Услышь меня, чистый сердцем - Валентина Малявина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несчастных надо жалеть.
Правда ведь?
Денёв права — сколько можно выезжать в суд?
Сокрушительная усталость после поездок туда.
Предполагается, что 14 июля будет наконец-то давать показания врач «скорой помощи» — Поташников.
Только бы пришел!
Он — единственный объективный свидетель.
Будут допрашивать и меня.
…14 июля 1983 года меня привезли в суд неожиданно быстро.
— Ну ладно, Валентина, посиди здесь пока. Совсем холодно в камере, — беспокоился солдатик из конвоя.
После паузы спросил:
— Устала?
— Да.
Смотрю на телефон, который стоит совсем рядом со мной.
— Можно я позвоню? Быстро?
— Нет, Валентина, нельзя. Если засекут, я пропал.
— Очень быстро. Домой.
— Ладно, звони, — согласился он.
Набираю телефон Тани и Сережи — мама сейчас у них живет. Очень нервничаю. Руки не слушаются. Цифры путаются. Занято. Ну надо же!..
— Занято, — я чуть не плакала.
— Ох, Валентина!.. Давай по-быстрому еще раз.
— Опять занято.
И сама не знаю зачем, набрала телефон Инны Гулая.
— Инна, здравствуй!
Онемела Инна. Она хорошо знает мой голос по телефону. С испугом спросила:
— Ты откуда?
— Это неважно. Слушай меня, не перебивая. Я очень прошу тебя — не приходи в суд. Позвони, пожалуйста, Сереже с Таней, у них моя мама, и передай им привет. Я только что звонила — телефон занят. Еще раз прошу тебя — не приходи больше в суд. Ты мне мешаешь.
Инна закричала:
— Кто тебе разрешил звонить?
— Инна, не приходи в суд! Очень мешаешь.
— Не угрожай мне!
Я положила трубку, рыло очень тяжело. Я понимала, что на суд Инна все равно придет. В очередном бархатном платье. Сядет, как обычно, близко ко мне и будет смотреть с ненавистью… Почему? За что? Я и сегодня этого не понимаю.
— Все, Валентина, больше звонить нельзя, — это солдатик. Он набирает нужный ему номер и докладывает, что мы прибыли.
— Ты Гулая звонила?
— Да. Она плохо со мной говорила.
— Она просто растерялась. Не ожидала, что ты сможешь позвонить. Не расстраивайся. У тебя сегодня трудный день. Нельзя нервничать, — успокаивает солдатик.
— Спасибо тебе. Ты хороший. Сколько еще ждать?
— Если не перенесут на более позднее время, то часа два.
В дверь постучали, и мне пришлось пойти в бокс.
…Вызывается свидетель Кайдановский.
Наши отношения с Сашей Кайдановским тянут на толстый роман. Но вначале о его выступлении на суде.
Перед его показаниями был объявлен перерыв, и когда конвой уводил меня в камеру, я встретила Сашу в коридоре. Свидетели и просто зрители разгуливали или стайками шептались по углам, а Саша одиноко сидел на скамейке у стены.
Мы посмотрели друг на друга. Он не приподнялся, не поздоровался. Странно… Я впервые не разгадала его настроений… и никакой эмоции не почувствовала… удивительно… Почему так?
Не нахожу ответа.
Итак, Саше задают дежурные вопросы, он отвечает на них. Наконец судья спросила:
— Где вы работаете?
— Нигде, — ответил он.
— Как нигде? — озадачилась судья.
Саша повторил:
— Так… нигде.
Судья сделала паузу и еще раз требовательно спросила:
— Кайдановский, где вы работаете?
Вижу, что Саше понравился этот дурацкий диалог, и он опять беззаботно отвечает:
— Нигде.
Судья начала основательно сердиться:
— Кайдановский, к вашему сведению, есть такая статья под номером 209, и есть еще несколько статей, по которым вы можете оказаться перед судом в другом положении, нежели теперь. Я еще раз спрашиваю вас: где вы работаете или работали в последний раз?
Саша вздохнул, повернулся ко мне и спрашивает:
— Валя, в каком году меня уволили из Театра Вахтангова?
Я принялась было вспоминать, а судья раскричалась:
— Прекратите сейчас же ваши издевательства! Ведите себя прилично!
Тут секретарь подсказала:
— Он учится.
— Как учится? Где? — орала судья.
Саша молчал, а секретарь, как ученица-отличница, четко произнесла:
— Он учится на Высших режиссерских курсах.
— Почему вы сразу не ответили, Кайдановский? — возмущалась судья.
— Вы спрашивали меня о работе, а в настоящее время я нигде не работаю, — безмятежно пояснил Саша.
Судья повела диалог дальше:
— От кого вы узнали о случившемся в 1978 году со Жданько Станиславом?
— От Симоновой.
— Вашей жены?
— Нет. Я узнал о случившемся от Евгении Симоновой, с которой Стас Жданько учился на одном курсе.
— Я и говорю, что вы узнали о случившемся от вашей жены, Евгении Симоновой.
— Фамилия моей жены — Кайдановская, — безмятежничал Саша.
Ему явно нравилась эта процедура вопросов и ответов.
— Ну, это понятно, что она Кайдановская, но у нее есть своя фамилия — Симонова.
— Моя жена не Симонова, а Кайдановская.
Казалось, что это будет продолжаться до бесконечности, зрители уже начали сетовать на Сашу, не понимая, что он всего лишь говорит правду. Саша расстался с Женей Симоновой, и теперь его новая жена — Кайдановская, вот в чем дело. И уж совсем Саша стал непонятен, теперь уже всем, когда принялся обвинять в нашей трагедии со Стасом Федора Михайловича Достоевского.
— Во всем виноват Достоевский, — заявил он.
Было ощущение, что Федор Михайлович сидит на скамье подсудимых рядом со мной. После недоуменной паузы общественный истей проникновенно спросила:
— Почему же?
И Саша заявил, что Достоевский отрицательно влияет на эмоции людей.
— Стас играл Раскольникова в дипломном спектакле. Замечательно играл. А чтобы хорошо сыграть этот персонаж, надо его понять, а чтобы понять, надо многое пережить… Потом он стал репетировать Рогожина, надеясь сыграть с Валей в спектакле «Идиот». Валя очень хорошо играла Аглаю в этом спектакле. Тоже надо кое-что пережить, чтобы так сыграть.
Посмотрел на скамью подсудимых, но не на меня, а рядом, словно тут и сидел Достоевский Федор Михайлович, и продолжал:
— Последняя наша встреча со Стасом была после того, как я прочитал его инсценировку «Великого инквизитора» — по главе из «Братьев Карамазовых». Вы представляете себе, что это такое — сесть и инсценировать самую трудную историю у Достоевского?
Общественный истей по-прежнему проникновенно спросила:
— А что, грустный сценарий получился?
— На веселую тему сценарий по Достоевскому написать нельзя, — сказал Саша и как-то совсем безнадежно посмотрел на общественного истца. Помолчал и спросил: — Как вы считаете?
— Суд снимает вопрос о Достоевском, — округлив глаза и с обидой в голосе прекратила разговор судья.