В летописях не значится - Евгения Петроченко

Эти мысли скользили, не захватывая меня полностью. Всё же случившаяся неудача сильно выбила меня из колеи.

Наверное, нужно было взять себя в руки и заставить себя действовать в соответствии с новой стратегией сразу же, но я слишком слабая для этого. Мне никогда прежде не приходилось решать настолько важных вопросов и встречаться с настолько серьёзными разочарованиями. Разбитое когда‑то сердце казалось глупым происшествием… Подумаешь, несчастная любовь! Какое это имеет значение в сравнении с жизнью дорогого человека? Тогда чувства медленно убивали душу, но никак не тело. Я выжила, вышла из той ситуации с дырой в груди, с попорченными нервами, но живая.

Теперь же я столкнулась с тем, что родная сестра может прожить совсем недолго, и исправить это своими силами, силами собственного мира невозможно. Я должна действовать, но сначала… я хочу побыть слабой.

Мне нужна перезагрузка, я просто физически никак не могу прямо сейчас начать всё сначала.

С такими мыслями я тихо прошла в ванную, включила воду, а затем долго отлеживалась, смешивая ароматную воду с солеными слезами. Затем сделала гигантскую кружку с чаем, достала запрятанную шоколадку из тех времен, когда моя фигура имела для меня какое‑то значение. Высушила волосы.

Подточила пилочкой ногти, а затем ножницами раскурочила её, избавляясь от пластмассового держателя. Металлической, без колпачка и основания из пластика, она вызывала меньше подозрений.

Достала из шкафа несколько важнейших предметов для интимной гигиены, о которых не подумала прежде, в итоге оказавшись в глупом положении. И пусть они выглядят совсем не местными в магическом мире, в этом вопросе я способна пойти на риск. И так от многого отказываюсь, но пожертвовать такого рода комфортом я не способна.

Полежала несколько минут на кровати, вдыхая запах родного дома. Зашла с телефона в интернет, пролистала ленту, которую уже видела когда‑то, но которая теперь стерлась из памяти. Умные цитаты, смешные картинки, фотографии знакомых… эти милые глупости были такими привычными и их так мне не хватало. Пожалуй, по меркам своего мира меня уже можно приравнять к герою за такое долгое отсутствие в интернете. Но, как и у всех героев, мне это далось слишком высокой ценой.

И тут же я отдернула себя. Какая высокая цена? Саша, ты о чем вообще? Руки — ноги целы. Здоровье при тебе. Тебе не пришлось никого убивать. Тебе даже не пришлось отдаваться Харашу за его магию. Разве что недели прошли вдали от родных, в постоянном беспокойстве о сестре и боязни раскрытия. Вот и всё. Посмотри объективно — события большую часть времени складывались как нельзя лучше, а ты только и делаешь, что ноешь. Одна неудача — и в слезы. А ещё "героиня"!

Такие диалоги с самой собой были не редкостью. Заставляли образумиться и взглянуть на ситуацию по — новому. А ещё чаще заставляли устыдиться собственного нытья.

И хотя меня по — прежнему никто не гнал из родного дома и тиканье часов особого значения не имело, я все же поднялась с кровати, вновь облачилась в ночнушку, взяла необходимые мне пилочку и гигиенические принадлежности и принялась представлять свою комнату в другом мире. Вспоминала мельчайшие детали и устремлялась туда всеми мыслями, всеми клеточками своего сердца, чтобы спустя несколько мгновений подцепить сознанием знакомое ощущение перехода и раствориться нем.

Очередной выдох.

Я открыла глаза и обнаружила, что план удался. Хоть что‑то сегодня прошло как по маслу! Я вернулась не к Гидеону, а в свою берлогу. Тот же поздний вечер, та же уютная теплота, создаваемая магически, тот же шар света над пирамидкой на столе.

Не мешкая, я спрятала принесенное в шкаф, а записки — в книгу.

Вновь надела каффу перед зеркалом. Та прекрасно меня слушалась. По всему выходило, что Рамон нужен был только для её активации, а затем она становилась полностью моей. Все эти магические заморочки до сих пор выбивали меня из колеи. Принадлежность предметов в техногенном мире всё‑таки определялась другими факторами, а не признанием тебя хозяином этими самыми предметами с помощью предварительного магического импульса. Никаких логинов — паролей, только желания, отраженные в мыслях. Удобно, наверное… для магов.

Дохнуло холодом.

Послышалось тихое шуршание.

Я знала, чей это звук. Опадающий пепел.

