Поклонение волхвов. Книга 2 - Сухбат Афлатуни

— Русский?

— Из переселенцев. Распродали все домашество — и сюда. Пятеро детей, муж, как приехали, помер. Земли не дали. Ну, мамаша и распорядилась детьми. А что делать? Милостыньку не просят, не воруют, и то спасибо… — Тронул ладонь отца Кирилла. — Простите, что оборвал ваш рассказ…

Появился Георгий-Джура с длинной метлой, побрызгал на пыль и стал мести ее длинными музыкальными движениями.

Город Прокаженных, без даты

Гаспар сидел на седой от соли земле. Ветер дул в сторону, противоположную приходившим новостям. Значит, новостей можно не ждать. Он и не ждал.

Рядом сидел тот, кто был его другом и учеником. Тот, кто на рассвете его предал. Тот, кто предает его каждые шесть лет.

Но для чего заводить ученика, который тебя не предаст? Какая польза от друга, который никогда не попытается переломить тебе хребет? Безопасная дружба — удел слабых. Когда-то он сам был слабым.

«На чем мы остановились?» — посмотрел он на предателя.

«Я записал, как вы были заключены русским падишахом в тюрьму. Как вас должны были казнить, но падишах смиловался и отправил в крепость Нау-Юрт. Как вы встретились там с хранителем звезды. Как потом сбежали и попали в плен. Как вас стали продавать в рабство».

Ветер подул сильнее. Нет, новостей точно не будет. Сафед шуд чу дирахти шикуфадор сарам… Вазин дирахт хамин мевайи гхамаст барам…[41]Медленно, медленно прорастала в нем, как болезнь, сквозь звук ветра и дыхание его, музыка.

Одиннадцать ладов-макамов из двенадцати.

Макамат ушшак, Солнце в башне Овна.

Макамат хусейни, Солнце в башне Тельца. Локон сестры.

Макамат буселик, Солнце в башне Рака. Локон вдовы.

Макамат рахави, Солнце в башне Льва. Локон льва. Слух о его чудесном спасении изо рва со львами разносится по всему седьмому климату, его считают святым, поклоняются ему и снова продают в рабство. Абдулла-Живот готовит его к продаже. Его почитатели складываются, чтобы выкупить его, собранных денег все равно не хватает, тогда они покупают временно действующий яд, передают его ему, и в день продажи его находят мертвым. К нему приходит обмывальщик трупов по имени Курпа — так он встречается с Сыном, рожденным благодаря его сну, когда он еще пребывал в зиндане десятого климата. («Тихо… Не кричи. Делай, что скажу». — «А кто это?..» — «Святой. Что вылупился, святых не видел?» — «А он может совершить для меня чудо?» — «Он сейчас такое чудо совершит, что твой болтливый язык превратится в кусок риштанской глины и вывалится изо рта! Делай, не задавай вопросов».) Солнце в башне Льва, макамат рахави.

Макамат наво, Солнце в башне Девы. Созерцание, успокоение; листья тала, падающие на осеннюю воду хауза[42]. Курпа наклоняется, зачерпывает из хауза осень, круги на воде. Путешествие с Курпой на Тахти Сулаймон, шелкопряды, исцеление прокаженного, мысли о сестре, сон, дева, любовная сила. В «земле прокаженных» он начинает строить город, для себя и Курпы. Зарывает локон сестры, на этом месте строит первую крепостную башню, башню Сестры; Курпа играет на рубабе. Солнце в башне Девы, макамат наво.

