Дахштайн - Юлия Макс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я… Мне нужно подумать, — ответил инквизитор, отступая. Шаг, два, и был таков.
Я села на постель и задумалась. Проблема. Повелитель спустит шкуру, если узнает, что Ниотинский видел мое истинное обличье. Значит, узнать он не должен. Грегор не смог ударить сразу, скорее всего, уже не убьет. Но оставлять его в живых нельзя. С одной стороны, Грегор понял, что я такое. А с другой — Повелителю требовался инквизитор для борьбы с ведьмами. Служительницы природы сильны перед Дьяволом, но и Бог их почему-то не любит.
Мой смех звонко прокатился по комнате. Бедняги. Ни то и ни се. К злу не примкнут и Богу не нужны.
Первая показательная казнь состоялась через неделю. Долгую неделю, в течение которой я предпринимала попытки убить инквизитора. Дважды я являлась в комнату Грегора через зеркало с намерением убить его во сне, но каждый раз нелепый ступор нападал на меня, едва я его видела. На третий раз я просто решила войти и сделать это. На третью ночь от момента, когда Ниотинский увидел меня в истинной ипостаси, приоткрыла дверь его комнат и проскользнула внутрь тихо, словно кошка. Он спал, ресницы едва заметно подрагивали. Я поймала себя на мысли, что лицо Грегора — самое прекрасное, на что мне доводилось смотреть за последние несколько веков.
«Убей! Вырви его сердце, и дело с концом!»
Я протянула руку, мои пальцы венчали черные когти, и почти дотронулась до упругих мышц голой груди инквизитора. Грегор молниеносно для человека схватил меня за кисть, удерживая. Он не издал ни звука, только смотрел прямо в глаза, будто понимал без слов. Я надавила, и хоть Ниотинский и прилагал усилия, но когти уже коснулись кожи. Судорожно выдохнув, не отрывая от меня сапфировых глаз, Грегор отпустил мою руку. Я опешила и впервые в жизни растерялась. Зачем он сдался? Чтобы что? Чтобы я его убила? Так просто? Почему?
Я сглотнула и почувствовала, как чернильные когти втянулись в пальцы. Грегор смотрел и смотрел, будто единственное в жизни, что ему хотелось — это глядеть на меня с нежностью. Судорожно выдохнув, я выбежала из его комнаты. Последние четыре дня сторонилась общества Ниотинского, дожидаясь казни ведьм.
На первую смерть мы обрекли простую швею Бамберга. Ведьмовских сил ноль. Но ее смерть должна была стать назиданием, последним предупреждением для колдуний. На самом деле обвинить кого-то в колдовстве было так же легко, как и дышать. Главной виной оказывался союз с Дьяволом. Главным доказательством были рассказы жертв и очевидцев. Стоило появиться не в то время, не в том месте, чтобы тебя назвали колдуньей. Фактически достаточно просто поругаться с соседями, носить отличающуюся одежду или вести отличный от общепринятого образ жизни. Ведьмы всегда выделялись необычной внешностью: белая, словно жемчуг, кожа, волосы, сотканные из тьмы, и такие же непроглядно-черные глаза. Или что было еще чаще: огненно-рыжие локоны и зеленые глаза, как у той, что показалась в кандалах. Бригитта Шварц с типичной ведьминской красотой считалась одной из самых сильных служительниц природы.
Казни, как и все городские собрания, проводили в костеле либо перед ним. Естественно, перед ним чаще, так как святое место довольно сильно жгло меня, но не Господина. Помост, рядом вековой дуб, позади здание церкви — вот и все место для действа.
Грегор хмурил лоб и машинально перебирал пальцами розарий[19]. По пылающему взгляду, который он бросил на меня, поняла, что разговора не избежать. Мне следовало его убить, но после последней попытки я сомневалась, что смогу, и оттягивала этот момент. Кусала губы, ощущая тяжесть в теле и чувство, похожее на головную боль. Никогда не думала, что демоны склонны к болям смертных. Желая отвлечься от этих мыслей, я перевела взгляд на место казни.
Фер Люций, передав слово Ниотинскому, стоял возле деревянного помоста и сочился удовольствием, словно труп гнилью. Находясь по правую руку, я видела это в блеске его глаз и лукавой улыбке, которые время от времени проскальзывали на лице, когда Повелитель был уверен, что никто не видит. Он с предвкушением закусывал нижнюю губу, словно пробуя на вкус эмоции, разлившиеся в толпе и осевшие на его устах. Свои чувства Фер Люций скрыл за маской набожного губернатора, когда Бригитту повели на помост. Жители толпились возле него, норовя приблизиться вплотную. Городок наш был невелик, и каждый знал друг друга по именам. Мы с Господином славно обосновались в нем уже как год, пока не появились ведьмы.
Ведьма Шварц рыдала и вырывалась, но, увидев нас с Повелителем, неожиданно успокоилась.
— Покажите еще раз свидетельство ведьмовства! — громыхнул Грегор помощникам.
Девице задрали платье, продемонстрировав всем собравшимся «дьявольскую метку» в виде полумесяца под коленом. На самом деле так ведьм отмечала природа, а не Фер Люций. Моя метка была клеймом, а не родинкой, и находилась в сокрытом от чужих глаз месте.
— Виновна в колдовстве и общении с Дьяволом! Засим я, представляя священную церковь и инквизицию, оглашаю волю: предать тело огню, дабы очистить душу ее от скверны, — голос Ниотинского звенел в тишине, как стрела, выпущенная из арбалета: тихо и неминуемо смертельно.
Бригитта знала, кто мы, но не сказала ни слова, понимая, что тогда всем ее сестрам конец.
Я опустила ресницы, рассматривая подол платья, а когда подняла взгляд — к ногам ведьмы уже сложили хворост и поднесли зажженный факел. Минута, и тишину разрезал крик боли. Огонь от брошенного в хворост факела сразу же начал жадно лизать голые ступни девушки.
Сама виновата. Люций предлагал работать на него, а девка отказалась, как и другие ведьмы. Я наслаждалась представлением не меньше Повелителя. Впитывала каждый стон и крик горящей ведьмы.
Грегор
Лилит упорхнула с зеркала заднего вида, но Грегор еще несколько минут ждал, надеясь, что она не покинула его. Судорожно выдохнув, кардинал позвал хранителя обратно в машину и молча уставился в лобовое стекло.
«Тогда в Бамберге мы не убили друг друга. Не смогли. Неужели она стала еще более жестокой?»
Грегор мысленно вернулся в тот день, когда начал охоту на ту, что была ему всех дороже. В те времена Ниотинский был уверен,
