Помни войну - Алексей Шишов

Получение адмиральского звания не изменило ревностного отношения Степана Осиповича к службе. Он оставался врагом рутины и косности. Все свои дела и помыслы он посвящал одному — служению Российскому флоту и Отечеству. Лучшей характеристикой его личных качеств и воззрений может стать мнение Макарова при обсуждении проекта Положения о морских призах — торговых судах противника, захваченных во время войны:

«Определение морскими призовыми правилами денежного вознаграждения военных чинов за совершаемые ими военные подвиги не подходит духу русского воинства. Призовое право занесено к нам с запада, но корень его не соответствует почве. Каждый военнослужащий во время войны призван, чтобы по мере своих сил бить неприятеля. Если деятельность его и его подчиненных будет признана достойною поощрения, то начальство найдет, каким образом вознаградить отличившихся, но никто из военнослужащих в собственных соображениях не должен руководствоваться никакими денежными расчетами.

Русский воин идет на службу не из-за денег, он смотрит на войну как на исполнение своего священного долга...

Тот, на кого в военное время могут влиять деньги, не достоин чести носить морской мундир...

...Право на денежное призовое вознаграждение военнослужащих, как не совместимое с доблестью, присущее русскому воинству, следует отменить».

Летом 1890 года контр-адмирал Макаров назначается председателем Комиссии по испытанию артиллерии на броненосце «Император Александр III». Степану Осиповичу не составило большого труда определить конструктивные недочеты современного корабля. Среди прочего он сразу увидел, что капитанский мостик поставлен не на своем месте.

Но одно дело заметить и сказать, а другое доказать, что мостик действительно стоит не на своем месте. Газета «Котлин», выходившая в Кронштадте, так рассказала о том, как Макаров убедил Адмиралтейство в необходимос-ти внести исправления в конструкцию верхней палубы броненосца «Император Александр III»: "Чтобы доказать, что мостик поставлен не на месте, сделали выстрел 3 двенадцатидюймовых орудий, повернув башню донельзя орудиями по борту. Целый край мостика полетел в воду! С его развалин была снята фотография. Конечно, его перенесли на другое место, подальше от башни. Зато избежали бед с людьми, которых не миновали бы, случись дело на маневрах или — еще хуже — в бою».

И мичман Макаров, и контр-адмирал Макаров, не имевший, по сути дела, специального образования, поражал окружающих широтой научных интересов и глубиной познаний. То и другое он добывал долготерпением, самообразованием и трудом великого флотского новатора.

Что, казалось бы, было общего между гидрологией моря и артиллерийским снарядом? Но для Степана Осиповича это означало одно — возможность творческого поиска на благо русского флота, родного Отечества. Поэтому и появился на свет «макаровский» бронебойный колпачок, до сих пор составляющий неизменную принадлежность всякого бронебойного снаряда.

В сентябре 1891 года контр-адмирал Макаров становится главным инспектором морской артиллерии. До того специально вопросами артиллерии он не занимался. Получив новое назначение, Макаров сразу же начал с решения проблем пушечного дела. Взялся прежде всего за главную: за мощь орудийного снаряда.

В то время шло острейшее состязание между корабельной броней и корабельным снарядом. Вернее, состязались их создатели, конструкторы. В ходе такой конкуренции, шедшей не на жизнь, а на смерть, появился на свет стальной бронебойный снаряд. И сразу же корабельные пушки возобладали над броневой защитой судов.

Но стоило только увеличить толщину брони и сделать ее более прочной, закаленной, как престиж артиллерии сразу утратился. И снова встал вопрос: как же в морском бою поражать броненосного неприятеля артиллерийским огнем?

Испытания шли за испытаниями. В Англии фирмой «Гарвей» изготовляется новый тип брони с очень сильной закаленной поверхностью. Стальной снаряд при ударе о броневой лист или отскакивал, рикошетил от него, или разбивался в куски.

Но однажды на полигоне английский броневой лист случайно поставили по отношению к орудию незакаленной стороной. Снаряды пробили броню с поразительной легкостью. Потом ошибку исправили. При этом присутствовал инспектор морской артиллерии, который благодаря халатности служащих полигона «разрешил» спор между броней и снарядом в пользу последнего.

