Ричард Длинные Руки – бургграф - Гай Орловский

– Как полагаете, есть можно?

– Можно, – сказала она.

Я видел как на меня поглядывают, нагнул голову и, сделав вид, что полностью занят едой, сосредоточился, заглушил, а потом и вовсе отсек все шумы справа и слева, оставив узкий коридор, в конце которого шепчутся карбонариями. Постепенно шепот стал различим, я услышал:

– …собираетесь заняться шелком…

– Нет, мне проще…

– …А как же караван с солью…

– Нет, торговать солью – это неблагородно…

– А шелком?

– Шелк только для благородных, а соль жрут все…

– Но на соли можно сколотить состояние…

– Да? Расскажите подробнее…

Я ощутил разочарование, как-то подспудно хотелось, чтобы все говорили только обо мне, а у них, гадов, оказывается, есть и свои интересы и заботы. Со спины на плечо опустилась ладонь, оглушающе громовой голос едва не разломил череп:

– О чем задумались, благородный сэр Ричард?

Я едва не подскочил, сердце заколотилось, а этот огр в доспехах осторожно опустился в кресло, в глазах сочувствие, вон как я глубоко ушел в свои благочестивые мысли, забыл, что на пиру, а не в уединенной келье монастыря, где благородные рыцари проводят ночь перед дальними походами во славу церкви и короля.

– О славе рыцарства, – ответил я. – О его доблести, чести, благородстве…

– Хорошо, хорошо, – прогудел сэр Гаррет. – Я вижу возвращение былой славы, если и столь юные рыцари думают о подвигах, а не о наживе… а то сейчас как чума какая-то…

Он с отвращением обвел взглядом огромный стол. Его внук, сэр Дюренгард, слегка располневший, но бледный, как глубоководная рыба, с редкими волосами, сквозь которые просвечивает розовая лысина, ест много и с удовольствием, рассказывает про старые времена, когда все было иначе и чернь знала свое место.

Лакеи двигаются размеренно, не делая ни одного лишнего движения, бесстрастные и то и дело замирающие в неподвижности, между ними быстро семенит изящная горничная, похожая на молодого олененка. На минутку в зал заглянул массивный повар в белом чистом халате, оглядел стол и, что-то подсчитав в уме, скрылся.

Я с удовольствием ел горячую уху из рыб, что водятся в горном озере, так мне объяснили с гордостью, перетаскивал на свою тарелку хорошо прожаренное мясо, я не любитель бифштекса с кровью, а здесь как будто уже все знают о моих вкусах, странно, ел блинчики с мясом перепелок, пил прекрасное темное вино. Для десерта на середину стола водрузили горячий, парующий дивными запахами пирог, огромный, похожий на крепость из коричневого камня. Умело подрумяненная корочка треснула, когда служанка опускала пирог, из трещины вырвалась струйка одуряющего запаха. Я успел увидеть белую мякоть с орешками, но служанка убрала руки, и трещина захлопнулась.

Мелко нарезанное мясо подали с толченым луком и чесноком, зажаренных куропаток – в муке из горьких трав, вызывающих аппетит, а сказочный окорок вызвал довольные возгласы у многих гостей и улыбку у невозмутимого сэра Гаррета. Вино подали как в небольших бурдюках, так и в кувшинах, блюда из рыбы поразили разнообразием, я никогда не видел таких удивительных рыб, не спускал глаз с встопорщенных красных гребней, делавших их похожими на драконов, осторожно потрогал пальцем зубатые пасти: у рыб, насколько я знаю, таких зубов просто не может быть.

– Все съедобно, – подбодрил сэр Гаррет. – Эти водятся прямо в нашем пруду.

– Как называется это чудо?

Он пожал плечами:

– Рыба. Просто рыба.

Я с опаской ел эту рыбу, когда в комнату вошла, вошла тихо, ступая мелкими шажками, служаночка. В руках ажурный поднос с гроздьями винограда и двумя серебряными кубками изящной работы. Я бегло взглянул на кубки, слишком хороши для такого места, странно, затем перевел взгляд на девушку, тоже слишком хороша для служанки: правильное лицо с белой нежной кожей вместо привычного густого загара, аристократически вздернутые скулы и тонкий нос, внимательные глаза.

Я перевел взгляд на герцога, у него тот же тип лица: удлиненный череп, высокие скулы, да и у герцогини несомненное сходство с этой странной служанкой. Правда, только я могу его заметить: люди благородного сословия вообще не замечают слуг, для них это люди невидимки.

– И вина, – сказал я ей, указывая глазами на пустой кубик. Добавил: – Пожалуйста.

Рука ее слегка вздрогнула, но налила быстро и умело, не пролив ни капли. Я поблагодарил кивком, как у нас благодарят официантов, здесь это неслыханное дело, герцог взглянул на меня с удивлением, а герцогиня с любопытством.

А дочка с характером, мелькнуло у меня. Не желает сидеть взаперти, а переоделась служанкой, чтобы присутствовать и понаблюдать за молодым гостем, возможным женихом. И заранее сказать папеньке и маменьке, что не пойдет за такого урода. Скучного правильного урода. Морального, конечно, так как внешне я здесь весьма и весьма.

Когда расправлялись с десертом, я поспешно перебирал все, что знаю о Тарасконе и его устройстве, увязывал с увиденным здесь, герцог посматривает благосклонно, но с некоторой настороженностью.

Ты прав, ответил я мысленно. Я хочу, чтобы вы из этого гнезда вылезли и сказали свое слово. Ведь когда-то бродячий рыцарь из предков Дюренгардов решил наконец осесть, выбрал это место, силой согнал окрестных крестьян и заставил выстроить ему замок. Тот, который теперь пущен под склад. За постройку замка, правда, взял их под защиту от всяких разбойников, ибо какой пастух позволит волку резать его овец?

Надо сказать, что самих овец вполне устраивало, когда кто-то проливает кровь ради их безопасности и благополучия, так что под руку рыцаря стекалось все больше крестьян. Да и те, которые жили и трудились в его владениях, быстро плодились, богатели.

В конце концов случилось то, что всегда случается: при замке стали возникать мастерские, которые обеспечивали села всем необходимым из инвентаря, появились оружейные, даже ювелирные, потому что и крестьяне стремятся украсить себя и свои жилища. Потом и вовсе народу поселилось столько, что чужакам казалось, будто здесь всегда был город, а замок выстроили сами горожане просто для красоты.

Уютная бухта, где когда-то одна семья ловила рыбу и обеспечивала ею весь замок, превратилась в оживленный порт, где начали появляться настоящие корабли. Сейчас там целый лес мачт, тоже кто-то подумает, что сперва был порт, а город возник для того, чтобы его обслуживать.

Ремесленники объединились в цеха, выработали общие правила, научились отстаивать свои интересы. Их старшины обладали весом и влиянием на принятие важных решений. Лорд Дюренгард, властелин замка и города, как все люди благородного сословия, был только рад, что эти простолюдины управляются со своими мелочными заботами сами, перестали бегать в замок с пустяковыми жалобами и слезными просьбами. Раньше в приемные дни у ворот замка собиралась огромная толпа, и всем нужно было веское слово сеньора…