Логофет Базилевса - Александр Сапаров

Диодор получил под свое командование всех пленных славян, и теперь у него была нелегкая задача наладить литье пушек и помочь Бахиджу организовать производство пороха. Когда я ему сообщил об этом, старый воин расстроился. Но я сказал:

– Диодор ты почти десять лет был управляющим пронии, и очень хорошо справлялся со своим делом, почему ты думаешь, что сейчас не справишься. Я ведь не заставляю тебя самого делать порох. Твое дело организовать все так, чтобы те, кто могут это делать, делали это спокойно и не думали больше ни о чем. А самое главное, чтобы те, кто захочет хоть что-то узнать, что и как тут делается, быстро расставались с такими намерениями, и лучше чтобы вместе с жизнью. Я уверен, что ты справишься. Тем более, что ты теперь управляющий у эпарха, а не у какого-то прониара.

Мои мысли были прерваны криком чайки. Мы свернули с тропы в колючие заросли и продравшись сквозь них побежали по узкой балке, также заросшей колючкой. Через метров двести балка стала шире, там паслись несколько коней, а у бездымно горящего в небольшой ямке, костерка сидели две моих тени. Мы уселись рядом с ними, взяли протянутые нам кружки с травяным настоем. Когда мы уже заканчивали перекус, из кустов в своей мохнатой зеленой одежде вышел Домн.

– Стратилат,- обратился он ко мне,- почти сразу после вас по тропе проскакал военный отряд касогов, я насчитал почти пятьдесят человек, потом сбился со счета. Но их там наверно еще два раза по столько.

– Ну, что же брат Гуча уже приступил к своей мести, но кажется, что это, он сделал очень поспешно, – подумал я.

Не торопясь, мы собрались и, усевшись на коней, отправились в сторону Тьмутаракани. Я специально устроил основной лагерь в этом месте, потому, что здесь, как раз наш путь сворачивал с тракта, ведущего во владения Адзарбы, и был более безопасен, чем тот по которому сейчас будут передвигаться основные воинские силы касогов.

– Наш отряд из семи человек, конечно, был приличной силой, но против нескольких десятков доспешных воинов долго бы не выстоял, поэтому двигались мы, все же достаточно осторожно. Подмастерья внимательно следили за дорогой. А я мог посвятить себя обдумыванию неотложных дел. Мой конь, который получил от меня очень оригинальное имя Ворон, легко нес мое бренное тело, по каменистой почве. Он уже простил мне издевательство, которому я его подверг, хотя первое время и шарахался от моих рук. Но репка и овес сделали свое дело, и вскоре мы с ним были, не разлей вода. Наше дальнейшее путешествие протекало спокойно и через три дня мы благополучно въехали в ворота крепости.

Над просторами ковыльной степи палило безжалостное солнце. Высоко в небе пели жаворонки, в траве мелькали стайки сайгаков, и туров. Если забраться на высокий курган, насыпанный тысячу лет назад властителями этих степей скифами, можно увидеть опять все тоже самое, ковыльные просторы, кое-где сменяющиеся небольшими зарослями кустов и деревьев растущих вдоль высохших ручьев, или все еще текущих рек и небольших озер. По этим степям за прошедшие тысячи лет прошло немало новых народов, появившихся в глубинах Азии, они потрясали древний мир, назывались бичом божим. Но где они скифы, готы, гунны, печенеги? Они исчезли, растворились среди народов населяющих Европу, в отличие от славян, сохранивших свою идентичность с арийских времен. И вот очередная волна достигла причерноморских степей, Половцы пришли неожиданно, высокие светловосые кочевники, прямые потомки скифов, вобравшие в себя тюркские обычаи. Для Киевской Руси они стали новым серьезным врагом, впрочем, как и для ромеев.

Они одерживали победу за победой, пока на их пути не встали полки Владимира Мономаха, сумевшего объединить под своими знаменами большую часть южной Руси. И это дало результат. Половцы были отброшены за Дон, к предгорьям Кавказа. Но уходить туда, откуда они пришли, им были нельзя. Свято место пусто не бывает. В Сибири, монгольских степях, уже нарождались на свет новые силы, которые, если их вовремя не остановить, на три столетия сделают мою Родину улусом вначале Монгольской империи, а потом Золотой орды.

Эти мысли, и другие бродили в голове, а ноги и руки на автомате управляли моим скакуном, неутомимо несшим меня по степи.

