Зимний Фонарь (СИ) - Карнов Тихон

Гулко скрипят вентили. В ванной неожиданно открывается вода. Немало удивившись, Анастази доходит до раковины и перекрывает её. Вместо хлорки вестница слышит запах гари… и перегноя. Наклонившись к сливу, девушка замечает слабую наледь на трубах, а затем и чёрные отпечатки на кране.

— Горько, — неожиданно слышится позади, — правда?

Лайне резко выпрямляется, но зеркало фиксирует лишь её одну. Внимание привлекает ярко-зелёная расчёска: меж щетинок бронзой переливаются волосы. Блондинка задумчиво хмурится. Вспоминает, что девушки у близнеца не было… Затем в голову приходит другая догадка. Менее обнадёживающая.

— Проклятье, — под нос выругивается вестница.

Схватив расчёску, обмакивает пальцы проточной водой. Возвращается в коридор. Повернувшись к стене, принимается чертить защитные литеры. Однако что-то идёт не так: выписанные вязи постепенно темнеют, и проступает металлический запах крови.

— Давай я тебе помогу, — раздаётся рядом игриво, и нечто сильное сначала хватает Анастази за шею, а после швыряет в противоположный конец коридора. Девушка, падая, ударяется о дверь. Едва не теряет сознание. — Ой, ты не ушиблась? Ты же знаешь, я порой такая неуклюжая.

— Шарлотта? — поднимая рассеянный взгляд, спрашивает вестница.

Замечает, что расчёска в метре от неё.

— Что, думала перекрасишь волосы, и тебя никто не узнает? О, я тебя всегда узнаю, Зи, — вспыхивает злобой мерцающая и чёрным ноготком касается приподнятого уголка рта, — на тебе цветёт клеймо изменщицы — жаль, что не я поставила его. Добро пожаловать домой.

Это бомба замедленного действия, понимает Чёрная Заря. Если она ничего не предпримет, то в скором времени от квартиры, а то и от дома, ничего не останется.

Угрожающе склонив голову, мерцающая движется прямо на неё. От близости немёртвой лоскутами облазят обои. Иссыхает лак деревянного пола. Стоит Митте ненароком дотронуться до стены, как по той начинают ползти пугающие узоры. Сплетения запретных литер, лишь чтение которых способно принести боль.

Вестница ногой подталкивает к себе расчёску. Внезапно дверь открывается. На пороге стоит Корвин.

— А ты ещё кто? — едва замедляясь, спрашивает мерцающая.

— Тот, — отвечает он, молниеносно берясь за винтовку, — кто проводит тебя в посмертие, дорогая, — и стреляет.

Выстрел приходится немёртвой в грудь. Андера отлетает в конец коридора. Пуля вгрызается в стену напротив. Гильза падает на пол. В течение пары болезненных секунд мерцающая корчится в агонии, пока форма отчаянно сражается с радиоактивным заражением.

Дрожащей рукой Анастази подбирает расчёску и, прежде чем Рейст успевает выстрелить ещё раз, поджигает её. Едва андера бросается к вестнице, как иллюзия плоти начинает черстветь и покрываться коркой. Шарлотта оступается. Заваливается рядом и тянет к блондинке руку. Кончики пальцев немёртвой обращаются в прах. Рот раскрывается в протяжном хрипе. Паралич оплетает тело, и нисхождение поглощает её. Древесина впитывает угольный контур женского тела.

— Это было, — неуверенно заключает вестница, — близко.

Всё кончено. Анастази облегчённо вздыхает. От слабости она готова откинуться на порог, но Корвин берёт её за плечи и помогает подняться.

— Ты в порядке? — обеспокоенно интересуется он. Блондинка кивает. После замечает, что рукав плаща дымится прикосновением андеры. — Прости, я знаю, ты меня не звала, но вы… были достаточно громкими.

— Всё нормально, — устало отвечает Лайне, осматриваясь. Нельзя сказать, что нисхождение привнесло такой уж сильный беспорядок… но уборка не помешает, — спасибо за беспокойство.

Анастази расстёгивает плащ и запихивает тлеющую ткань в мусорный пакет. Стоящий в стороне Корвин, скрестив руки на груди, окидывает обиталище Лайна оценивающим взглядом.

— Здесь точно живёт твой брат?

Анастази тем временем достаёт из дорожной сумки кожаную куртку и надевает её. Следом вынимает аптечку. Ощупывает ожог на шее. Вооружается ватой и медицинским спиртом. Протирает рану. Морщится.

