Замуж за 25 дней - Алина Кускова

– Соня, на работу пора! – будила ее Лариса следующим утром.

– Мама милая, он подумает, что я – анонимный алкоголик! – ужаснулась Соня, очнувшись в постели подруги. Та была соседкой Стрелкина.

– Вряд ли. Вчера он был в таком же состоянии. После того как ты сплясала на столе, совсем уже плохо соображал.

– Я плясала на журнальном столе?! – изумилась Соня.

– И показывала стриптиз, – засмеялась подруга. – Раздевала только почему-то Стрелкина. Кричала «Гип-гоп ура!» и махала его белой панамой.

– Это салфетка, – еле произнесла Соня, прислушиваясь к ноющей головной боли.

Ситуация вышла из-под контроля. Мало того что она напилась в зюзю, так еще и ничего не помнила. Творила невесть что и невесть с кем!

– Не волнуйся, он от тебя ни на шаг не отходил, – будто догадалась о мыслях подруги Лариса. – Вы даже о чем-то договорились.

– О чем?!

– Ну, я не знаю, – развела руками Лариса, хитро прищурившись, – но догадываюсь. Вы договорились встретиться!

– Мама милая! А где?

– Вспоминай сама. В сквере? В «Ладушках»?

Соня отрицательно покачала головой.

– А лодочная станция ничего не навевает? – допытывалась подруга.

Лодочная станция навевала грустные воспоминания юности. Тогда Соне было восемнадцать. Мама познакомила ее с приличным мальчиком, поступившим в экономический институт на параллельный курс. У него были обеспеченные родители и заботливая бабушка. Она умела хорошо готовить, особенно печь пирожки. Вот только мальчик ничего не умел. Даже грести веслами. После трех гребков их лодка перевернулась, и Соня чуть не утонула в затхлой воде.

– Нет, там я уже нахлебалась. – Она была уверена, что ее сознание, даже притупленное алкоголем, никогда бы не назначило свидание на лодочной станции.

– Если у тебя плохо с памятью, значит, ты воспользовалась запоминающим устройством.

Соне пришлось вытряхнуть содержимое всей сумки, чтобы убедиться, что никаких записей она не делала.

Расстроенная, девушка уже спешила на работу, когда к Ларисе зашел сосед. Он выглядел немного помятым, но довольно счастливым. Его белая рубашка, накинутая наспех, была покрыта следами от губной помады.

– Это что такое? – возмутилась Лариса.

– Я тоже не понимаю, – удивился Стрелкин. – Откуда это взялось?

И он распахнул рубашку. На его волосатой груди было нацарапано сиреневыми чернилами «Бэл…» – а дальше шел неразборчивый ряд цифр. Соня вытащила из сумки свою любимую ручку с сиреневыми чернилами и черкнула ею по Стрелкину. Цвет был тот же.

Подруги усадили Стрелкина и принялись разбирать корявый почерк нетрезвого менеджера. Соня не помнила, как это все писала. Но, зная свою привычку писать на всем, что попадается ей под руку, не сомневалась в своем авторстве. Очевидно, она записала телефонный номер Бэла. И наверняка пообещала ему позвонить. Дура! Даже в пьяном угаре она, следуя предубеждениям, не дает своих координат. Теперь, вместо того чтобы ее искать, Бэл будет сидеть и ждать, когда Соня сама позвонит! А времени для того, чтобы ждать, совсем не осталось.

Кстати, она уже опаздывала на работу. Поэтому достала мобильный телефон и щелкнула Стрелкинскую волосатую грудь, надеясь в спокойной обстановке разобраться в собственном почерке.

Роман тем временем улегся на диван, а Лариса склонилась над ним, читая надпись. Когда Соня захлопывала подъездную дверь, до нее донеслось:

– Первая цифра точно двойка!

– Вторая похожа на единицу! – голосил вместе с Ларисой счастливый Стрелкин.

Всю дорогу до работы Соня думала о сделанной накануне надписи. После того как, приехав в офис, она более-менее разобралась с документами, мысли снова занял корявый код. Соня достала мобильник и щелкнула по картинке со Стрелкиным. Странная надпись. Цифр всего пять. Значит, номер не международный, не междугородный, а тугуевский. Бэл – ее земляк. Это уже что-то. К тому же он ей представлялся. Фамилию с отчеством, как парень и просил, она не запомнила. Зато имя втемяшилось в голову каким-то конским названием. Но каким?! Соня стала вспоминать, глядя на фотографию Стрелкина.

– Бэл – производная от чего?

– Ого, – раздалось у нее за спиной, – вот это Бельмондо! Какая грудь, какие бицепсы!

Усачев ехидничал. На самом деле у Стрелкина не было ни того, ни другого. То есть нет, безусловно, все было. Но описать эти части тела следовало не в таких выражениях, какие использовал Усачев.

– Некоторым, конечно, все равно, – продолжал он свой монолог, прикрывая рукой посиневший от схватки с Эдуардом глаз. – Я считаю, главное, чтобы человек был хороший.

– И не требовал тридцать пять процентов, – съязвила Соня.

– Правильно, а был бы так же, как и я, согласен на тридцать.

