Карский рейд - Аркадий Вайнер

Чаплицкий молча кивнул.

Лена настойчиво сказала:

— Но разве в этом память прошлому?

— И в этом тоже! — упрямо сказал Чаплицкий и неожиданно устало добавил: — Но я вас, Леночка, ни в чем не укоряю. Я бы сам охотно забыл свое прошлое…

Лена подошла ближе, положила руку ему на плечо:

— Петя, может быть, не надо забывать прошлое? Может быть, надо обо всем подумать по-новому?

Чаплицкий покачал головой:

— Не-ет… Я ничего передумать не могу. Мои воспоминания — как матрешки. Они вынимаются одно из другого. И уводят меня слишком далеко.

Лена бросила взгляд на измученное лицо Чаплицкого:

— Петя, вы чаю хотите?

— С удовольствием, Леночка.

Лена зажгла керосинку, поставила на конфорку старый железный чайник. И вернулась к разговору:

— Так что же вас не устраивает, Петр?

Чаплицкий пристукнул кулаком по столу:

— Решительно все. Бросать Россию я не хочу, а жить с большевиками — не могу.

— Почему? Разве честного человека не может волновать их идея свободы, равенства и братства?

— Да вздор это! — злобно бросил он. — Вздор! Я не хочу братства с чукчами! И там, где торжествует принудительное равенство, — нет свободы!

Чаплицкий зашагал по комнате, горячечно блестя глазами, быстро выкрикивая:

— А свобода напрочь исключает равенство, поймите это, Леночка! Пока я свободен, я всегда буду сильнее, умнее и богаче любого из них!..

Они долго молчали, пока Лена не произнесла печально:

— Тогда вы обречены. Они вас уничтожат… И будут по-своему правы…

— Мне это очень горько слышать от вас, Лена, — прошептал Чаплицкий.

Лена сняла с керосинки закипевший чайник, налила гостю чаю. Он сел к столу, сделал несколько жадных глотков. Лена тихо сказала:

— Но это неправда, Петя. Вы ослеплены ненавистью. Неужели вы верите в победу своего дела?

— Верю, — упрямо сказал Чаплицкий. — Хотя наши вожди — те, которые идейны, — безумны! А те, что умны, — безыдейны.

— Чего же вы хотите, Петр?

Чаплицкий снова встал, взволнованно прошелся по комнате, остановился напротив Лены, блестя глазами, неожиданно предложил:

— Лена, Леночка! Давайте уедем… через границу… Вместе!.. Я ведь так сильно… и так нежно любил вас… Я и там найду себе место… Мне одному больше невыносимо… Я так устал.

Лена покачала головой.

— Не хотите?.. А что же делать мне?.. Зря я к вам пришел, зря на вас обернулся…

Лена не поняла его:

— Почему, Петр?..

Чаплицкий тоскливо объяснил:

— Я как жена праведного Лота: обернулся на Содом, и вот — обращен в соляной столп…

Лена промолчала.

— Я видел вас несколько раз с этим комиссаром… Шестаковым, — резко сказал Чаплицкий. — Скажите мне прямо — это из-за него?

Лена неопределенно пожала плечами и снова ничего не ответила.

— Та-ак, та-ак… Понятно… понятно… — сбивчиво забормотал Чаплицкий. — Вот же у вас телефон, Елена… Позвоните, скажите ему… — Чаплицкий отошел к окну, сжатыми кулаками оперся на подоконник, разгоряченным лбом прижался к стеклу, шепча слова, как в бреду: — …скажите ему, что у вас прячется враг Советской власти… белогвардеец Чаплицкий… ваш бывший жених…

Лена молчала.

— Ну, что же вы? — истерически выкрикнул Чаплицкий. — Они высоко оценят такую лояльность…

— Что вы несете, Чаплицкий? Слушать противно! — взорвалась Лена.

Чаплицкий круто повернулся к ней:

— Почему же? Новые времена, новая мораль — сын на отца, брат на брата. Идеи дороже живых людей! Невесты предают своих женихов!

Лена долго, неотрывно смотрела на него. Потом разлепила пересохшие губы:

— Мне сейчас очень больно, Петр… Я вас тоже любила когда-то… — И добавила с мукой: — А вы… Вы горестный и кровавый шут…

Контрразведчик издевательски развел руками:

— Мы все шуты… на подмостках времен!

Лена взяла себя в руки. Показала Чаплицкому лесенку, ведущую на второй этаж:

— Приведите себя в порядок, умойтесь и ложитесь спать. Я постелю вам сейчас… — И так как Чаплицкий молчал, добавила непреклонно. — А утром уходите. Я больше не хочу вас видеть.

Чаплицкий поднял на нее потухшие глаза:

— Я не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. Через полчаса смена патрулей, и я уйду…

Лена не ответила.

Чаплицкий сказал горько:

— Но если вы сообщите Шестакову, что я был здесь, они поймают меня и убьют.

Он подошел к ней вплотную и с гримасой боли и ненависти добавил:

— Прекрасный сюжет: советская Джульетта сдает Тибальду из Чека своего Ромео! Прощайте!..

Лена со слезами на глазах бросилась вон из комнаты. Чаплицкий крикнул ей вслед:

— И запомните: моя кровь падет на вас! Запомните это! Падет на вас!..

Шестаков и Болдырев направились в Чека.

По дороге Болдырев говорил недовольно:

— Ну, и чего мы достигли? Только парня хорошего в лазарет уложили. Да еще двое раненых… И пальбу на весь город подняли.

Шестаков с ним не согласился.

— Это ты не прав, дорогой мой, — говорил он снисходительно. — Конечно, ребят жалко, что тут говорить. Да ведь и сам знаешь, как народ говорит: «Пошел на войну по голову чужу и свою захвати!». Как-никак шестерых бандитов мы положили?

Болдырев угрюмо кивает.

— Да двоих взяли… — продолжает довольно Шестаков. — Это раз… Во-вторых, убедились категорически, что в штабе засел предатель.

— А то раньше не знали, что он засел, предатель-то, — пробурчал Болдырев.

— Раньше мы предполагали, а теперь точно знаем. И мы его обязательно найдем.

— Найдем, — спокойно согласился Болдырев. — Куда он от нас денется…

Шестаков размышлял дальше:

— Тут что еще важно: теперь, после засады на «Пронзительном», враг знает, что мы его игру разгадали.

Нахмуренное лицо Болдырева немного разгладилось.

— Это факт, — сказал он довольно. — Теперь небось поостерегутся хватать любые слухи — вдруг снова ловушка? И вообще, когда враг опаску имеет, у него возможности вредить меньше. А то обнаглели…

Они вошли в помещение городского Чека, расположившееся в небольшой каменной усадьбе за глухим забором, бывшем имении купца Малодворова.

В одной из комнат русый вихрастый чекист лет девятнадцати настырно допрашивал диверсанта, который первый влез на борт «Пронзительного».

Арестованный был спокоен, развалившись в очень свободной позе на стуле, он развязно отвечал на хитрые вопросы следователя.

Чекист, видимо не очень довольный результатами своего расследования, с обидой доложил Болдыреву:

— Вот, полюбуйтесь, Андрей Васильевич: клянется-божится, что ничего про организаторов злодейского покушения на буксир «Пронзительный» якобы не знает…