Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья - Фелипе Фернандес-Арместо

и частной компании. Хотя пометки королевских чиновников показывают, что король уже принял решение не обращаться за средствами на проект к частному сектору, возможны были инвестиции в полезный груз, который можно было обменять на специи или другие товары[303]. Согласно королевским инструкциям, Каса-де-Контратасьон должно было предоставить суда, но нигде не говорилось, что корабли должны быть приобретены за счет короля. 10 марта король попросил Фонсеку найти финансистов, готовых ссудить деньги для экспедиции за право отправить груз для обмена на специи в случае успеха.

Сколько груза отправлять и из чего он должен был состоять – на эти вопросы ответа пока не было. Магеллан хотел получить товаров по меньшей мере на миллион мараведи. Король предполагал, что стоимость должна составлять полтора миллиона или больше. Наиболее востребованной на Востоке западной ценностью являлось серебро, но его бы никто не дал. А вот ртути, игравшей жизненно важную роль в процессе извлечения серебра из руды, в Кастилии имелось великое множество, и она стала самым важным элементом груза наравне с красителями для тканей, которые Индия производила на экспорт в Молуккские острова и другие архипелаги этого региона.

Аро организовал консорциум, в который не допустил ни одного представителя других крупнейших торговых домов: среди самых именитых его партнеров были Алонсо Гутьеррес, королевский советник и советник города Севильи, имевший репутацию финансиста-ловкача и в итоге предоставивший всего 157 500 мараведи, и Хуан де Картахена, который, невзирая на возможные проблемы конфликта интересов, в итоге сам отправился в экспедицию как финансовый контролер и капитан одного из судов. Его вклад был очень скромен – менее 50 000 мараведи[304]. Аро явно собирался как можно дольше удерживать в своих руках все коммерческие выгоды, которые могли возникнуть в результате открытий экспедиции. Где сам Аро взял вложенные деньги, непонятно. Фуггеры впоследствии утверждали, что часть он занял у них, но это заявление ничем не подтверждается[305].

Действия Аро оставили Аранду не у дел. Вклад Аро оказался более ценным, чем услуги его соперника, ведь его можно было измерить в звонкой монете. Однако у Аранды имелся свой актив – соглашение, которое он подписал с Магелланом и Фалейру. Королевским советникам понадобилось много времени на то, чтобы понять, как разрешить эту ситуацию. 25 июня 1519 года Фонсека уведомил его, что договор с португальцем ничего не стоит в связи с конфликтом интересов, ведь Аранда был действующим чиновником Каса-де-Контратасьон. Аранда признал поражение, но продолжал ходатайствовать, как «изобретатель и первопричина» (imbentor y primera causa) экспедиции, о прибавке жалованья и о праве сделать свой пост в Каса-де-Контратасьон наследственным.

Нужно было все-таки урегулировать условия, на которых король оказывал поддержку путешествию. Согласно записям показаний, сделанным в Барселоне на следующий год, Хуан де Аранда посоветовал партнерам умерить свои аппетиты по отношению к короне[306]. Он советовал им запрашивать не десятую, а двадцатую часть возможной прибыли от экспедиции (de lo que rentase todo lo que se descubriese)[307]. Это соответствовало традиционной практике испанских экспедиций. Магеллан и Фалейру признались на суде, что были раздосадованы, когда в ответ на свои требования столкнулись с крючкотворством. Винили они в этом Аранду.

Корона также отказала им в желании называться «адмиралами». Это звание означало не просто командующего флотом; в испанской традиции то была наследственная должность, которая к тому же предусматривала право некоторой юрисдикции. Это противоречило общей политике Карлоса, который данные права у подданных старался отчуждать. Не вдохновлял короля и пример Колумба, получившего звание, на которое претендовали Магеллан и Фалейру, а в результате иски, которые он возбудил против короны, продолжались и его наследниками. Вместо этого Магеллан и Фалейру получили звания губернаторов – это предполагало, что управление всеми новоприсоединенными колониями по меньшей мере поначалу будет осуществляться ими. Они также становились наследственными аделантадо, что, впрочем, не предусматривало каких-либо политических обязанностей, а лишь служило признанием для лидеров завоеваний, колонизации или защиты рубежей монархии.

Больше повезло Магеллану и Фалейру в удовлетворении самого странного пожелания: они попросили, как Санчо Панса у Дон Кихота, каждый по острову, притом если они откроют больше шести, то «Ваше Величество будет иметь право сделать первый выбор из любых шести, а затем из всех остальных, а нам будет разрешено взять себе два самых подходящих, на что Ваше Величество дарует нам право владения, со всей прибылью, текущей и будущей, и всеми правами торговли, притом Ваше Величество будет взимать с наших доходов налоги не более 10 процентов»[308].

Прошение было удовлетворено на том условии, что корона станет получать одну пятнадцатую часть прибыли с этих островов[309]. Как мы уже видели, этот пункт вызывает подозрения или по меньшей мере вопросы относительно планов Магеллана: он подтверждает то, о чем мы уже знали или по крайней мере догадывались, – что он держал в уме не только Молуккские острова и всех целей путешествия не раскрывал.

Контракт, подписанный сразу, без каких-либо пререканий, 22 марта 1518 года, ставил условия и по командованию флотилией. Магеллан и Фалейру назначались равноправными капитанами и командовали всей экспедицией. Это существенно, потому что Магеллан властью делиться не хотел и такое ограничение его очень беспокоило. Столь же важным для хода путешествия (которое сопровождалось мятежами и суровыми наказаниями), как мы увидим, было условие, согласно которому все члены команды и все жители «островов и земель, которые вы откроете… должны подчиняться вам и исполнять ваши приказания, под страхом такого наказания или наказаний, какие вы сами сочтете нужным наложить или приказать наложить». Особенно подчеркивалось право класть конец всем спорам на борту[310]. Все это выглядит как абсолютная власть, но в соответствии с существующими законами эта власть должна была осуществляться от имени короны, то есть не произвольно и не случайным образом, но по закону и порядку.

Корона согласилась предоставить пять кораблей с провизией на два года и 234 моряка. Наблюдать за финансами и вести записи всех событий, операций и заключенных договоров должны были королевские представители. Эти свидетельства можно было использовать против капитанов, если бы они превысили свои полномочия, злоупотребили властью или нарушили права короны. «Мы назначим представителя, казначея, счетовода и писцов на каждый корабль, и они будут составлять отчеты и объяснительные записки по всем расходам, и все, что будет взято на борт или куплено, должно быть учтено и описано ими, как и все, что окажется на борту указанной флотилии»[311].

Назначение чиновников для контроля за расходами было абсолютной необходимостью. Именно с этого момента в приготовлениях многое пошло не так: появилась возможность, а то и неизбежность конфликта между конкурирующими источниками власти. Назначение последовало 30 марта 1518 года: Луис де Мендоса как казначей получил