Макамат бозорг, Солнце в башне Весов. Он и Курпа покидают седьмой климат и направляются в восьмой, где земля плоская и властвуют северный и восточный ветры, от которых халаты на нем и Курпе надуваются подобно парусам. Вместе с караваном они направляются в крепость Нау-Юрт, но перед самым Нау-Юртом караван сворачивает: в крепости чума, горят костры, ветер несет обрывки огня и дыма. Во время вечернего намаза они тайно проходят в крепость. Она почти пуста, жители переселились из нее, кто в другую крепость, кто в другой мир. Они проходят дом возле узкой реки, где он жил раньше. (Дом был пуст… Только старый пес Шайтан поглядел белыми глазами, не в силах поднять голодное тело и залаять.) Они проходят церковь, где быстро и привычно идет отпевание. (Из церкви вышел постаревший отец Геннадий, не узнал, пошевелил губами.) Они подходят к дому правителя крепости, дорогу преградил стражник, Курпа заиграл макамат бозорг, стражник исчезает, дверь открывается. Дом оказывается пустым, только за столом правителя сидит существо с головой обезьяны и телом дракона, читает бумаги и взвешивает на весах души. Весы старые, души рассыпаются и стучат по полу, как горох. (Маринелли нигде не было… Первая, вторая комната. Еще дверь. Стон шел откуда-то снизу.) Курпа заиграл макамат бозорг, тайная дверь открывается. (Подвальные комнаты, заставленные мебелью. Шелк, ковры, паутина, вонь. В самой большой комнате на полу четыре женщины, с зеленоватыми лицами, неприбранные; одна, глядя в потолок и по-кошачьи распахивая рот, стонет. Посреди комнаты стоит ложе, обставленное со всех сторон горящими и погасшими свечами. На нем лежит тот, кто когда-то был Алексисом Маринелли. Он поднимает зеленоватое веко: «Я знал, что ты придешь». «Ты хорошо подготовился к моему приходу». Худая женская рука дергает меня за халат: «Прикажите Анетте, чтобы она не кричала. Она думает, что у нее чума, а она просто переела печенья». «Приказываю». Анетта перестает стонать и начинает смеяться. «Звезда не принесет тебе счастья», — шевелит губами Маринелли. «Мне не нужно счастье. Счастье делает слабым. Я строю город, мне нужна звезда». Маринелли роется под ковром, которым накрыт, быстро вкладывает что-то в мою руку, сжимает ее. «Прошу, расскажи сыну Левушке…» — начинает Маринелли. «Левушке…» Я отрезаю седой локон с его головы.) Они выходят из дома правителя крепости. Дом исчезает за их спиной в языках пламени. («Пожар! Пожар!») Они возвращаются в седьмой климат. Солнце в башне Весов, макамат бозорг.

Макамат сефахон, Солнце в башне Скорпиона. Он строит город для прокаженных, многие из строителей исцелились. У них все общее: хлеб, вода, женщины. Уже возведены три башни. Башня Сестры на месте, где он зарыл локон сестры, башня Близнеца, где зарыт локон близнеца, и башня Вдовы, где локон вдовы. Когда возвели башню Сестры, в крепости появилась еда. Когда возвели башню Близнеца, в крепости появились зеркала. Когда возвели башню Вдовы, в крепости появились музыкальные инструменты. Нужно успеть построить четвертую башню, башню Льва. Тогда в крепости появятся воины. Он закопал локон льва, насыпал сверху горку из песка. Вокруг стояли строители с изуродованными лицами, одни держали строительные инструменты, другие — музыкальные, третьи — зеркала. Курпа начинает макамат сефахон… «Идут!» — крикнули с башни Сестры. «Их много!» — закричали с башни Близнеца. На башне Вдовы поднялась труба и заиграла тревогу. Войско людей десятого климата, где властвует северный ветер и солнце в летние дни не заходит и похоже на перезрелый плод хурмы, шло на его крепость. (Это были русские войска. Ташкент был взят еще весной, теперь они шли по степи, завоевывая все больше и больше пустоты. Моя крепость была недостроена, воинов в ней еще не было, они легко вошли и остановились. Я приветствовал их в городе прокаженных. Я говорил через толмача. Для чего открывать им, кем я был в прошлой жизни? Этой жизни уже давно нет, и меня того тоже давно нет. Но я ловлю русскую речь, вглядываюсь в русские военные лица, хотя и потемневшие от здешнего мусульманского солнца, чувствую русский дух серых от пыли кителей, и это отвлекает меня, не дает собраться. И еще — ненависть. Я ненавижу их, я ненавижу всех, кто помешает мне построить Город. «Какие странные башни, мы думали это мираж, — говорят они, — такие невысокие и причудливые…» Да, они совсем невысокие, но для чего прокаженным высокие башни? «Какие странные башни», — снова говорят они, обещают прислать врача, много врачей и исчезают в облаке пыли. «Учитель, — подходит Курпа, — волосы у них были слишком короткими, и я не успел срезать локон». «Они еще придут сюда, Курпа. Не только их волόс, но и их крови и костей будет здесь вдоволь. — Я подошел к Курпе и снял скорпиона, ползущего по его халату. — Ты еще не на той ступени, когда укус этих тварей становится безвреднее поцелуя ребенка». Курпа улыбнулся. Тогда я первый раз понял, что он предаст меня.) Солнце в башне Скорпиона, макамат сефахон.