Вот уже две недели, как мы вышли в приазовские степи и шли на соединение с полками Ярополка. Под его командованием было почти десять тысяч воинов. Для этого времени довольно большое число. Но степь не средняя полоса, вода, определяла здесь все, когда жить, когда умирать. Только незнающий человек мог думать, что в степи можно идти везде, где захочешь, ничего подобного. Все дороги, сакмы, были известны тысячи лет, и армии завоевателей, как и кочевья ходили по известным маршрутам. Единственно, надо было иметь людей, которые эти маршруты знали. А у нас такие были.

Ратибор, казалось, помолодел, ему было уже за шестьдесят лет, но он сидел в седле не хуже молодых.

– Глеб, – по простому говорил он мне, – когда никто не слышал,- я всю жизнь этим живу. Нельзя мне дома помирать. Пусть это будет в битве.

У нас уже все вошло в колею. Если в первые дни еще были досадные поломки телег, другие проблемы, самая большая из которых была переправа через Кубань, то сейчас все было отработано. Все знали, сколько пройдем за сегодняшний день, где встанем на ночлег. Уже без проблем, когда останавливались, полторы тысячи человек за два-три часа привычно укрепляли лагерь, чтобы никто не мог напасть внезапно. Охотничьи команды привозили дичь, и вскоре на кострах готовилась еда. Хотя мы передвигались достаточно медленно, но все же мои воеводы были довольны, еще никогда они не видели такого единения ратей и обоза, которого в полном понимании этого слова и не было.

Пока никто из кочевников на нас не нападал, да и видели мы одиноких разведчиков всего два раза. Но никто не расслаблялся, все знали, что песец может придти незаметно.

Гзак на ходу монотонно напевал унылый протяжный мотив, по сторонам мелькал ковыль, разбегались с дороги дрофы, и зайцы, его ноги практически без участия рук, держащих повод, направляли коня в нужную сторону. Рядом с ним скакали еще несколько всадников. Гзак был доволен, сегодня его отец Джурай хан впервые отпустил его командовать дозором. Вынужденный в прошлом году уйти чуть ли не за горы его род возвращался обратно к Данаперу. Отец, все еще переживающий смерть старшего сына, случившуюся три года назад, долго не доверял ему самостоятельных заданий, но все-таки он смог доказать, что уже может быть воином.

В шестнадцать лет он убил своего первого врага, и сейчас был полон желания подтвердить свое право на командование.

Легким движением он направил коня на вершину большого кургана. Еще лет десять назад отец приказал поставить тут статую балбала, несколько лет, мастера и десятки рабов сначала поднимали огромный камень на вершину кургана, а потом высекали статую предка.

Воины спешились. Один из них легко подхватил барана, лежащего связанным у него за седлом, и понес к статуе, окруженной большим кругом вкопанных камней. Внутри круга, уже начала расти трава. Только старое кострище еще выделялось темным пятном. Воины быстро развели небольшой костерок, собрав сухие лепешки кизяка, Баран был разделан и кости шкура и голова положены к подножию статуи. Гзак осторожно смазал ее рот кровью жертвенного животного.

– Предок,- мысленно говорил он,- пусть наше кочевье будет удачным. Мы пойдем к урусутам, убившим моего брата. Будем жечь их жалкие постройки, и насиловать их женщин. Люди, которые ранят землю, не достойны, жить свободно, их судьба быть нашими рабами. Как всегда при мысли, что он будет резать и насиловать женщин, у него появилось возбуждение, и Гзак, оглянувшись на своих спутников, присел, чтобы они не заметили торчавших бугром штанов.

Они жарили на прутиках кусочки жирной баранины и кидали их в рот, когда один из них вскочил и с возгласом удивления показал на запад.

Гзак, моментально, раскидал недогоревший кизяк, и присоединился к остальным, жадно рассматривающим, длинную вереницу странных повозок.

Его товарищи возбужденно переговаривались, обсуждая, что это может быть. А Гзак для себя уже все решил:

– богатые купцы собрали караван и идут в Дербент. Они, думают, что куманы испугались урусутских коназов и попрятались по ущельям.

В его голове уже появились картины товаров, которые наверняка есть в этом караване.

– Если их удастся взять,- думал он,- наш род опять займет свое место в степи, будет кочевать, где захочет сам, а не там где укажут на совете.

Джурай хан, сидел на кошме около своей кибитки и пил кумыс из оправленного в серебро черепа, когда раздались крики и к нему через кольцо охраны на коне промчался младший сын. Ловко спрыгнув с коня, он припал к ногам хана:

– Отец, мы обнаружили в степи купеческий караван, он идет прямо на нашего балбала.

Он очень большой, отец, предки посылают его в наши руки.