Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин

– Ага, – подтвердил Нил сипло, силясь открыть залитые едким потом глаза, – а какие жабы на этих листьях…

– Дивный мир создал Господь, – сказал Лоенгрин проникновенно. – Думаю, твое мохнатое сердце замирает от восторга… Ведь замирает, не так ли?

– Ага, – прохрипел Нил. Он заставил себя оторвать щеку от конской шеи, поднялся и постарался выпрямиться в седле. – Еще как… ага… Все замерло, совсем неживое…

– Надо его беречь, – сообщил Лоенгрин. – Это теперь наш мир.

Нил просипел:

– Весь?

– Да.

– И тот… что за Брабантом?

Лоенгрин повернул голову и посмотрел на молодого оруженосца с интересом.

– А ты в самом деле уверен, что Господь создал только Брабант?

Нил пробормотал:

– Да у нас многие так считают.

– А остальные страны?

– Сатана, – ответил Нил твердо. – Дьявол вечно старается превзойти Господа! Господь сделал человека, дьявол – обезьяну, Господь – собаку, дьявол – кошку… А когда Господь создал Брабант, дьявол чего только не нагородил!

– Интересный взгляд, – произнес Лоенгрин задумчиво. – Вот чем голова забивается в отсутствие знаний.

– А как на самом деле?

– Господь создал весь мир, – изрек Лоенгрин. – И вручил нам. А сам пошел заниматься другими делами!

Нил спросил оторопело:

– Как?.. Разве Господь не занят постоянно нами?..

– И следит, – сказал Лоенгрин саркастически, – чтобы у каждого простолюдина коза была подоена вовремя, у ребенка вытерт нос, а у бабушки Хримы прошел чирей на левой ноге под коленом?.. Не-е-ет, Господь вручил мир нам и сказал, что отныне мы в нем хозяева. Это у сарацин он следит за каждым их шагом! В их святом писании так и сказано: «Аллах ничего не делает для себя, а только для человека». Аллахом в тех краях называют Господа…

Глава 11

Дорога резво взбежала на холм и ринулась полого вниз, Лоенгрин на минуту задержал коня на вершине, на широком поле между невысоким холмом и густой дубравой толпа крестьян спешно выкашивает траву, еще несколько человек вбивают тяжелые толстые колья в ряд. Из замка тянутся длинной вереницей в эту сторону подводы, груженные досками и бревнами.

– Не пойму, – сказал он озадаченно, – что за строительство… Место не слишком удачное.

Нил всмотрелся, расхохотался.

– Никак потому, что не вы распорядились?

Лоенгрин чуть смутился.

– Нет, я не стараюсь влезать во все… по крайней мере стараюсь удерживаться. Просто интересно, что за время моего отсутствия придумали.

– В самом деле не догадываетесь?

– Да говорю же, нет.

Нил покачал головой.

– Из дальних стран вы, ваша светлость. Из дальних…

– Ты это говорил, – напомнил Лоенгрин. – Так что это?

– Близится время, – ответил Нил с подъемом, – время знаменитого брабантского турнира, ваша светлость!..

– Даже знаменитого?

– Ну да, уже лет двадцать ему, еще ни одного лета не пропущено… Сколько рыцарей съедется, сэр! Этого праздника ждут год. С того дня, как заканчивается предыдущий…

– И когда это?

Нил вздохнул с сожалением.

– Еще не скоро. Но поле размечают заранее. Знаете, как у нас обычно: полгода готовятся к чему-то, потом полгода вспоминают, как прошло… Затем все сначала!

Лоенгрин молча пустил коня с холма. Шумная и суматошная стройка приближалась, люди суетятся веселые и уже праздничные, наконец-то дождавшись еще не турнира, но уже зримой подготовки к нему. Рыцари у себя в замках целый год оттачивают мастерство конного боя, сотни раз на полном галопе поражая копьем чучело, часами упражняются в утяжеленных турнирных доспехах, лучники совершенствуют мастерство попадания в цель, для них тоже свой приз и кошель с золотыми монетами, торговцы прикидывают, что повезут на продажу, а матери учат созревающих дочек, как вести себя весьма прилично на людях, куда съедутся и молодые рыцари из дальних концов страны.

Он прикинул, что впереди можно остановиться на постоялом дворе, даже заночевать, вызнать новости прямо от народа в харчевне, но посмотрел на Нила, вздохнул и, высмотрев удобную поляну среди раскидистых дубов, остановил коня.

– Здесь дадим отдохнуть коням, – сказал он, – переночуем, а с утра отправимся дальше.

Нил послушно соскочил на землю, перехватил повод и его коня, но спросил с недоумением:

– Ваша светлость, до города всего пять миль! Можно заночевать в тепле и уюте…

– Увы, – ответил Лоенгрин. – Твой отец сказал, что ты чересчур падок до вина и женщин.

– Клевета! – заявил Нил твердо. – Ничуть… не больше, чем другие.

– Значит, – сказал Лоенгрин, – другие умеют сдерживаться?

– Ваша светлость!

– Разводи костер, – оборвал Лоенгрин.

