Проклятие палача - Виктор Вальд

Таинственно молчалива земля Эпира. Но ей не скрыть всего богатства. Она – родина всех значительных рек Греции. Сосны, буки, дубы – лучшие для строительства кораблей. Самые крупные медведи, волки, рыси, кабаны, олени, серны на Балканах водятся именно здесь. А на озерах и в реках столько рыбы, выдр и водоплавающих птиц, что ими можно накормить весь христианский мир.

Вот только нет счастья и покоя на этой земле…

– Что это? – догнав сербского властелича, спросил Джованни Санудо.

Тот и сам внимательно приглядывался к нескольким черным столбам дыма, что поднимались из нижнего леса.

– Там селение Айхо. Оно покорно крулю. К тому же через него должен был пройти отряд властелича Вайки. Он шел в Арту по приказу Стефана Душана. Может Вайка баранов жарит? У него много воинов. Если к ним присоединиться, то можно по сторонам не оглядываться.

– Хорошо бы, – согласился герцог. – Да и баранина нам не помешала бы.

– Я уже послал воинов посмотреть, что и как.

Джованни Санудо одобрительно посмотрел на серба. Тот в его глазах, хотя и медленно, но перевоплощался из осла в… Пока еще мула.

Скоро прискакали и посланные воины. Еще издали один из них что-то выкрикнул.

– Все в порядке. Это Вайка веселился. Нужно поспешить, чтобы его нагнать.

Узкая горная дорога, щедро усыпанная крупными камнями, вывела на широкую поляну, из края в край любовно вспаханную и забороненную под зерновые. На краю поляны, прижавшись к вековому лесу, чернело с десяток больших домов до половины выложенных из камня, а далее из почерневшего дуба. Крыши домов были покрыты маленькими дощечками, заменяющими в этих краях глиняную черепицу. Вокруг домов множество пристроек для животных, а так же для хозяйственных нужд. За жердяными овинами еще сохранилось прошлогоднее сено. Все говорило о том, что селение простояло в этой благодатной низине сотни лет. Была ли на то воля Господня, щедрость природы, или трудолюбие и воинское искусство его жителей, можно было только гадать, ибо ни единой души ни в поле, ни возле домов не было.

Зато все еще дымился перед селением столб с приплавленным к нему обугленным человеческим телом, дымилась струйками выгоревшая земля, и набирали силу три огромных языка пламени, пожирая два ближайших стога сена и по ветру первый из добротных домов. И хотя в нескольких десятках шагов от огня весело струился полноводный ручеек, никто не пользовался его силой, чтобы уничтожить ненасытное пламя. А оно только и ждало сильного порыва ветра, чтобы перекинуться дальше и, уничтожив все селение, углубиться в лес. Там уже было где разгуляться и приобрести силу, могущество и необъятное тело самого жуткого из чудовищ – красного дракона пожара!

Джованни Санудо поморщил нос. Он неудачно остановил своего коня с подветренной стороны, и на него несколько раз подуло смрадом обугленного человеческого мяса.

– Не будем задерживаться! – громко воскликнул герцог.

Он любил собственный громкий голос. При нормальном голосе, его хрипотца раздражала герцога. Раздражала от того, что появилась она в самое жуткое время его жизни. Время, которое нельзя было забыть и невозможно без содрогания вспоминать. Поэтому окружающие чаще слышали крик Джованни Санудо, чем его плавную речь.

Властелич Стешко что-то так же громко прокричал на своем языке и его впереди стоящие воины тронули коней.

– Это что еще?! – удивленно воскликнул лекарь Юлиан Корнелиус, который весь путь настойчиво держал свою лошадь у правого плеча герцога.

Джованни Санудо оглянулся и на миг одеревенел.

Его собственность, его планы на будущее в образе девственницы, посланной самим Всевышним, спрыгнула с повозки и устремилась к жадным языкам пламени.

– Эй! – прокричал герцог и глупо захлопал глазами Джованни Санудо видел, как девушка спешит туда, где ей совершенно не нужно было в это время находиться. Видел и желал остановить эту бессмысленную выходку. Но для этого нужно было, по меньшей мере, гневным голосом окликнуть дерзкую девчонку и приказать вернуться в повозку. Но как раз этого герцог сделать не мог. Он так и не удосужился за множество дней соседства с женщиной с младенцем и двух девушек узнать их имена.

Да и не нужны ему были эти самые имена. Как и его телу и сердцу эти «Евины дочки», через которых дьявол может подобраться даже к самому папе римскому. Они нужны были его разуму и плану. Но не сейчас, позже. Тогда можно было бы и назвать их каким-либо походящим к случаю именем. Пока они только мелкие фигуры на его шахматном поле. Пешки, что выстроились в ряд и ждут, когда их повелитель начнет большую игру.

Только сейчас Джованни Санудо припомнил, что за все время нахождения «Евиных дочек» в его адмиральской каюте они не промолвили в его присутствии и слова. Да и сам герцог ни разу не обратился к ним ни единым словом. Да и о чем было говорить с этими глупышками? Достаточно того, что выяснили венецианцы и доложил Крысобой. Да и что тут непонятного? Здоровую женщину с младенцем нанял кормилицей какой-то благородный господин для своей сухогрудой жены и его вечно кричащего сына. Девушки ему также нужны. И по хозяйству днем и для утех ночью. Кто этот благородный господин? Уже не важно. Может и сам дож Венеции Андреа Дандоло. А может кто-то из его сыновей или родни. Не стал бы личный секретарь самого дожа заниматься этим вопросом для кого-то другого. А если занимался сам секретарь, то можно быть спокойным. Вопрос государственной важности! Значит женщина, ее молоко и ребенок здоровы, а девушки, вне всякого сомнения, девственницы.

Это все, что нужно от них герцогу наксосскому. Пока. А дальше он придумает и распишет их роли и правила поведения на шахматном поле под названием жизнь.

Только как ее остановить? Как окликнуть…

– Да что вы стоите, олухи! – загремел на своих людей Джованни Санудо.

Арбалетчики тут же побросали оружие и бросились к огню. Вслед за ними поспешил знаменоносец и мальчишка слуга. А глупая девчонка нашла в ближайшей хозяйственной пристройке большое деревянное ведро и уже возвращалась с водой от ручья. Она с пониманием выплеснула спасительную влагу на верхнюю часть стены дома и поспешила опять за водой.

«Селянка. Она обыкновенная селянка», – усмехнулся Джованни Санудо.

Как тут было не понять.

Нет для селянина худших бед, чем голод и пожар. И то и другое несчастье громко зовут смерть. А правильнее – и голод, и пожар, и смерть – это одно и то же. Хотя. Под крышей дома, при каких-либо, даже скупых пожитках, еще можно держать смерть на вытянутую руку. А вот если пожар сожрал и дом, и имущество, тогда лучше самому накладывать на себя руки. Ибо твой пожар проглотит дома, скот и все нажитое соседей, а то и всего селения.