– С каких пор?

– С этих самых, – Усачев показал на фотографию Стрелкина и гордо удалился.

Соня подумала, теперь все будут знать, что Романцева сидит в своем кабинете и любуется голым мужиком. Ну и пусть знают. Ей нельзя терять времени. Может, этот Бельмондо – ее судьба. Когда вчера включили свет и она его увидела, что-то кольнуло в глазу. Новый знакомый показался Соне очень похожим на Лешу Воронцова.

Она сняла трубку и позвонила секретарше с просьбой найти в пиратской базе данных жителя Тугуева по имени Бельмондо. И снова принялась изучать цифры. Первая, действительно, была очень похожа на двойку. Значит, его номер начинается с двойки. Это сужает поиски. Он не живет в пятом микрорайоне, там все телефоны начинаются с семерки. Остаются еще четыре микрорайона.

Вторая цифра носатым крючком напоминает единицу. Что это дает? Пока Соня думала, позвонила секретарша и сообщила, что, действительно, зарегистрирован какой-то Бельмондо. Только в Париже. Соня напрягла память. Нет, симпатичного парня звали не так! Усачев специально сбил ее с мысли. Хочет ликвидировать всех ее претендентов, чтобы потом самому жениться на лаборантке. Не выйдет! Она отыщет этого Бэла. Как же его зовут?!

Третья цифра на Ромкиной груди была бы тройкой, если б не два крючка в разные стороны. Или три, или пять, непонятно. Соня позвонила Ларисе, поинтересовалась, там ли еще Стрелкин. Конечно, он был там. Они вовсю изучали Сонин код. Судя по вздохам, очень старались.

– Приглядись к третьей цифре, – попросила подругу Соня, – там два крючка. Один лишний.

Раздалось громкое «Уй-е!», и Лариса ответила:

– Это пятерка, точно. Лишним был Ромкин волос на груди. Я его удалила, и воочию убедилась, что это пятерка.

Три цифры из пяти. Сколько там вариантов по теории вероятностей? Соня прикинула, оказалось, не так и много. Всего 20 телефонных номеров без всяких теорий. Можно начать обзвон сейчас же. Но кого ей спрашивать? Бэла? А вдруг он ее не помнит? Она робко набрала первую комбинацию цифр и решила действовать конспиративно.

– Это прачечная? – поинтересовалась Соня, вслушиваясь в дыхание собеседника после его «аллё».

– Фигачечная! – ответил тот. – Это Тугуевский институт культуры!

Сонин парень не мог так беспардонно выражаться. Она положила трубку и вдохнула побольше воздуха.

Тринадцатым абонентом оказался приятный хрипловатый голос. И что-то толкнуло Соню спросить напрямую:

– Бэл? Это Соня, здравствуй!

– Здравствуй, прекрасная незнакомка, – вздохнул голос. – Чего тебе надо?

– Незнакомка? – изумилась та. – Мы же вчера вместе провели вечер.

– Вчера? Действительно, была какая-то вечеринка, была какая-то девчонка. Слушай, извини, но больше ничего не помню. Между нами что-то было? Я тебе что-то наобещал? Слушай, не верь мужикам, когда они пьяные!

Соня расстроилась и положила трубку. Боливар ее не помнил. Да, действительно, парня звали этим дурацким лошадиным именем, которое девушке сначала понравилось. Соне захотелось позвонить Бэлу снова, обозвать анонимным алкоголиком и посоветовать лечиться. Но она сдержала себя.

– Четвертая цифра точно единица, – ей позвонила Лариса.

– Это мне за поведение единица. Нужно меньше пить на голодный желудок.

Двадцать первый день. Они не сумасшедшие, они – маньячки!

Не все тугуевские мужики алкоголики. Многие привыкли думать, что у провинциалов в глубинке одно развлечение – поесть и выпить. Обожраться и ужраться. Ничего подобного. Нет, конечно, есть и такие. Но основная масса находит себе другие развлечения по вечерам: смотрит по телевизору Кордона, во время философских мыслей которого тихо засыпает, или гоняет тещу на кухне, выведывая, где спрятана самогонка. Стоп, это не то, о чем вы только что подумали. Самогонку в глубинке гонит каждый второй. Каждый третий – не для себя. А для дела. Придет электрик заменить розетку, а ему вместо денег – стаканчик. Придет слесарь починить унитаз, а ему – бутылочку. Придут гости, а в магазин бежать не надо. Стоит, родная, на балконе, тещей припрятанная.

Соня особенно не сталкивалась с пьяными мужиками. В их с мамой доме они не водились. Нет, сначала мама, как и все нормальные женщины, завела себе мужичка, от которого родила Соню. Но потом тот стал спиваться, и она его выгнала. Мужичок уехал на заработки на Северный полюс, и больше ни Соня, ни мать о нем ничего не слышали. Только разглядывали черно-белые фотокарточки: вот папа с белым медведем, вот он прикуривает от северного сияния, а тут спасает пингвинов. Потом отец женился, и карточки приходить перестали. Соня не знала, радоваться ли ей за отца или горевать за мать, которая так и не вышла больше замуж.