Макамат арок, Солнце в башне Стрельца. Башня Льва еще недостроена, недалеко, ближе к Амударье, происходит схватка русских с хивинцами. Выстрелы и стоны раненых разносятся по прозрачному зимнему воздуху далеко над степью. Он стоит на башне Сестры и наблюдает за битвой. Сыны восьмого климата теснят сынов десятого, обрезанные бьют необрезанных. Его Город обе армии обошли стороной: воины не страшатся смерти, но боятся проказы. Над полем схватки висит солнце, отражаясь в штыках и саблях. Гаспар спускается вниз. Курпа быстро поднимается с земли, опять, наверное, думал. Апории и силлогизмы, силлогизмы и апории… Курпа приветствует его поцелуем в левое плечо. О чем ты думал, о Курпа? «Я думал о том, чтобы испросить вашего благословения, учитель». На что? «На предательство. Я решил предать вас, учитель. Я должен вас предать. Мне нельзя больше оставаться в том мире, который создали вы. Благословите меня на предательство, учитель!» Ничего не ответив, Гаспар поднимается на башню Близнеца. Схватка завершилась ничем, обе армии отступили. Вечер, время собирать урожай мертвых и раненых, солнце отражается в ленте Амударьи. Он спускается вниз. Курпа быстро убирает калам и чернильницу, опять, наверное, стихи: розы и соловьи, соловьи и розы… Что ты написал, о Курпа? «Я написал прошение в стихах, учитель». О чем? Курпа читает. Стихотворение в форме кыта, с парной рифмой в первом бейте. Описывается жизнь молодого шелкопряда и его превращения на пути к истине. Заканчивается словами: «В одном коконе не могут жить две бабочки. Курпа должен разорвать его скорлупу и вылететь, мотылек Курпа должен придумать свой мир. Так благословите меня на предательство, о учитель!» Ничего не ответив, он поднимается на башню Вдовы. Наступают сумерки, две армии расположились на расстоянии, похоронили мертвых, перевязали раненых и варят похлебку. Он спускается вниз. Курпа быстро убирает рубаб, опять, наверное, песни: кравчие и красавицы, красавицы и кравчие… Что ты сложил, о Курпа? «Я сложил песню-мольбу, учитель». О чем она? Курпа играет макамат арок. В песне расписываются выгоды шелководства и торговли шелком. Занятие шелком, поет Курпа, приносит не только богатство, но и сокровенное знание. Средства, вырученные на торговле шелком, можно использовать на расширение тайного учения, на вербовку новых сторонников. Заканчивалась песня словами: «Заниматься шелком — легким, блестящим — насколько это лучше, чем сидеть на одном месте среди прокаженных и возводить никому не нужные башни! Так благословите меня на предательство, о учитель!» «Хорошо, Курпа, — медленно сказал он, — ты убедил меня. Видимо, звезда, которую тебе вместе с даром стихосложения передал умирающий поэт, которую ты положил за щеку, а потом проглотил, она уже растворилась в твоем теле, вошла в кровь, желчь и лимфу. И теперь эта звезда, чьи частицы движутся в тебе и тревожат твой мозг, требует этого ухода. Да будет так. Но прежде, чем я тебя благословлю на предательство, я должен испытать, способен ли ты на него. Слушай: ты должен отправиться сейчас в войско русских…» Он наклонился к уху Курпы, в котором белела серебряная серьга, и зашептал. Курпа поднялся, кивнул и исчез в сумерках. «Благословляю тебя на предательство, — сказал Гаспар, стоя на недостроенной башне Льва. — И проклинаю тебя верностью, страшной верностью, на которую только способен ученик, вставший на свой путь. Раз в двенадцать лет ты будешь приходить ко мне и умолять сказать, как тебе жить и что тебе делать дальше. Ты так и останешься обмывальщиком трупов, и каждый раз, когда ты будешь создавать новые учения и новые миры, они будут холодеть и деревенеть под твоими руками, желтеть и издавать запах…» Он так и не узнал, совершил ли Курпа то двойное предательство, на которое он его благословил. Курпа исчез. Оба войска на следующий день выполнили странные маневры и почти полностью истребили друг друга, и лишь подоспевшее подкрепление русских решило судьбу схватки в их пользу. Он разрыл основание недостроенной башни Льва и положил туда, рядом с отрезанным локоном льва, пучок волос, срезанный с мертвого русского воина. Строительство башни сразу пошло быстрее, скоро она была достроена. Солнце в башне Стрельца, макамат арок.