— Да-а. После смерти матери мы продали нашу старую квартиру: себе Элиот взял здесь, а я купила машину… Да, вот настолько разные у нас цены с Карпеей — с продажи вышли сущие осколки.

— Я не об этом. Здесь пахнет… буквально как в лазарете. Будто мы уже в больнице… даже андеры прилагаются.

— Я ему тысячу раз говорила, — едва не срываясь на глухое рычание, злится вестница, — «не держи андеров дома», но нет, Элиот, как всегда, послушал и сделал всё наоборот.

— Не трать энергию на злобу, — советует Рейст и добавляет тише: — Так ты только кормишь их… Кто знает, сколько ещё их тут?

— А ты, получается, тоже не жалуешь андеров?

— Жалую. Издалека. Понимаешь, с андерами есть один нюанс, о котором многие забывают: со временем их личность стирается настолько, что стоит им оказаться в толпе себе подобных, как они начинают координировано действовать и явно не в пользу человека.

— Именно человека?

— Необязательно. Люди лишь одна из позиций их меню. Они не испытывают голода или жажды… в привычном смысле. Поскольку они уже всеми забыты, то единственное, что способно продлить их срок — поглощение всех источников тепла, будь то генераторы или домашний скот.

— Моя коллега в Родополисе как-то столкнулась с заказом на нисхождение кота: у одной пенсионерки умер любимец, и вместо того, чтобы кремировать его, она обратилась к таксидермисту… Результат, думаю, ты можешь и без меня представить.

— Эмм… Она выжила? — только уточняет Рейст. Рассказчица неопределённо качает головой и смазывает шею заживляющей мазью. — Поцелуи духов обжигают: чем он глубже, тем сильнее ожог.

— Не очень-то похоже, — негодует Лайне, — что она лезла целоваться. Ты уверен, что это так называется?

— Так писал об андерах Пьер-Шарль, — отзывается мужчина и выкладывает на стол апейрон, — у него было несколько стихотворений о них в сборнике «Цветы тленья».

— Любопытно… Вот только наши догмы гласят, что немёртвые не могут причинить нам вред, а нанесённый ущерб — следствие неосторожности с нашей стороны, — раздражённо делится девушка и, покончив с обработкой, с бинтами идёт к зеркалу. — Так что, что бы она ни хотела сделать, это уже не имеет значения.

— А ты сама-то с этим согласна? — настороженно интересуется мужчина, глядя на нетронутый апейрон. Ингалятор плотно запакован — на обороте, кажется, даже остался ценник в несколько сотен костов. — Нази?

— По-твоему, меня спрашивают? — невесело хмыкает та, перевязывая рану. Собеседник демонстративно кашляет. Девушка оборачивается и видит протянутый ингалятор. — А, нет… Спасибо, не стоит.

— Но почему?

— День ещё не закончился, а мы уже столкнулись с переходящей андерой: не лучшая идея расходовать нечто настолько ценное на пустяковый ожог. Через пару дней само пройдёт, — устало резюмирует Анастази и, встрепенувшись, поворачивается к спасителю. — Я тебе что-нибудь должна?

— Что? А, нет, — отмахивается тот с лёгкой улыбкой, — брось. Я же тебя ещё в больницу свозил… да и мало ли, что ещё? Пока ты не разобралась с транспортом.

— Ну, я не могу так. Безвозмездная помощь… Жизнь в Карпее от этого быстро отучает.

— Если тебе станет легче, можешь потом угостить меня кофе. Это необязательно, но я не откажусь.

— Кофе, договорились.

Эпизод четвёртый

Балтийская Республика: Линейная

больница Святой Адеолы

12-24/994

За больницей стоят неразгруженные машины — очередь на приём новых пациентов длится больше часа.

— Гнетущее место, — отмечает Корвин. — Мы точно по адресу?

Они паркуются напротив главных ворот.

— Точно, — мрачно подтверждает Анастази. — В городе нет других больниц… увы.

— Я… — глядя на заброшенный паллиатив, молвит Корвин, — я подожду тебя в машине. На дух не переношу все эти больницы.

Она тоже, мысленно соглашается Анастази. Кутаясь в куртку, она выбирается из машины. Декабрьский ветер обдаёт холодом. Прижимая к груди пакет с вещами, блондинка спешно перебегает дорогу.