Опасные шалости - Инга Берристер

— О, Невил, — перебила Дорис. — Ведь дело не в том, что я не хочу остаться с тобой!

— А в том, что ты еще не готова вступить со мной в брак, — предположил мужчина.

— Но это очень серьезный шаг! Я знаю, я люблю тебя. Но жизнь, которую ты здесь ведешь, твоя работа...

Девушка помолчала, тряхнула головой. Меньше всего она желала задеть его чувства, но все же решила быть откровенной до конца.

— Я знаю, как важно для тебя то, что ты делаешь в Центре, Невил. Но я не уверена в своей способности разделить твое отношение к нему, стать такой же убежденной.

— Но ведь я и не прошу тебя об этом, — удивился он. — В конце концов, ты сама не ждешь от меня восторга от новых образцов тканей, правда? Я не хочу изменить тебя, Дорис. Любовь заключается не в этом.

— А когда я приехала сюда, ты заявил, будто можешь изменить мои взгляды, — напомнила девушка. — Я и в самом деле чувствую себя другой, Невил. Я принимаю твою веру в выбранный путь, я не сомневаюсь в твоей искренности и человечности, но...

— Но какая-то часть тебя все еще не доверяет мне полностью, — печально заключил за нее Смайлз.

— Нет, не это, — возразила Дорис. — Конечно, я доверяю тебе. Как я могу думать иначе после того, что ты сделал, после тех дней и ночей, проведенных вместе? Нет, мое недоверие относится не к тебе. Просто я не могу...

— Ты не можешь до конца расстаться с прошлым, — закончил Невил ее фразу. — Не можешь освободиться от страха, что я обойдусь с тобой подобно мужу твоей подруги. Дорис, бесчестность коренится в самих людях, она не является продуктом их жизнедеятельности.

— Да, но...

— Но что? Существуют стереотипы, которым люди всегда должны отвечать?

Дорис покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

Они не поссорились, но в ту ночь тень произнесенных слов легла вместе с ними в постель, и хотя Невил любил ее с обычной страстью и силой, Дорис ощущала, что в нем возник некий барьер, а в ней укоренилось болезненное чувство утраты.

— Мне надо ехать, — повторила она снова. — Мне предстоит поездка в Пакистан, и выезжать я должна прямо в день возвращения. Я не могу отменить запланированные встречи. — Дорис закрыла глаза и с болью в голосе произнесла: — О, Невил, мне будет так не хватать тебя. Я хочу остаться с тобой здесь, хочу этого больше всего на свете!

— Но... — продолжил он за нее.

Дорис печально смотрела на любовника.

— Не стоит торопить события, — почти умоляюще сказала она.

— Нет, не стоит, — согласился Невил. — Существует сотня, а то и больше всяких причин, почему нам лучше хранить благоразумие и продвигаться в отношениях медленно, но это все-таки не имеет отношения к делу. Ты все еще прячешься от меня, Дорис, от нас.

— Нет, неправда, — опровергла она, хотя отлично видела его правоту.

Нельзя сказать, что она его не любила, нет.

Даже о недоверии не шла речь. По крайней мере, она была уверена, что Невил не причинит ей зла, он всегда поставит ее эмоциональную и физическую безопасность и спокойствие на первое место.

Но по-прежнему глубоко внутри у нее оставалась настороженность по отношению к Центру и работе Смайлза. Если бы он продолжал читать лекции в университете... Но ведь она любит человека, настойчиво убеждала себя Дорис, а не его работу.

Когда Невил со страстью и энтузиазмом говорил о своих будущих планах, о пользе стараний, Дорис видела лишь обратную сторону медали: пустые надежды Мэгги, напыщенное хвастовство Стива и людей, им обманутых и оскорбленных.

Речь не о том, будто ей не хочется остаться с Невилом. Она хотела, хотела отчаянно, но в то же время боялась; боялась, что он не сможет быть всегда таким замечательным, как теперь, что где-то в глубине его существа могло затаиться зло, которое потом разрушит ее счастье.

Она все еще боялась, признала Дорис, боялась привязаться к Невилу слишком сильно, боялась возможной боли.

— Как мне не хочется ехать в Пакистан, — сказала она грустно. — Мне будет так пусто без тебя...

Невил ласково улыбнулся и поцеловал ее, но не предложил отложить поездку.

— Разлука продлится лишь три недели, — приободрил он ее.

Три недели. Дорис закрыла глаза. Даже сейчас, если Невил три часа находился вне поля зрения, ее начинало томить одиночество.

Когда они с Невилом были, как сегодня, вместе, замкнуты в интимной близости своего мира, ничто не имело значения. Любое вмешательство казалось невозможным.

— Любить друг друга не означает обязательно испытывать одинаковые чувства по отношению ко всему, — нежно сказал он. — Мы живые люди. Всегда могут возникнуть ситуации, когда мнения наши разойдутся.

— Иногда это может случаться, — согласилась Дорис. — Но мне просто хотелось...

Она замолчала. Чего хотелось? Чтобы все было по-другому? Чтобы Невил стал другим? Нет, никогда.

— Мне просто нужно время, Невил. Все произошло так стремительно. — Девушка не смогла заставить себя встретиться с ним глазами, когда любимый поцеловал ее. Она ощутила душевную боль, ему причиненную.

Через три дня курс закончится, и Дорис вернется в свою привычную жизнь; в это время на следующей неделе она будет вести переговоры с поставщиками в Пакистане, обсуждая цены и условия поставок тканей в будущем году.

В какой-то момент перед отъездом Невил поинтересуется, произошла ли с ней обещанная им чудодейственная перемена. Что она ответит? Что любовь к нему полностью перекроила ее? Но она по-прежнему не верила, будто курсы предлагают нечто большее, чем уводящие в сторону от жизни игры.

Проглотив горячие слезы, Дорис повернулась к Невилу, изо всех сил сжав любимого в объятиях, и закрыла глаза от боли, терзавшей ее.

Она ощущала шелковистость теплой кожи под ладонями. Очертания тела, запах кожи, вздохи и шепот во время любовных ласк, его движения — все это стало до боли знакомым за последнюю драгоценную неделю. Это знакомство отнюдь не уменьшало любви и желания, а, наоборот, укрепляло их; и сейчас, просто пробежав кончиками пальцев по его спине, Дорис почувствовала дрожь возбуждения.

Пройдясь губами по его ключице, она услышала, как Невил тихо застонал. Руки его скользнули по телу девушки, бережно сжали груди, пощекотали упругие соски. Когда он притянул ее к себе, медленно ловя сосок губами, обдавая его влажным ласкающим жаром, кости ее словно расплавились. Руки мужчины пробежали к бедрам, поглаживая тугие округлости, а потом скользнули внутрь нежной плоти.

Тело уже жаждало Невила. Короткие стоны выдавали пылающую страсть; шелковистое прикосновение кожи, тихий стон наслаждения, который он издал, когда Дорис обхватила пальцами его напряженную плоть и начала ласкать ее, выражали не только желание, но и нежность, и любовь. Он оказывался беззащитным перед нею, когда был вот таким, переполненным чувством, шепчущим горячие слова ей на ухо, пока движения тела выражали всю глубину и силу его любви.