Зимний Фонарь (СИ) - Карнов Тихон

Открытая створка обуглена холодом. Вторая — закрытая — намертво вросла в дверной проём, став продолжением стены. Стены, в свою очередь, пропитаны плесневелым духом тления. Окна с выбитыми стёклами слиты лоскутами оборванных тканей: на земле под ними видны следы.

Перед тем, как зайти внутрь, Анастази закидывает в кадильницу фимиамовую связку. Трудом раскалённый уголь заставляет её дымить. Благовония окутывают вестницу защитным коконом. Мрак чуть рассеивается. Девушка делает шаг вперёд.

Поначалу она ничего не видит. Утренний свет будто не проникает внутрь. Затем, когда зрение адаптируется к потёмкам, перед ней предстаёт поражённый зал. Выцветшая древесина клубится грибком. Кажется, тот, будто почувствовав слабое тепло, начинает дрожать. Пол устлан осколками и штукатурной крошкой. Лестница завалена кусками крыши. Под ногами хрустят её обломки. Анастази поднимает кадильницу на уровень глаз и взглядом обводит помещение.

Внутри кафе-баре свыше десятка тел: на танцполе, у дверей, перед барной стойкой и за столами. Замершие посмертно, они окутаны химической паутиной. Некоторые посетители лежат на полу. Присыпанные пеплом и золой, неподвижные. Скрученные, свёрнутые калачом. С закрытыми носами и лицами… Поражённые. Уже мёртвые.

Не в силах сдвинуться, Анастази смотрит то на опрокинутые стулья, то на сорванные лианы гирлянд. Она не считает жертв, но зал постепенно наполняется звоном рингтонов. Звонки остаются не отвеченными.

— О деми… — дрогнувшим голосом молвит блондинка. Она ошеломлённо опускает голову и замечает прилипший к носу сапога листок. — Что за…?

Агитационная листовка с великаном и маленькими человечками. В руках вестницы она дрожит и тлеет.

— Госпожа Лайне! — Следом забегает Дайомисс и теряется, когда видит нутро «Канкана». — Вам не следует здесь находиться. Здесь высокий элегический фон.

Анастази вздрагивает. Подаётся в сторону, когда агент тянется к ней. Спиной натыкается на проём и, замечая открытую дверь на веранду, выглядывает. Свежий воздух обухом бьёт по голове. Никого там нет.

— Эл-лиот? — зовёт Анастази брата и вновь оглядывается. — Элиот!

Оттуда прямо в зал тянется вереница босых следов. Угольные отпечатки, рассекающие зал пополам, заворачивают и исчезают за барной стойкой. Вестница неуверенно движется туда. Обходит танцпол. Видит столики с диванами, на которых лежат рюкзаки да сумки. На спинках висит верхняя одежда. Нетронутые коктейли мутнеют отравой.

— Госпожа Лайне, — возобладав над собой, с большей настойчивостью обращается к блондинке Дайомисс, — пожалуйста, покиньте…

Рекомендация остаётся проигнорированной. Анастази заглядывает за барную стойку и теряет равновесие. Садится.

Элиот лежит. Неподвижно. Из-за пыли его волосы, как и кожа, выглядят серыми. Манифест проступает трупными пятнами на шее. Ресницы белеют инеем. Лайне несмело к нему тянется.

— Нет-нет, только не это… — быстро шепчет она, боясь прикоснуться. Когда решается, то делает это настолько робко, что почти сразу одёргивает руку. — Элиот?

— Он мёртв? — спрашивает подошедший Дайомисс. Анастази поднимает на него растерянные, увлажнившиеся слезами глаза. Тогда охотник тяжко вздыхает и, присев рядом, касается шеи Лайна. — Будь спокойна, Зи. Он жив.

Лишь бригада парамедиков вынуждает Анастази отойти от брата. Тот едва вздыхает, когда его перекладывают на носилки. Тело наконец выносят. Снаружи слышатся сирены пребывающих карет и щелчки фотокамер. Замечая новостников, Лайне опускает голову и накидывает капюшон. Едва вспышки начинают мерцать, девушка выбегает из здания и ныряет за одну из скорых.

— Падальщики… — презрительно фыркает вестница, примечая на подъездной дорожке открытый фургон с названием.

«Синекамские Вести» не могли пропустить подобное. Ежедневная газета, превратившееся за последнее десятилетие в доску объявлений, практически не интересует жителей края. Хоть сколько стоящие в «Вестях» записи появляются настолько редко, что даже малые тиражи почти не раскупаются.