Следовало, пожалуй, возгордиться собственной расчетливостью. Не зря я надела каффу сразу по прибытии, не зря не отложила это действие до утра.

Когда я обернулась, он уже стоял возле кровати. Моя тесная комнатушка была ему мала. Казалось, чернота заполнила всё окружающее пространство, да так сильно, что даже магический светильник слегка побледнел.

В углах, менее всего освященных, затаились клубы черноты.

Магистр замер, как будто от неожиданности, походя на ворона, предвещающего смерть. Высокий, сильный, подавляющий. От него исходил затхлый холод, на язык просилось добавить "могильный", но сравнивать мне было не с чем.

Против обыкновения, мне не было страшно. Случившееся пару часов назад ударило по мне посильнее, чем неожиданные приходы местных магистров некромантии. Наверное, чего‑то подобного я и ожидала. Подозревала же, что мои перемещения все же имеют какие‑то отголоски, видимые магам. Может, возмущения магического поля, может, отдаленное эхо незнакомой магии, может, разрыв ткани пространства — времени был для них каким‑то образом ощутим.

Нужно только придумать, как выкручиваться. Очень не хотелось бы убегать и начинать всё сначала спустя столетие.

Он шагнул, слишком хищно и плавно для каменного изваяния. Его лицо, казалось, слегка посерело, лишая кожу смуглости, волосы тоже. Незаметно, практически не меняя тона, но всё же привычный цвет мокрого асфальта посветлел. Это было странно, я же видела магистра утром, он был в порядке. Нотки совсем ненужного беспокойства шевельнулись глубоко внутри, совершенно против воли. Какое мне до него дело? Почему я это чувствую?

С минуту он рассматривал меня, держась в отдалении. Снова этот изучающий взгляд, словно я лягушка, которую надо препарировать. И если сначала он казался немного удивленным, то теперь на место этой эмоции пришел изучающий взгляд с долей подозрительности.

Бежать в этом мире мне некуда, поэтому я замираю на месте, готовая, чуть что, вновь ловить то ощущение перехода. Только бы он не напал, только бы не напал…

Неуловимое движение, такое быстрое, что я не успеваю среагировать.

Но вместо нападения, он хватает меня за руку, поворачивая её ладонью вверх. И рассматривает что‑то, видимое лишь ему одному.

Я стою, задержав дыхание.

— Где ты была? — грубо спрашивает он, хватая другой рукой мой подбородок и пристально всматриваясь в лицо.

Мне неудобно. Слишком высоко запрокинута голова, так, что даже шея начала побаливать.

— В своей комнате. До этого в лаборатории. До этого на занятиях… — отвечаю ему я, смотря прямо в глаза. Ложь становится говорить намного легче, чем правду.

Он кривится, смотрит неприязненно и зло.

— Снова врешь.

— Да вы же сами пришли в мою комнату! Посмотрите на меня. Разве похоже, что я где‑то прогуливалась?

Он, наконец, переводит взгляд с моего лица ниже. Сорочка по — прежнему слишком откровенная для этого мира, но пусть смотрит. Пусть думает о чем угодно, кроме того, где я была. Пусть желает что угодно, кроме того, чтобы помешать мне.

Его взгляд всё равно какое‑то время остается изучающим. Тардаэш педантично осматривает мою вздымающуюся грудь, скользит по талии, задерживается в районе бедер, плавно опускается до самых пят…

Затем подозрительность уходит, сменяясь чем‑то хищным.

Но, тем не менее, он не предпринимает никаких действий и только спрашивает странное:

— Где же метка?

Я вырываюсь из его руки, как только опасность сбавила градус, отхожу чуть подальше.

— Не понимаю, о чём вы.

— Кто её снял? — требовательно продолжает он.

И тут до меня начинает доходить. Всё‑таки за три недели в академии я успела научиться что‑то понимать в заклинаниях магов. И не зря я называла его преследователем. Он и правда следил. А я правда попалась.

— Вы за мной следили? — я честно пыталась добавить в голос злости, но вышла лишь обреченность. Сделанные выводы меня даже не удивили, я всегда подозревала, что он не сдастся. Слишком редко он попадался мне на глаза в свете всех своих подозрений. Значит, нашел какой‑то способ наблюдать за мной.

— Кто. Снял. Метку? — зло повторил он, надвигаясь на меня всей своей чернотой.

— Не ваше дело! — вскинулась я. — Вы вообще не имели права вешать её на меня! Это запрещено!

Он хмурился и ничего не говорил, словно мои слова для него были пустым звуком.

А я между тем продолжала, пытаясь до него достучаться: