Ялгуба (Онежские новеллы) - Геннадий Семенович Фиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, такие ли точно мысли теснились в Лешиной голове. Может быть, он задумался о том, как будет сам служить в Красной Армии? Ведь этой осенью призывают его год рождения.
Как неудержимо идет вперед наше время, как каждый день наполняет оно нас новыми делами и заботами, и только по праздникам да в дни юбилеев мы на минутку останавливаемся, чтобы перевести дыхание, вспомнить битвы, где вместе рубились, вспомнить с тоской и сожалением тех товарищей, которые не дожили до славы наших великих дней и великих побед. (И о нас так вспомнят... через сколько лет?) Но мы будем жить и драться за торжество нашего дела всем разумом, всей силой, всей кровью, всем нетерпением нашим...
Мне говорил старый красный партизан:
«Одного я боюсь — что снова загремят по линии выстрелы, когда я стану уже совсем старым. И глаза у меня плохо будут разбирать мишени».
И мне сказал мой сын:
«Я боюсь, что фронты откроются очень скоро и мне скажут: тебе еще рано в красноармейцы — учись...»
Я принимаю ваши боязни на себя... И говорю старику партизану:
«Будь спокоен. Если ты уже не сможешь метко целиться, я буду в кадрах, а сын добровольцем...»
И я говорю сыну:
«Учись спокойно. Если тебя еще не возьмут в армию, я буду в кадрах, а красные партизаны-старики пойдут добровольцами... Потому что мы отвоевали себе прекрасную родину... И никому не отдадим...»
НЕУДАВШИЕСЯ КРЕСТИНЫ
Но вдруг сидевший между мной и Лешей карапуз забеспокоился, стал подпрыгивать на сиденье и закричал;
— Тятя! Тятя! А тятя!
Навстречу машине шел крепкий рослый человек со светлой бородой.
— Тятя!
Леша плавно остановил «форд» в нескольких шагах от прохожего. Тот посторонился, думая, что помешал шоферу в каких-то маневрах, но долго раздумывать ему не дал его сын. Он выскочил из машины и сейчас же повис на шее отца.
Отец был рад этой неожиданной встрече, но вместе с тем немало и ошарашен.
— Так на машинах ездить стали? С кем же это ты?
Старуха забилась в самый угол, натянув косынку чуть ли не на глаза.
— Да с Олей и с бабушкой Дарьей.
— А, с бабушкой Дарьей,— произнес отец тоном, по которому чувствовалось, что от подобного разъяснения дело для него яснее не стало.— Куда ж ты, Дарья, моих детей повезла?
— Да Анастасия отпустила со мной прокатиться.
— Откуда идешь? — спросил Ильбаев недоумевающего отца.
Видишь ли, мы все планы валки, вывозки, сплава выполнили, ну, меня как сильного ударника и послали в дом отдыха на две недели. Из дома отдыха иду. Сам-то я из Наволокского колхоза...
— А-а, Наволокского! А ты знаешь, что, по случаю подъема воды и затопления места вашего колхоза, мы его переносим в другое место? Рядом с Ялгубой...
— Как же не знать об этом! Нам от этого прямая польза... Новые дома строят. Скотные общие дворы... Ясли... Налоги на столько лет снимают... Но мы, лесорубы, все-таки обижаемся: три раза в месяц кино в нашем поселке — это мало, это никуда не годно, и в домах отдыха нам мало места дают...
— Погоди,— перебил его Ильбаев,— а ты до революции был на заготовках?
— А то нет? Ну, бывал... Ну, в землянках курных жили, ну, коек, постелей не имели, ну, вшей кормили, ну, газет не читали. Так против этого и революцию сделали. Теперь в тысячу раз лучше, спора нет... Только нам еще мало... по совести говоря... Мы за ударную жизнь... Вот, говорят, скоро выстроят у нас в Карелии дом отдыха лесоруба и дом отдыха колхозника... Ну, тогда другой разговор... Только я думаю —и тогда мало будет... Чего-нибудь снова не будет нам хватать... Потому в гору лезем!
— Я как раз место вашему колхозу высмотрел у самой горы, — улыбнулся Ильбаев.
Лесоруб, идущий из дома отдыха, развязал кисет, стал сворачивать собачью ножку.
— А ты, тетка Дарья, с ребятами скоро обратно?
— Да скоро, скоро, родимый! — обрадовалась старуха и шепнула Леше: — Да поезжай же...
Но тот бросил руль.
— Нет, шалишь, бабка, я тебе не покрышка. Она, товарищ, ездит церковь отыскивает, чтобы твоих детей без твоего согласия окрестить!..
Тут мы увидели, что отец рассердился не на шутку. Он, не завязав кисета, сунул его в карман.
— А ну, вылезай с ребятами! — приказал он старухе.
— Не вылезу, — решительно сказала старуха.
— Товарищ шофер, помоги мне достать эту чертовку!
Но Леша тоже был парень не промах.
— Детей бери, — строго сказал он, — а старушка с нами поедет.
С тем мы и оставили расстроенному отцу его детей.
Ребята махали нам ручонками, пока совсем не скрылись с глаз.
— Да во всей Карелии только две интересных церкви: в Видлице и в деревне Кижи, — внушительно сказал Леша.
И в самом деле, двадцативосьмиглавую церковь в Кижах все знают как замечательный памятник старой деревянной архитектуры, но мало кто знает, что деревня Кижи была одним из центров восстания Олонецкой губернии в XVIII век. Восстание питалось теми же корнями, что и пугачевское.
Отъехав с километр, Леша снова остановил машину и сказал старухе:
— А ну, слезай!
Она покорно сошла и сказала ему:
— Спасибо.
— А понимает, за что благодарит, — усмехнулся Леша. — За то, что тогда с детьми не ссадил. Мужик бы ее пришиб, честное слово.
И тут мы рассмеялись как будто по команде, все разом: Вильби, Леша, Ильбаев и я.
На этот раз общее молчание длилось недолго. Опять заговорил Вильби:
— Я смотрю на эту страну, которая была нищей, жила в землянках, ела кору и