— Ам, девушка, что вы здесь делаете? — Из окна показывается голова юной фельдшерицы. — Стоп, что? Зи?.. Это правда ты?

— Дана? — с неменьшим удивлением отзывается та.

***

Тем временем Рейст подходит к берегу. Под кристаллами вод виднеются крыши затопленных строений. Наводнение, что превратило посёлок в озеро, пощадило лишь колокольню Храма Восхождение. Так и теперь: ненастье не тронуло её. Шпиль, возвышающийся над заиндевевшей синевой, сверкает также ярко. Последний на километры причал сгнил и покосился. Большинство лодок затонуло — лишь некоторые носы торчат из прибрежной тины.

— Красиво, — восклицает посредник. — Жаль, не сезон.

Романтика разлетается в клочья, стоит увидеть охотников, вылавливающих тела из воды. По внешнему виду покойников Корвин догадывается, что те были посетителями «Канкана». Судя по всему, они попробовали выбраться через веранду.

— Ты нормальный? — украдкой глянув на мужчину, кисло интересуется агент с сетью в руках и хмыкает. — Маску надень: не позорься.

У Корвина под рукой маски нет. Этот раз станет единственным за всё время пребывания в Линейной, когда он пожалеет об этом. Не из-за риска поражения, но из-за специфического запаха, присущего терминальным манифестантам. Если к смраду смерти некрочтец по долгу службы привык, то к тлеющей элегией плоти — нет.

***

От носилок пасёт мертвечиной.

Это первое, о чём думает Элиот, придя в сознание.

К лицу плотно прилегает кислородная маска. Под боком шумит медицинское оборудование. Фельдшерица о чём-то переговаривается с водителем — из-под берета первой торчат синие волосы.

А за окном дымится здание клуба.

Перед глазами восстают события прошлой ночи. Элиот рывком приподнимается. Резкое движение отдаёт болью в лёгких. Бьёт в голову.

Фельдшерица, заметившая это, спешно укладывает парня обратно.

— Эй-эй, тихо. Лежи-лежи, — тараторит она, — скоро мы будем в больнице. Это я, Дана. Всё будет хорошо, успокойся.

Но Элиот слышит нечто невнятное. Сумбурное. Женский голос превращается в звон стекла. Перетекает в крики, удушливый кашель… и вот уже вместо Даналии парень видит Алису. Задыхаясь, она пытается кричать. Из последних сил выталкивает людей из клуба, но часть посетителей мёртвым грузом оседает на танцпол. Другие падают замертво уже снаружи. Лайн нервно сглатывает. Слюна горечью обдаёт горло. Брюнет жмурится, силясь отогнать морок, но трупный воздух возвращает его обратно.

Собираются колючие слёзы. Пропитанные элегией, они тёмной пеленой ложатся поверх обзора. Парень хочет приподнять руку, стереть копоть соли, но тело слишком неподатливо, а мышцы — тяжелы. Любая попытка движения, затрагивающая всё, что выше пояса, источает боль.

Пульс ускоряется. Вместе с ним кардиомонитор начинает выдавать помехи. Анера небрежно бьёт по нему. Изображение стабилизируется. Элиот осторожно поворачивает голову. Шея — деми, она ещё есть?! — хрустит. Что-то с треском откалывается. Волны боли проходятся по всему телу. Однако голова наконец повёрнута, и слёзы вытекают. Ослабевшим глазом парень видит, что его руки, торс и, в особенности, грудь — всё поражено до черноты.

— …приехала его сестра, Анастази. Да, здесь Элиот Лайн, — доносятся до него обрывки диалога. За окном стоит златоклюв, и сердце не выдерживает встречи с реальностью, — она потом привезёт его вещи.

Сестра? Будь он проклят… У него же и впрямь есть сестра.

Лайн приоткрывает рот. Кожа со скрипом поддаётся мышцам. Язык остаётся непокорным. Голосовые связки способны лишь на хрип.

— Элиот? — вновь обращается к нему Даналия. — Пожалуйста… Не пытайся сейчас что-либо делать. Мы должны сначала снять элегический шок.

Брюнет хотел бы кивнуть, но поражённая шея не даёт этого сделать. Вместо этого он смотрит на изувеченные Воздействием руки. Метка некрочтения воспалённо выпирает. Сомкнутые веки дрожат. Будто в кисти сосредоточилась какая-то своя, особая боль.