия. Он ничего не знает о лекарствах, потому что настоящих лекарств у рабочих никогда не было. Для вас отвар ромашки лучшее средство. А у Дежурных есть эти настоящие лекарства. Пока Дима будет добывать запасы, я проберусь в дом Дежурных. Я знаю, слишком рискованно, но…

– Не стоит рисковать из–за меня. Поверь, я того не стою. Да и как ты решился идти в город, если мы с тобой в последнее время не в ладах? Это глупо.

– Вовсе нет. Поверь, Таня, ты стоишь того, чтобы сделать для тебя что–то рискованное, – эти слова так растрогали меня и согрели, что я слегка улыбнулась Максу. – И как ты доковыляла сюда? – быстро он перевел тему.

– Просто хотелось поговорить. Я знала, что ты сидишь у реки, и пошла тебя искать.

– Надо же! Обычно я не такой предсказуемый, – шутил Дежурный. Мы снова замолчали. И у меня еще были вопросы, и он видел это, наверное, по моему взгляду. – Хочешь еще о чем–то спросить?

– Да. Игорь ведь тоже Дежурный, верно? Именно поэтому вы с ним сразу поладили. Его выдало то, что он и понятия не имеет о том, как живут обычные рабочие. Никогда ни у одного рабочего не было такого хорошего настроения, как у него вчера. Он рассказывал об этом с таким воодушевлением, что меня это насторожило. И я уже не знаю, на чьей я стороне. На стороне таких, как все эти люди, на стороне обычных рабочих, или на вашей стороне с Игорем. Я уже не знаю, чему верить. Вот и сейчас не знаю, думать, что это ты привел правительство, или закрыть глаза и отбросить эти мысли. Но мне кажется, я уже сделала выбор.

– Не нужно ничего делать, Таня, – отвечал Дежурный, бросая камни в воду, – ведь никогда не знаешь, что будет после этого. Лучше оставлять все как есть, надеясь на то, что судьба сама распорядится тобой так, как нужно. Но это совсем не для тебя. В душе ты боец, и таких мало.

– А кто ты?

– Я не знаю. Я себя еще не нашел, – он улыбнулся мне грустной улыбкой. – Я только всегда знал, что не буду настоящим Дежурным. Я всегда считал себя не таким, как все они. Я смотрел, как люди работали, их били и унижали, и все равно хотел быть как они. Хотел быть таким же свободным. Хотел узнать, какого это быть такими как вы. И я узнал. Самое главное, что вы все тут не понимаете, какое это счастье. Ты скажешь, что я далеко не прав. Но когда–нибудь ты сама поймешь, что ты жила хорошо, что именно рабочие живут так, как мечтает каждый человек.

– Мы не живем, Максим, мы выживаем, пока правительство наслаждается жизнью. Каждый божий день мы просыпаемся, чтобы работать и работать. В нашей жизни нет ничего привлекательного. Мы низший слой общества, мы никто, мы ничего не стоим. Все правительство думает, что мы неотесанное стадо баранов, что в нас нет чувств, ума, душевной красоты. Они думают, что мы бесчувственные люди, которыми можно управлять, которые сдохнут, и ничего страшного от этого не произойдет, ведь мы ничего не стоим. Так что ты не прав. Жизнь рабочих полна всякого дерьма, об этом ты точно ничего не знаешь.

– Вы чувствуйте, вот что делает вас особенными. По мне, нет ничего на свете важнее чувств. У вас они на первом месте. А знаешь что на первом месте у правительства? Власть. У них совсем нет чувств, может и есть, но это ничего не меняет. К примеру, сравним твою семью и мою. У нас семьи создаются для того, чтобы в будущем создать армию. Поэтому выбирают родителей с сильными генами. Все происходит без чувств. Мои родители заключили брак по приказу. Да, у них было все: прекрасный дом, куча подданных, много богатств. Но не было любви. А у вас она есть. Ваши с Варей родители любят вас, а меня не любили, я знал это. До двенадцати лет меня баловали, делали все, что я хотел, лишь бы я отстал от всех них. Поэтому, они спокойно, сухо, попрощались со мной, когда отправили в гимназию для Дежурных.

– Тогда откуда же ты знаешь про любовь, если у тебя ее не было?

– В десять лет я попросил у своих родителей пса. Это была огромная овчарка. Когда я первый раз ее увидел, я думал, что она в скором времени сожрет меня. Но это был пес невероятный! Казалось бы, овчарка, ее приручишь к себе только жесткостью характера. По просьбе отца я начал с того, что старался научить этого пса подчиняться мне. Но он так лаял на меня, что я тут же убегал в другую комнату. Как–то раз родителей не было дома. Я пришел к этой собаке, дал ей кусок мяса, который специально не ел на обеде, и косился на то, как она ела. Я помню, как удивился, когда она не зарычала на меня, вместо этого она демонстративно отвернулась. Так продолжалось неделю. Потом, когда родители куда–то уходили, мы вместе играли в моей комнате. Этот пес лизал мне руки, лицо, а я в ответ разливался смехом. Мы стали друзьями. Родители даже слышать не хотели, что я хочу дать псу кличку. Но все–таки я ослушался их. Я назвал его Борей. Он так откликался на это имя! С такой радостью, что я сам стал ощущать счастье, когда звал его к себе. Но я понимал, что родители не должны были знать о моей дружбе с собакой. Они искренне верили, что Боря боится меня, раз все время лизал меня, всегда крутился рядом, они думали, что он угождает мне. Но родители были не правы. И вот как–то раз я заснул на полу в своей комнате у Бори на боку. Отец, когда это увидел, пришел в бешенство. Помню, как мать называла меня неженкой, кривя губы. Она ненавидела мою чувствительность, как и отец. И чтобы проучить меня, они повели меня в лес вместе с Борей. Сначала я думал, что это обычная прогулка, но потом отец достал ружье. Он убил Борю. И только после