Закипела сталь - Владимир Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первокурсники оказались самыми предприимчивыми: раздобыли в институте альпинистские палатки и зажили самой настоящей лагерной жизнью.
Старосты групп превратились в бригадиров. Валерий проявил неожиданную расторопность и практическую сметку. Сразу же разузнал, где находятся солома, брезенты, и его группа устроилась довольно комфортабельно. Он откуда-то притащил бачок для воды, кружку и даже, на зависть всем остальным старостам, висячий умывальник, который предусмотрительно прибил пятидюймовым гвоздем.
Администрация хозяйства не подготовилась к приему большого числа людей и не наладила питания в столовой. На это, впрочем, студенты особого внимания не обращали — относили за счет трудностей военного времени. Важным оказалось другое: возросшее чувство локтя от постоянного общения друг с другом. Возникали новые дружбы, вспыхивали неожиданные симпатии, и все казалось радостным и легким. Даже когда ложились спать не поужинав и слушали урчание голодных желудков, посмеивались: «Ну, началась животная перекличка», — и под этот аккомпанемент заводили песню.
Но не все стойко переносили полуголодное существование. Были и нытики и злопыхатели. Андросов умел подбодрить одних, оборвать других, хотя сам не упускал возможности отчитать нового директора подсобного хозяйства за безучастие.
В своей группе Андросов завел строгий распорядок. День начинался с физзарядки, которой он сам руководил. В обеденный перерыв вел всех на реку и загонял в воду. Он прекрасно плавал и нырял, умел долго лежать на воде, заложив руки за голову.
В плавании Ольга не уступала Валерию. Они часто заплывали вверх по реке, а затем, перевернувшись на спину, отдавали себя во власть течению. Девушка любила такие минуты. Лежишь и ничего не видишь, кроме бездонной голубизны неба да порой редких, клочковатых облачков.
Несмотря на тяжелую работу, Ольге нравилось в совхозе, потому что рядом с ней всегда был Валерий. Когда усталость брала свое, стоило переброситься с ним взглядом или шуткой — и снова легко поднимались руки.
Как бы долог и утомителен ни был день, вечером они обязательно шли на реку, выбирали укромное место на берегу и слушали. Слушали, как перешептываются чуткие листья березы, как всплескивает резвящаяся рыба, как протяжно кричит тоскующий коростель. Тихий вечерний ветерок доносил сюда песни — то грустную «Рябину», то старую залихватскую студенческую «От зари до зари», неизвестно как дожившую до наших дней.
А когда надоедало слушать, они говорили. Валерий часами рассказывал содержание любимых книг, восторгался жертвенной любовью Ундины, Изольды, Франчески да Римини. Ольга заметила, что Валерий акцентирует внимание только на женской самоотверженной любви — то ли он полагал, что для женщины любовь — главный смысл жизни, и сознательно проповедовал это, то ли односторонне передавал содержание этих книг.
Дни летели для Ольги стремительно. Были девушки, которые жаловались, что время тянется медленно, что они чрезмерно устают, скучают по дому, по культурной жизни. Ольга сочувствовала им: «Бедняжки, была бы у них душа так заполнена, как моя, они не тяготились бы здесь».
Однажды с самого утра, едва студенты принялись за работу, зарядил дождь, временами переходивший в сильный ливень. Прекратился он только к вечеру. В наступившей тишине стало слышно, как играла река, разлившаяся, словно в половодье. Ольга предложила Валерию пойти побродить.
— Грязь месить? — попытался отговорить ее Валерий.
— А может, помесим немножко? Босичком. Как в детстве.
— У меня, Оленька, к грязи отношение особое. Я горожанин до мозга костей, привык ощущать под ногами тротуар.
— Скажите пожалуйста! И мальчишкой не бегал? А в армии, если придется? На каждом сапоге по полпуда…
Он все-таки разулся, закатал брюки, и они пошли к берегу, весело хлюпая по лужам, скользя по грязи.
Пряно пахло сырой землей и напоенными влагой степными травами. Река заметно поднялась, местами вышла из берегов, затопив низины и образовав множество заливчиков самых неожиданных очертаний. Быстро мчался мутный бурлящий поток, словно спешила пришлая вода выбраться из незнакомого ей русла. На прибрежных кустах осели водоросли, тина, солома. Громко перекликались растревоженные лягушки.
— Разгулялась наша тихоня… — удивленно сказал Валерий.
— Недаром ее Резвой назвали, — отозвалась Ольга.
