Карский рейд - Аркадий Вайнер

Лена в испуге зажала ладонью рот:

— Господи! Господи! Почему нет дня покоя и тишины! Господи, у меня нет сил для всего этого…

Шестаков спросил требовательно:

— Лена, я прошу тебя… скажи — кому ты дарила это фото?

Лена отрицательно покачала головой.

Шестаков подошел к ней вплотную, выдохнул:

— Чаплицкому?!

Лена смотрела прямо перед собой. На виске ее, под прядкой волос, выбившихся из-под пучка, пульсировала нежная голубая жилка.

Шестакова залила волна гнева и возмущения.

— Лена! Лена! Он здесь? — кричал он. — Чаплицкий в Архангельске?!

Лена молчала. Из глаз ее выкатились две слезинки, потом побежали другие, быстрее, все быстрее, заливая лицо. Тело ее сотрясалось от страшного внутреннего напряжения в молчаливой истерике.

Шестаков смотрел на нее в задумчивости и вдруг растерянно вымолвил:

— Значит, ты с самого начала знала, что он здесь?..

Он поразился собственной мысли. Кровь молотом застучала в висках, и он в отчаянии ударил себя кулаком по голове:

— Ах, я болван! Ведь он бывал здесь! Он ночевал у тебя, пока мы искали его по всему городу!.. Ты все время дурачила меня!..

— Неправда! — взорвалась Лена пронзительным криком. — Коля, это неправда! Он был здесь один-единственный раз! Полчаса!..

Шестаков сверлил ее гневным недоверчивым взглядом.

Лена говорила, и голос ее рвался от волнения и искренности:

— Коля, я ведь не умею врать… Но пойми — я и предавать не умею!.. Никого… Никогда… Я никого не дурачила!

Шестаков не отводил от нее тяжелого взгляда.

И Лена сказала тихо:

— Я никого не дурачила. Я одурачила себя… Я устала от вас… Белые! Красные!.. Все ненавидят друг друга… Как звери, охотятся друг на друга… Я не революционерка… И не белогвардейка!.. — и закончила почти шепотом: — Я хочу покоя…

— Ты хочешь покоя? — с яростью повторил Шестаков. — А я — не хочу покоя? А все эти истерзанные голодные люди — не хотят покоя?..

Лена не отвечала, и Шестаков продолжал беспощадно:

— Те, кого здесь твой Чаплицкий мучил, порол и вешал, они — не хотели покоя?! Ты спасла жизнь убийце… Душегубу…

Он встал и неуверенно, слепо, ударившись плечом о дверной косяк, вышел из комнаты.

Лена упала на кровать.

Плакала горько, обессиленно, как маленькая обиженная девочка.

На следующий день приступили к подъему угля с затопленных белогвардейцами кораблей.

С первого же спуска работа пошла полным ходом — все были расставлены по своим местам, заранее было подготовлено все снаряжение.

Матрос первой статьи Федор Гарковец, прошедший водолазную школу на Балтике еще в пятнадцатом году, спустился под воду первым. За ним последовали товарищи.

Они медленно прошли вдоль высокого борта морского судна, покоившегося на дне. Водоросли уже опутали его, к обшивке пристали ракушки. Над клюзом виднелись медные буквы: «АЛЬБАТРОСЪ»…

…А наверху, на легкой волне, покачивался водолазный бот. Невдалеке виднелся еще один, за ним — третий, рядом — застопоренные буксиры, баржи.

На палубах ботов царила рабочая водолазная обстановка: мерно пыхтели воздушные помпы, дежурные матросы под присмотром Шестакова потравливали шланги…

…Федор Гарковец, а за ним и остальные водолазы поднялись на палубу «Альбатроса», потом обследовали внутренние помещения, наконец спустились в кочегарку судна…

В кочегарке расположились цепью, пользуясь слабым освещением, проникавшим через воздушный люк. И принялись за работу.

Федор стал около бункера. По очереди со своим земляком Иваном Зирковенко он нагребал совковой лопатой уголь из бункера в корзину, плетенную из прутьев. Потом они плавно волокли ее, отмахиваясь от какой-то слишком любознательной рыбы, к металлическому сварному коробу, поставленному около загрузочной шахты.

Осторожно высыпали — а вернее сказать, выливали — черную густую массу в ящик, отчего, вода вокруг на несколько секунд становилась непроглядно-черной, дергали сигнальный фал…

А на поверхности ошвартовались буксир и баржа.

К стреле грузового крана подтянулся, вынырнув из воды, короб с углем. Кран повернулся, навесил короб над баржей, дежурный такелажник опрокинул его над трюмом.

Сыплется уголь, льется черная вода…

Работает лебедка на водолазном боте, наматывает на вал бесконечный трос, и вот из воды показались один за другим матросы в легких водолазных костюмах — с фантастическими шлемами и толстенными свинцовыми подошвами.

На ботах, не дожидаясь, пока освободятся от шлемов поднятые водолазы, готовились к спуску следующие. А водолазы, отработавшие вахту, сняв с помощью товарищей шлемы и тяжелые ботинки, без сил валились на матрасы.

Иван Зирковенко, непривычный к тяжкой водолазной жизни, потерял сознание, и Федор Гарковец принялся изо всех сил растирать товарища шерстяной варежкой, чтобы восстановить кровообращение.

Да и другие водолазы почти без памяти. У них посиневшие, изнуренные лица…

А кран на буксире поднимал очередной короб с углем…

Новоиспеченный капитан белогвардейской армии Миллера, бывший прапорщик Севрюков, с трудом разыскав в деловой части Лондона контору «Закупсбыта», вошел в приемную.

Вошел скромно; увидев у стола Кушакова посетителей, тихо стал в сторонке.

Кушаков, заканчивая разговор, сказан двум пожилым коммерсантам:

— Мы благодарим вас за сотрудничество и просим незамедлительно сообщать нам о ходе переговоров по поводу сделок на контрактации, о фрахте… ну и обо всем остальном, что имеет для нас существенное значение…

Посетители поднялись, раскланялись с Кушаковым, направились к выходу.

Севрюков с предупредительным поклоном распахнул перед ними дверь, выпустил из конторы.

А потом вывесил на стеклянной двери табличку с лаконичной надписью «ЗАКРЫТО».

Кушаков посмотрел на него с огромным удивлением.

— В чем дело, милостивый государь?

Севрюков деловито задвинул щеколдочку замка и повернулся к Кушакову:

— Ну-с, кто здесь будет за старшего?

Четыре клерка и две машинистки с недоумением и тревогой смотрели на незваного гостя.

Кушаков сказал весьма сухо:

— Я уполномоченный распорядитель фирмы «Закупсбыт Лимитед», милостивый государь. С кем, простите, имею честь разговаривать?

У дверей стоял стул. Севрюков уселся на него, закинув ногу на ногу.

В галошах, тесной пиджачной паре, в мятом черном котелке, со своим черно-красным шелушащимся обмороженным лицом он имел вид одновременно нелепый и зловещий.