Ялгуба (Онежские новеллы) - Геннадий Семенович Фиш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И мы вызываем все колхозы нашего района и других заботиться о своих школах и школьниках и помогать школьным работникам. Наши дети не должны даже понимать той нужды, в какой протекало детство родителей. Потому что она есть проклятое наследие невозможного прошлого, которое мы выкорчевали в Октябре, как прогнивший пень, раз и навсегда!»
Вильби и Ильбаев через мое плечо прочитали этот вызов на соревнование.
— Эх, не хватает нам людей, трудовых рук, а то мы бы здесь в краткие сроки сделали и эту каменистую землю неузнаваемой!
— А ты попробуй сделать все с той наличностью, которая у тебя есть,— внушительно произнес Вильби.
— Ну и делаю.
Большие валуны, занесенные сюда доисторическими ледниками, лежали у самой дороги. Сквозь густую листву мелькала голубая вода озера... Небо было безоблачно.
Перед поворотом Леша нажал кнопку, и снова раздался резкий гудок клаксона.
Мы все подпрыгнули на сиденье.
Леша круто затормозил.
В нескольких шагах от нас шла группка людей. Седоватый мужчина с козлиной бородкой, молодежь вузовского обличия— геологические молотки, рюкзаки,— и среди них снова увидел я молодое девичье лицо, обрамленное светлыми локонами.
Это была та самая девушка, которую я видел в поезде, когда она, перегнувшись за окно, шептала бегущим мимо лесам какие-то горячие слова. Это была та самая девушка, с которой я не решился познакомиться и заговорить, встретившись лицом к лицу на площадке вагона... Вот здесь остановиться бы, расспросить ее, о чем тогда она пела, познакомиться с нею, проводить ее. Узнать, как зовут ее, где живет она... — Леша, останови!
Но Леша не расслышал.
А встречные уже скрылись за поворотом, в облаке пыли, поднятом нашей машиной.
Нет, я не повторил просьбы об остановке автомобиля. Да и как бы я мог объяснить Леше, зачем мне она понадобилась? О чем бы я стал и разговаривать с этой девушкой, весело идущей по большой дороге, окруженной своими друзьями.
— Что, сердце на повороте екнуло? — спрашивает меня Леша.
— Да, екнуло.
— А это мы встретили геологоразведочную партию. Здесь их сейчас как собак нерезаных.
— Весьма возможно,— отвечаю я и смотрю вперед на дорогу, летящую нам навстречу, и краем уха прислушиваюсь к тому, что говорит Вильби Ильбаеву. А говорит он медленно, как будто складывая кубики, и между каждым словом большие зазоры.
ВИЛЬБИ СТЫДНО
— Вот и я так говорил, когда прибыл в Советский Союз. Дают мне путевку... Леспромхоз — заведующим... Дают мне план... Столько-то фестметров древесины, столько-то — сплав. Иду домой. Весь вечер и даже ночь вычисляю... Карту географическую до миллиметра измерил. Утром прихожу... Согласен. Дайте мне столько-то и столько-то лесорубов, столько и столько инструментов, лошадей или машин — и я берусь выполнить план... А товарищ, который посылал меня, глаза на меня выпучил, словно рак.
Моих слов, думаю, не понял. Совсем плохо я по-русски говорил. Тогда начальник и сказал:
«Спросите Вильби, может быть, к нему второй заведующий еще нужен? А может быть, чтобы уже лес в штабелях лежал, только обмерить стандарты оставалось бы?..»
А я не понимал, думал, он смеется надо мной. А он говорит:
«Тебе все выдать, а ты сам что станешь делать? Инструмента и лошадей дадим вполовину меньше, чем просишь... Остальное добывай сам... Организуй... Можешь больше, можешь меньше, чем в твоей записке изложено, а план выполни...»
Мне сейчас стыдно вспоминать об этом. Обиделся я... Думал, смеется надо мной... Я за границей работал и не понимал, как это топоров, пил, людей не хватает... Там всегда людей больше, чем надо...
Побежал я к товарищу Гюллингу жаловаться. Гюллинг руку на плечо положил:
«Ты, говорит, не знаешь обстановки, ты сам должен все сделать... У тебя потребительские, рваческие тенденции...»
Поехал я в лес. Стал работать...
— Ну, а теперь как, товарищ Вильби?
— Мой участок все планы перевыполняет... Мне даже стыдно вспомнить, каким я был дураком... Рваческая тенденция! Ждал я, пока все дадут, когда самому все сделать надо. Добиваться! Организовывать!
ПЯТАЯ ГЛАВА
НЕУДАВШИЕСЯ КРЕСТИНЫ
Опять подпрыгивая на каждом ухабе, мчал нас «форд» по большой дороге. Снова молчали пассажиры, снова жалел я о том, что не познакомился с девушкой, снова Леша рассказывал нам свои занятные истории... И так мы доехали бы до Петрозаводска в несколько часов, безо всяких остановок и приключений, если бы... если бы на росстани не догнали старушку, которая медленно шагала по дороге с двумя малыми ребятами. Завидев нас, она остановилась, сняла с головы пеструю косынку и, выйдя на середину дороги, принялась ею махать.
— Ехать просится,—отметил Леша.— Как, товарищи пассажиры, не возражаете?«
Мы не возражали, тем более что «форд» машина пятиместная, а вещей ни при нас, ни при старухе не было. Леша затормозил.
— Садись с внучатами.
Старушка, кряхтя, взобралась на подножку и затем в машину, мальчонка сел между Лешей и мной, а девочка — с бабушкой. Мальчик был очень горд тем, что сидит рядом с водителем.
— Куда же, собственно, гнать тебе, бабушка?
— А не знаю.
Леша засмеялся.
— Не смейся, родимый,— сказала старушка,— ты вези меня до той деревни, где еще поп или дьякон действует... или церковь не .закрыта. Потому что поручено мне крестить этих двоих деток, а то они нехристи. У нас теперь вся детская деревня нехристи. Ну, а про этих мать позаботилась. Просит меня: «Муж сейчас в доме отдыха, я при работе. Если бы крестить стала, муж рассерчал бы. А ты, Дарья Тимофеевна, более свободная, сходи на денек-другой, окрести. Я, говорит, тебе за это два своих трудодня пожертвую».
— Значит, это не твои внучата?
— Нет, родимый.
Мы проезжали большую деревню. Остановились около церкви.
— Церковь у вас, товарищи, действует? — любезно осведомился Леша.
— Нет, уж третий год как попа нет.
— А как с верой?
— А кто верит, пусть себе верит в своей избе. Красного угла для этого дела хватит.
Алексей снова нажал педали, мы опять двинулись в путь.
В следующей деревне церковь тоже превратили в клуб.
— Плохи твои дела, бабушка, несолоно хлебавши надо будет восвояси возвращаться... не крестивши... А почему вы своего попа с работы сняли, если он так нужен?
— Да я нашего попа