Нил начал торопливо собирать сучья, Лоенгрин сел под дубом, прислонился спиной и сделал вид, что углубился в размышления, а сам из-под приспущенных век наблюдал за оруженосцем.

Вообще-то у него оруженосца раньше не было вообще, сам произведен в рыцари совсем недавно и хотя был оруженосцем и знает, что нужно делать и как нужно, однако чувствует пока что неловкость, заставляя прислуживать себе.

Искра из-под огнива упала в сухой мох, оттуда пошел легкий дымок, Нил быстро и умело начал подкладывать мелкие щепочки, упал на четвереньки и, смешно раздувая щеки, остервенело поддувал в крохотное пламя.

– Ваша светлость! – доложил он с гордостью. – Готово!

– Доставай еду, – велел Лоенгрин. – Но сперва – лошадям.

Нил расседлал коней, напоил, затем подвесил обоим к мордам сумки с овсом и уже тогда принес и поставил у подножия дуба седельные сумы, откуда под надзором господина вытаскивал чистую скатерть, а на ней раскладывал хлеб, сыр, мясо, луковицы, глиняный горшочек с медовыми сотами, а потом вообще диковинные лакомства, какие Лоенгрин встречал только в дальних скитаниях.

Он изумился:

– А это откуда?

– Молодая герцогиня тайком сунула, – признался Нил. – Заботливая она у нас, все ее так любят, так любят!.. Вас она тоже безумно любит и мне шепнула, что вы сладкое просто обожаете…

– Вообще-то да, – согласился Лоенгрин. – Гм… Она и это предусмотрела, как вижу?

– Заботится о вас, – сказал Нил польщенно. – Она очень такая, не зря у нее в замке так здорово… И ее подруги все как на подбор…

– Нил, – произнес Лоенгрин строго.

Нил вздрогнул, мечтательное выражение слетело с лица, словно его сдуло ледяным ветром.

– Я ничего, ваша светлость!.. Я так…

Лоенгрин посмотрел на роскошные яства с сомнением, перекрестился, вздохнул и сказал неуверенным голосом:

– Возблагодарим Господа… Любая пища – от него!

Он сложил ладони у груди, возвел очи вверх и начал читать молитву ясным и четким голосом.

– Аминь, – закончил Лоенгрин.

– Аминь, – сказал Нил поспешно.

Он едва удержался, чтобы не схватить аппетитно пахнущий кусок жареного мяса раньше своего лорда, но, едва Лоенгрин принялся за трапезу, дал себе волю: рычал, урчал, чавкал, пожирал, как голодный зверь, довольно всхрюкивал.

В какой-то момент перехватил внимательный взгляд Лоенгрина, к его удивлению, не столько осуждение, как жалость и сочувствие, застеснялся, однако Лоенгрин сказал терпеливо:

– Я понимаю, какое удовольствие ты испытываешь. Правда-правда.

Нил тут же протянул ему только что отрезанный ломоть мяса.

– Ваша милость, прошу вас!

Лоенгрин покачал головой.

– Нет-нет.

– Но вы же сказали…

Лоенгрин мягко улыбнулся и сказал все так же терпеливо и отечески:

– Нил, ты даже не представляешь, какое удовольствие можно получать, отказываясь от чего-то лакомого, запретного, манящего!

Нил захлопал глазами, изумление на его роже было таким неподдельным, что Лоенгрин расхохотался, показывая красивые здоровые зубы.

Нил пробормотал:

– Вы так шутите, сэр?

Лоенгрин помотал головой.

– Ты слышал истории про Симеона-столпника?

Нил кивнул.

– Да-да, он уже сорок лет стоит на столбе, лишая себя всех радостей.

– Он ест только раз в день, – добавил Лоенгрин, – и то лишь хлеб и воду, что приносят ему из монастыря. Он не стрижет волосы и ногти, волосы отросли уже до пят и укрывают его в зимние морозы, а когти стали, как у зверя.

Нил кивал, лицо стало сочувствующим, но тут обратил внимание, что Лоенгрин говорит с великим уважением и даже некой завистью.

– Ваша милость! – вскрикнул он шокированно.

Лоенгрин кивнул.

– Да, Нил, это святой человек. Он ежечасно и ежесекундно сражается с дьяволом, что в каждом из нас. И каждый из нас ведет с дьяволом борьбу, но кто-то чуть-чуть, кто-то дает отпор, а Симеон вторгся на земли самого дьявола и крушит его твердыни! Главное, всем показывает своим примером, что дьявола сокрушить можно.

Нил вскричал горестно:

– Да где же тут борьба?

– Нил, – сказал Лоенгрин с укором. – Я – рыцарь, но даже я не считаю, что против дьявола можно выступить вот только так на коне с копьем под мышкой. Дьявол воюет против нас соблазнами! И Симеон отказался от всех соблазнов, воинственно воздержался, а не трусливо! Я говорил, что, воздерживаясь, можно получать радость выше, чем удовлетворяя свои простые желания. На самом деле Симеон вовсе не страдает в настоящем понимании, в высоком. Он ломится победно вперед, он гонит и крушит врага, он повергает его огненным мечом убежденности, гоняется за разбегающимися миллионами по всему полю и убивает их без всякой жалости в праведном гневе!