Русская весна - Норман Спинрад

– Послушай, сынок, – произнес Баркер почти ласково. – Ты ведь не хочешь предавать свою страну? Не хочешь провести жизнь в изгнании, не имея возможности увидеть родину? Не хочешь, чтобы там, дома, тебя называли предателем, а?

– Нет, – прошептал Джерри.

– Я так и думал, – мягко сказал Баркер.

– Но… но если я вернусь, что мне там делать? – несчастным тоном спросил Джерри. – Мне ведь не удастся получить работу в космической программе, да?

Баркер старательно изучал древесные узоры на крышке стола.

– С вашим опытом, Рид, вы найдете приличную работу. В гражданском авиастроении, может быть, или в автомобильной промышленности. Кстати, у меня есть приятель, он сейчас занимает высокий пост в компании "Пайпер", может, ему удастся что-то для вас сделать…

– Вы не понимаете меня, мистер Баркер, совсем не понимаете…

– Я понимаю одно, Рид, – сказал Баркер не без сочувствия – во всяком случае, Джерри так показалось. – Вы сами поставили себя в такое положение, когда вам придется выбирать между карьерой и русской подружкой, с одной стороны, и вашей страной – с другой. Деваться тут некуда. Я вам не завидую. Но дело обстоит именно так.

Джерри медленно кивнул и повторил шепотом:

– Да, именно так…

Эл Баркер поднялся из-за стола, обошел вокруг и в самом деле по-отечески положил руку Джерри на плечо.

– Вот что я вам скажу. Видимо, я сделаю то, что делать не следовало бы. Я выпущу вас отсюда с американским паспортом в кармане, хотя у меня совсем другие инструкции. И вместо сорока восьми часов дам вам пять суток. – Он убрал руку и пожал плечами. – Буду откровенен с вами, Рид. Мы не можем утащить вас назад в Штаты силой, и, если вы перекинетесь к европейцам, мне, поверьте, придется расхлебывать много дерьма. Но поверьте мне и в другом: я не хочу, чтобы бессовестные европейские дегенераты превратили в предателя такого бесхитростного парня, как вы. Я не хочу, чтобы вы приняли решение, о котором будете сожалеть до конца жизни.

Стены этого кабинета без окон вдруг надвинулись на Джерри, воздух словно загустел у него в горле, и весь мир сузился до немигающих глаз Баркера.

– Вы верите, что я откровенен с вами, Рид? – спросил Баркер. – Как американец с американцем?

Джерри встретился с ним взглядом и едва не всхлипнул.

– Да, – сказал он, чувствуя в горле противный ком, взбухающий, как дикое мясо. – Похоже, верю.

Время ленча давно прошло, и Соня уже на треть опустошила бутылку русской картофельной водки, которую она заказала в номер, чтобы набраться храбрости перед разговором о визите Панкова. О том, чтобы скрыть его посещение, Соня не помышляла: в любом случае пришлось бы объяснять продление отпуска. Панков, дилетант несчастный, не догадался придумать правдоподобное объяснение, и она не собиралась делать это за него. "Такие вещи лучше оставить профессионалам из КГБ", – подумала она после первой рюмки и сама удивилась своим мыслям.

А кроме того, у нее нет никаких причин скрывать что-то от Джерри, так ведь? Это после второй. В конце концов, он сам, по велению своего сердца, решил поступить так, как желало "высшее партийное руководство". После третьей рюмки ей стало казаться, что проблему для всех создал сам Панков, когда заявился сюда, а после четвертой она до предела сузила свою задачу, пытаясь придумать, как начать разговор с Джерри, чтобы рассказать все без стеснения и переживаний. К возвращению Джерри она успела сочинить первую половину вступительной фразы: "Представляешь, Джерри, как замечательно? Мой начальник продлил мне отпуск, потому что…"

Но когда он ворвался в номер, все вылетело у нее из головы. Джерри не заметил, что постель по-прежнему не убрана, что в ведерке со льдом стоит бутылка водки и что Соня основательно к ней приложилась. Глаза его горели, но лицо было пепельно-серым, словно не она, а он напился, – Соня мгновенно протрезвела.

– Ты ужасно выглядишь, Джерри, – сказала она, когда он рухнул в кресло. – Что стряслось в посольстве?

Джерри вытащил бутылку из ведерка, налил себе хорошую дозу и проглотил, как мужик [44], одним махом, словно для него это самое обычное дело.

– Они не разрешат мне работать на ЕКА, Соня, – сказал он наконец.

– Что значит "не разрешат"? Как они могут запретить?

– Они обвинят меня в нарушении Закона о национальной безопасности.

Соня бросила на него пристальный взгляд и сказала:

– Что-то я тебя не понимаю, Джерри. Если ты работаешь на ЕКА в Европе, что может сделать тебе американское правительство?

– Ничего, видимо… – пробормотал Джерри. – Но я не хочу предавать…

– Предавать что?

– Свою страну, черт бы ее побрал!

– А обо мне ты подумал? – строго спросила Соня. – О нас?

Джерри затряс головой и бросил на нее затравленный взгляд.

– Бедненький, они тебе совсем там голову заморочили, да? – Соня погладила его по щеке и налила обоим еще. – Давай по одной, а потом ты расскажешь мне все с самого начала.

Джерри кивнул, глотнул водки, передернулся всем телом и принялся рассказывать.

– …Это чудовищно! – воскликнула Соня, когда он закончил. – Хотя не вижу, из-за чего ты так переживаешь.

– Не видишь? – простонал Джерри. Боже, неужели она ничего не поняла? – Если я вернусь в Штаты, мы никогда больше не увидимся; если не вернусь, мне никогда не работать в космической программе!

– Но, Джерри, ты ведь только что сказал, что они не дадут тебе допуск к работам по американской космической программе, даже если ты вернешься!

Джерри глотнул еще водки, заставил себя успокоиться и думать. Она говорила верно. Самое ужасное, что, как ни крути, он для программы уже мертв – как и Роб Пост.

– Ты права, Соня, – сказал он обреченно. – Я конченый человек. Мне крышка. О, Боже, мерзавцы, сволочи!

На глаза наворачивались слезы, в животе словно разверзлась пропасть, пробирала дрожь. Вот так, что ли, чувствовал себя Роб Пост? Эта жуткая пустота в душе на двадцать, на тридцать, на сорок лет вперед?..

Соня встала, пошатываясь, подошла к нему сзади и принялась массировать напряженные мышцы шеи.

– Нет, Джерри, все не так. Ты совсем не конченый человек. Наоборот! Разве ты не видишь? Лучшая пора твоей жизни только начинается! У тебя есть твоя любимая работа. Перед тобой неизведанная Европа. – Она наклонилась, обняла его и прошептала на ухо: – И у тебя есть я…

Джерри вздохнул. Все верно. Да и что ему делать теперь в Штатах? Даже если бы ничего не произошло, пришлось бы ишачить до конца дней на эти идиотские военные программы. А здесь, в Европе, у него есть и любовь, и надежда, и настоящая работа.