Как принято считать, все гениальное по сути просто. Это лишний раз продемонстрировал для истории Степан Осипович Макаров, сказав своим коллегам — специалистам по морской артиллерии:

— Надо менять бронебойный снаряд.

— Каким образом? Ведь те образцы, что опробованы на полигоне, сделаны из лучших сортов отечественной стали.

— Дело не в самом снаряде, а в его наконечнике.

— Наконечник, Степан Осипович, на Невском заводе выточен из самой крепкой стали.

— Вот в этом-то и вся суть дела: пробивает или не пробивает снаряд броню. Надо наконечник делать из незакаленной стали.

— Но как же снаряд с незакаленным наконечником пробьет броню надежной закалки?

— Очень просто. Стальной наконечник доброй закалки просто чиркает по броне или раскалывается от сильного удара о нее. А мягкий наконечник в миг встречи сплющится и позволит избежать отскока или разлома снаряда.

— Но такой же наконечник не пробьет броневой лист?

— Правильно. Не пробьет, а только расплющится от удара. Но он даст выстреленному снаряду точку опоры на броне, а тот своей закаленной сталью продырявит ее.

— Но это же неслыханное дело, уважаемый Степан Осипович.

— Согласен. Но иначе корабельным пушкам корабельной брони не одолеть...

Макаров разрешил проблему корабельного «огненного боя» поразительно весьма просто: он предложил стальные бронебойные снаряды делать с наконечником из мягкой, незакаленной стали. От такого предложения в Артиллерийском комитете от удивления качали головами.

Результаты испытаний на артиллерийском полигоне превзошли все ожидания к стыду самых высокопоставленных скептиков. Броневая плита от удара первого же такого снаряда или раскалывалась, или пробивалась навылет.

Остается только сожалеть, обращаясь к прошлому, что царские власти не смогли засекретить принципиально новый бронебойный снаряд. В результате он быстро нашел применение на всех флотах мирах, в том числе и в военно-морских силах будущих противников России. Там уже хорошо знали цену макаровским изобретениям. Одно имя талантливого изобретателя гарантировало повышенный интерес к его «авторским работам».

Чудодейственные макаровские колпачки вызывали восхищение у специалистов артиллерийского дела. На французском флоте такие снаряды назывались «снарядами в шляпе». Их испытания превзошли всякие ожидания. Приветственное письмо изобретателю прислал русский военно-морской агент (атташе) в США Ферзен. Он сообщал, что на американские военные корабли после опытных стрельб отныне поступают снаряды только с бронебойными макаровскими колпачками. Ферзен писал автору изобретения:

«...Я особенно горжусь тем, что присутствовавшие при опыте офицеры американского флота... мне заявили, что наконечники изобретены вашим превосходительством и что об этом знает весь американский флот».

А капитан учебного судна военно-морского флота Республики Аргентина, посетивший с дружеским визитом крепость Кронштадт, во время официального приема сказал так:

— Знакомство с адмиралом Макаровым делает честь аргентинским морякам. Мы считаем вас, господин адмирал, «победителем брони». И не просто брони, а самой лучшей английской закалки...

Появление на свет «макаровского бронебойного колпачка» выказало еще одну черту характера Степана Осиповича — его бескорыстие. Он имел полное право по всем международным законам взять патент на уникальное изобретение в артиллерийском деле и нажить миллионы. Что ему, впрочем, и советовали окружающие его люди.

Так поступил, например, британский адмирал Перси Скотт, который за нарушение своих патентных прав на артиллерийские изобретения представил иск фирме Виккерс и получил от нее по решению суда 300 тысяч фунтов стерлингов, то есть около трех миллионов золотых рублей императорской России. Во время этого скандального процесса имя Перси Скотта не сходило со страниц европейских газет, многие из которых писали об адмирале с восхищением.

Макаров же на предложение запатентовать свое изобретение ответил просто:

— Пусть мое изобретение достанется Отечеству, ведь я его служивый человек.

Пока «макаровский бронебойный колпачок» благодаря настойчивости или, вернее сказать, напористости изобретателя пробивал себе дорогу через толщу кабинетов царских чиновников разных ведомств, флотская жизнь шла своим чередом.