Политическое животное - Александр Евгеньевич Христофоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это тебе! – Я протянул розу блондинке, она несколько удивленно приняла цветок и улыбнулась. Игнорируя ее реакцию, я вновь крутанул рулем через сплошную, вклинился в поток машин и поехал с немыслимо малой скоростью в прежнем направлении.
И все же мы подъехали точно к назначенному часу. Шеф еще не звонил, значит, был в дороге. Я, показывая документы и ругаясь с постовыми, проходил линию оцепления. Людей собралось невероятно много – сделали свое дело анонсы, выпущенные телевидением. Транспорт сюда не пускали, поэтому мест для машин было предостаточно. Я припарковался, выпустил журналистов и попросил не ждать, встал подле машины и набрал водителя шефа.
– Подъехали. – И сразу за этими словами я увидел черный представительский седан. Охранник открыл дверь, и шеф легко встал с заднего сиденья.
– Здоров! – сказал он, принимая букет в тридцать одну розу. – Мэр приехал?
– Не видел его, иду инструктировать журналистов. – Под таким предлогом я решил сбежать от нервничающего шефа.
– Ну, давай, – он передал букет охраннику и, на ходу поправляя полы пиджака, направился в сторону небольшой группки приглашенных участвовать в событии, что уже собрались напротив памятника, укрытого белым покрывалом.
– Ну, будет там сейчас… – сказал он, не глядя на меня.
– Отзвонятся, – ответил я, понимая, что его беспокоит. Мне очень хотелось узнать, что же сейчас происходит на встрече оппонента, но отвлекать никого там сейчас не стоило.
Я поспешил к журналистам и быстро провел планерку: кому посвящен памятник, кто придумал – «вон тот, с бородой – скульптор, интервью пишите с теми-то».
Журналисты занялись своей работой, шеф болтал с окружением мэра и губернатора, поэтому я спокойно встал в сторонке, подальше ото всех, кто мог пристать ко мне с каким-то разговором. Я достал телефон, он приветливо мигал сообщением: «Как твой памятник, дорогой? Должна была прийти на открытие и написать о нем гадости, но у меня ужасное похмелье». – «Поцелую – и пройдет. А как ваш командир, доехал до своей встречи?» – ответил я и поднял глаза на солнечные блики, добравшиеся до крыш пятых этажей. Тем временем приехал мэр, собрались зрители, и ведущий начал церемонию. Понимая, что могу понадобиться там, я аккуратно протиснулся через толпу и контур охраны. Теперь я видел памятник с обратной стороны, а зрители внимательно слушали ведущего, с любопытством поглядывая на компанию, что собралась за сценой – сын писателя, шеф, мэр и известный городской исполнитель шансона. Телефон дернул сообщением: «Не хами и поправь пиджак, морщится с правой стороны». Я поднял голову в камеру прямой трансляции, улыбнулся и, глядя в нее, демонстративно разгладил одежду и повел плечами. «Вот так, молодец», – секунд через десять написала она.
Выступления шли быстро, и приблизился самый ответственный момент. С одной стороны от покрывала встал шеф, с другой – сын писателя. Они взяли в руки белые шнуры, на концах которых были кисти, и замерли, ожидая условленной музыки. Организатор действа заметно нервничал, ведь укрепить покрывало так, чтоб оно не зацепилось и волной стекло с памятника, было столь же трудным делом, как, например, укладка парашюта. Грянул торжественный марш, шеф и сын писателя потянули за шнуры, и белая волна открыла бронзовое изваяние. Я шумно выдохнул – так же, думаю, сделал и весь наш орготдел.
Я высматривал журналистов вражеской стороны. Открытие памятника должно было затмить собой визит лидера наци – выбор дня для открытия в немалой мере был обусловлен именно этим обстоятельством. Раздались аплодисменты, вспышки фотоаппаратов выхватывали удачные и не слишком моменты, сын писателя плакал, камера в прямом эфире передавала накал чувств телезрителям. Шеф и родственник писателя развернулись и направились в нашу сторону, ведущий уже завершал церемонию. Волнение толпы сообщалось нам, стоящим поодаль, и я почувствовал какое-то напряжение. Люди, увидев, что формальная часть окончена, а кругового оцепления нет, ринулись вперед, стремясь пообщаться с теми, кого они видели только на телеэкранах. Вмиг все превратилось в хаос и толкотню. Отходить было некуда – и охранники мэра и шефа старались оградить их от людского потока. Место было открытое, и сделать это не удавалось – люди напирали со всех сторон, наперебой что-то спрашивая, протягивая блокноты для автографов, повисая на руках и в чем-то убеждая. Приятная, на первый взгляд, женщина решительно оттолкнула меня плечом и добавила руками. Я будто вышел из какого-то оцепенения, приподнял ее и поставил туда, откуда она пришла.
– Руки, убери руки! – завизжала она противным голосом.
– Назад, нет прохода! – Я выставил ладони, тесня людей, на которых это мало действовало. Со всех сторон я видел, как то же самое делают охранники. Все мило улыбались, но бесцеремонно сдавливали нас в кольцо. Один крепкий парень постарался нырнуть мне под руку.
– Неясно?! Нет прохода! – заорал я ему почти в ухо.
– Это вы мне не говорите, – вежливо сказал он, и под мышкой я увидел у него сумку для оружия.
– Вы из охраны мэра? Давайте здесь линию подержим, – сказал я, и он прикрыл кусок, остававшийся свободным. Мы сузили кольцо и понемногу начали выходить из разбушевавшейся толпы.
– Какая перестрелка? – не своим голосом гаркнул шеф. – Ранен?
Я изо всех сил вытягивал голову, стараясь понять, о чем речь. Мы прорвались через толпу, шеф, так и не выпустив телефона, сел в машину, и кортеж стремительно умчался.
Выйдя из толпы, я достал телефон. «А ты, оказывается, подстрелил бородатого», – прочитал я сообщение от журналистки. И еще одно, от рыжей: «Ублюдок».
Его действительно могли подстрелить. Но только если в этом была какая-то необходимость. Значит, он либо напал с оружием, либо… подстава! Телефон у шефа был постоянно занят, у журналистки тоже. Раздался звонок моего сотрудника-советника-экс-редактора. Голос его был непривычно серьезен.
– Привет.
– Здоров, – буркнул я.
– На встрече лидера националистов был ранен наш любимый бородач. Его увезли в реанимацию. При нем найдена фотография. На ней девушка, и угадай кто? – с восходящей интонацией спросил он.
– Кто? – Я ничего не понимал.
– Ты, мой дорогой, ты!
– Я у него на фотографии?
– Не у него, а у нее! И эта картинка уже лежит на сайте их информагентства, с красивым потеком крови и заголовком о мотиве ревности!
– Какой ревности? – Все это не укладывалось в моей голове.
– Не догоняешь? Пишут, что ты подстрелил его из-за того, что он отбил у тебя бабу, рыжая такая, симпатичная, с зелеными глазами…
У меня в голове постепенно вырисовывалась вся картина. Запищала вторая линия – незнакомый номер.
– А вот, наверное, звонят за комментарием, – невесело сказал я.
– Послушай, тебе сейчас лучше