Капитан повесился! Предполагаемый наследник - Уэйд Генри

Лотт с мрачным видом попросил счет, сердито оплатил его – он сомневался, что принимающая сторона возьмет на себя расходы на ужин, даже если на этом настоял бы его шеф. Дульси зевнула во весь рот и грациозно потянулась. Роуз послала синьору Кантолини воздушный поцелуй, и вся компания вышла на свежий воздух. Они оказались на маленькой площади, где прежде находился сенной рынок.

– Что ж, очень благодарен, милые дамы, что вы составили мне компанию, – начал прощаться Лотт в своей прежней любезной манере.

Роуз приподняла бровки.

– Разве вы не проводите нас домой? – спросила она. – Мы живем вместе, отсюда недалеко.

О господи, помоги! Только этого еще не хватало!

– Я… Я не знаю… Мне… Я не могу, – забормотал Лотт.

– Чего вы испугались? Вы же не парень моей мечты, дорогой, – заметила Роуз. – Просто нам с Дульси неохота возвращаться домой в одиночестве. Мало ли что случится, а нас надо беречь, мы в театре на главных ролях. – Она взяла Лотта под руку. – Идем, Дульси, цепляйся за него с другой стороны. Не так уж часто доводится идти домой в сопровождении полицейского эскорта.

И вот поздней сентябрьской ночью Герберту Лотту, инспектору полиции и пуританину, пришлось совершить прогулку по улицам Бирмингема под ручку с двумя симпатичными дамочками не слишком строгого поведения. Он старался достойно исполнить роль провожатого, раз уж так получилось. Наконец они подошли к дому на какой-то узкой темной улице. Роуз отперла дверь ключом, Дульси, пробормотав на прощание что-то невнятное, скользнула внутрь.

– Доброй вам ночи, мистер Паркер, – произнесла Роуз и обвила шею изумленного инспектора мягкой рукой. – Вы не такой уж плохой парень, хотя и любите совать нос в чужие дела.

И мистер Лотт, которого бросило в жар от смущения и удовольствия, остался один. Его поцеловала девушка из кордебалета!

Глава XX

Временные отрезки

На следующее утро инспектор Лотт, все еще пребывающий в замешательстве и восторге после ночного приключения, отправился завершать свою миссию в Бирмингеме. Он заскочил в полицейский участок на Гордон-стрит, где нашел суперинтенданта Видала – тот был занят рутинной работой своего подразделения. Представившись и тактично расспросив о результатах расследования ограбления ювелирного магазина, Лотт рассказал о цели своего визита. Видал, являвшийся по совместительству старшим суперинтендантом и главным констеблем города, выслушал его историю с рассеянным и отстраненным видом, что показалось Лотту оскорбительным – создавалось впечатление, будто убийство в соседнем графстве сущий пустяк по сравнению с ограблением в пределах города Бирмингема. Послали за сержантом, который должен был предоставить нужную информацию. А суперинтендант Видал вернулся к чтению и разборке целой горы документов и корреспонденции.

К счастью, сержант-детектив Маскотт оказался человеком иного типа. Он был молод, внимателен, умен и радовался возможности пообщаться с человеком из Скотленд-Ярда. Ему было кое-что известно о сержант-майоре Эпплинге, дежурившем у театра «Пантодром». Он считал его человеком честным, хотя и склонным к бахвальству, и был знаком с констеблем полиции, который, в свою очередь, был хорошо знаком с Эпплингом. Детективы сели в трамвай, проехали несколько остановок, а затем пошли пешком к маленькому дому на окраине города, где проживал вышедший в отставку констебль полиции Холлокот.

Констебль Холлокот принадлежал к разряду честных, надежных и добросовестных служак, которые еще попадаются в полиции и в армии, но так и не получили продвижения по службе – отчасти по чьей-то глупости, отчасти из-за некой провинности в далеком прошлом, а порой просто из личной неприязни вышестоящего начальства к таким вот ответственным людям. Их можно встретить в любой кампании и в любом подразделении, и в самые тяжелые времена они являются надежной опорой начальства. Холлокот почти тридцать лет прослужил в городской полиции, заработал себе на пенсию, но срок службы ему продлили – к взаимному удовольствию самого констебля и наблюдательного комитета. Когда детективы позвонили в дверь, констебль полиции Холлокот, дежуривший до полуночи, сидел за поздним завтраком: на нем были форменные брюки, домашние тапочки и футболка. Побриться и причесаться он еще не успел. При виде сержанта Маскотта он сразу поднялся из-за стола.

Лотта и Холлокота представили друг другу, гостеприимная хозяйка дома, миссис Холлокот, поставила на стол две чашки чая, и начались расспросы. Холлокот был хорошо знаком с ситуацией у «Пантодрома» и часто обменивался о ней мнением с Эпплингом. Ему доводилось наблюдать за тем, как Эпплинг регулирует там движение – с этой задачей, по мнению Холлокота, бывший сержант-майор справлялся не просто успешно, а блестяще. Да, разумеется, Эпплинг не брезговал чаевыми, но всегда был вежлив со всеми, помогал и тем, кто не давал никаких чаевых или же мог дать, но совсем ничтожные. Именно «этим», как проницательно заметил Холлокот, «проверяется, что представляет собой человек». Нельзя утверждать, что Эпплинг не мог поддаться искушению – если сумма подкупа была достаточно велика, – но Холлокот склонялся к мысли, что вряд ли он стал бы связываться, отчасти потому, что был честен. Несмотря на склонность к бахвальству и болтливости, Эпплинг был не дурак.

– Как вы считаете, сэр, кто именно мог его подкупить? – спросил Холлокот.

Лотт старательно описал своего подозреваемого, и последние его надежды рухнули. Холлокот знал сэра Карла Веннинга, даже опознал его по описанию. Он также помнил имя этого джентльмена и сам видел его около театра субботним вечером и в тот же час, о котором говорил Эпплинг. Вечером на представление публика просто ломилась – съехалось множество людей на машинах, и Холлокот помогал регулировать движение. Он видел сэра Карла Веннинга в толпе, выходившей из театра, – сэр Карл мужчина представительный, такого проглядеть просто невозможно. Нет, он не заметил его спутника. Не обратил внимания, куда он дальше пошел, но, судя по всему, не к автомобилю или такси. Нет, у констебля полиции Холлокота не возникло сомнений в том, что это был именно сэр Карл: той субботней ночью он выходил из театра, и было это примерно в половине двенадцатого.

В общем, часть алиби Веннинга была подтверждена – в половине двенадцатого ночи он находился в Бирмингеме. А судя по показаниям девушек из кордебалета, он был там и позднее. Правда, все это противоречило словам самого Веннинга и его друга капитана Бойза – ведь оба утверждали, будто после спектакля поехали домой и вернулись в Хай-Оукс примерно в половине первого ночи. Впрочем, последнее утверждение было опровергнуто слугой Стейнером, тот назвал другое время – половина третьего ночи. Странная получалась ситуация. Если алиби было подстроено, почему расходятся истории, рассказанные Веннингом, с одной стороны, и девушками – с другой, ведь они должны были бы сговориться? Но факт остается фактом, показания сильно различаются, и тому должно быть какое-то объяснение. Единственный выход – тщательно проверить каждую историю, может, тогда удастся узнать истину.

Лотт разделил оставшиеся в Бирмингеме дела на две части. Надо было проверить период времени между двадцатью пятнадцатью и половиной двенадцатого вечера, а затем период с половины двенадцатого до половины второго ночи. Время двадцать пятнадцать было точно определено благодаря показаниям официанта из «Хребта селедки» и Эпплинга, дежурившего у театра. Что касается промежутка времени от двадцати пятнадцати до половины двенадцатого, тут у Лотта имелись лишь утверждения Роузи Уилтерс, что «Карло» и его друг несколько раз выходили из зала. Имелись также и показания девушки, продающей программки, о двух пустующих креслах в партере, но это вряд ли могло оказать существенное влияние на расследование. После половины двенадцатого Лотт снова мог полагаться только на утверждение девушек, что Веннинг повел их ужинать в «Империал». Эта история противоречила словам самого Веннинга, что после спектакля он сразу отправился домой. Для проверки показаний девушек придется расспросить служащих театра. Те, кто находился на выходе из театра по долгу службы, были опрошены уже дважды, причем безрезультатно. А о периоде времени после половины двенадцатого предстояло расспросить персонал «Империала».