Остановившись у крутой извилины, Ольга и Валерий с любопытством смотрели, как бешено вертелись в образовавшемся здесь пенящемся водовороте смытые где-то щепки и разлапистая ветка дерева.
Из-за реки донеслась песня — с дальнего участка возвращались домой рабочие совхоза.
— Здесь, пожалуй, сегодня не перейдут, — заметила Ольга. — Не пришлось бы им в обход, к мосту.
К берегу приблизилась девушка, опередившая свою бригаду на добрых полкилометра. Она озабоченно покачала головой, подоткнула подол юбки, обнажив загорелые колени, и вошла в воду.
Оступаясь на скользких камнях, она едва сделала несколько шагов, как оказалась по пояс в воде и остановилась в раздумье, но, увидев наблюдавшую за ней пару, решительно двинулась вперед. Вдруг она потеряла равновесие. Сильный поток, словно поджидавший свою жертву, подхватил ее и понес.
— Проскочит! — Валерию показалось, что течение пронесет девушку мимо опасного места.
Но внезапно ее повернуло, и она, истошно крича, беспомощно закружилась в водовороте.
Валерий быстро разделся и побежал вдоль берега вверх по течению реки. Ольга не сразу сообразила, что он собирается делать, но потом догадалась: доплыть к девушке напрямик было нельзя — его пронесло бы стороной.
Поток подхватил Валерия. Мгновение — и он уже в водовороте.
Ольга видела, как девушка судорожно обхватила руками шею Валерия, как он пытался разжать цепкие пальцы и при этом несколько раз погружался с головой в воду. Вконец обессилев, он закружился в водовороте вместе с утопающей и теперь уже сам судорожно хватал воздух.
В ужасе Ольга закричала, стала звать на помощь, но ей казалось, что голос ее, приглушенный слезами и шумом воды, терялся, и она заметалась из стороны в сторону.
К берегу, сбрасывая на ходу одежду, подбежали рабочие. Несколько мужчин прыгнули в воду. Один не справился с течением, и его стремительно понесло вниз, остальным удалось подплыть к утопающим. Они долго не могли разжать пальцы девушки, освободить Валерия, и Ольга боялась, что пучина затянет всех. Но мужчины оказались сильными, опытными пловцами и вскоре вернулись на берег со спасенными. Река была не широкая, и Ольга отчетливо видела: Валерий и девушка лежали недвижимо.
И в эти страшные минуты, когда ей показалось, что Валерий мертв, она поняла, что любит его, что такого горя не вынесет…
Но вот Валерий пошевелился, привстал, тряхнул головой, выливая из ушей воду. Ольга вскрикнула от радости и побежала вдоль берега, ища места, где можно было бы безопасно перейти реку, но, одумавшись, вернулась обратно. Валерий успокаивающе помахал ей рукой и принялся вместе с рабочими делать девушке искусственное дыхание.
Стемнело. Ольга уже с трудом различала, что происходит на том берегу. Несколько раз она окликала Валерия, тот отзывался, но как-то вяло, безрадостно, занятый своим делом.
Наконец девушку удалось привести в чувство. Ее подняли на руки и понесли.
Взяв одежду Валерия, Ольга тоже пошла к мосту.
…Студенты в этот вечер ничего не узнали о случившемся. Когда они стали укладываться спать, Ольга и Валерий выскользнули и уселись на скамье под старой осиной.
— Знаешь, Оленька, какая у меня была последняя мысль, когда терял сознание? — нарушил молчание Валерий.
Ольга вздрогнула, ощутив весь ужас пережитого.
— Говорят, в такие мгновения перед глазами проносится вся жизнь…
— Я пожалел, что не успел тебе сказать: люблю… Люблю. Ты бы только догадывалась об этом… — Валерий мягко привлек Ольгу к себе.
Не испытанное до сих пор волнение охватило Ольгу, часто и гулко заколотилось сердце.
— Я знала… Я ждала… — вырвалось у нее робкое полупризнание, но глаза досказали все.
4
В большом зале Дворца металлургов было многолюдно. Повестка дня закрытого партийного собрания необычна — отношение руководителей к кадрам. Вместо доклада — вступительное слово парторга ЦК.
Многие недоумевали: в самый разгар гитлеровского наступления на Сталинградском и Кавказском направлениях партком выдвигает почему-то не производственную задачу, а этический вопрос.
Гаевой сидел за столом и, казалось, просматривал тезисы, а на самом деле следил за аудиторией. Мелькало много знакомых лиц. В первом ряду Шатилов разговаривал с Пермяковым. У окна Макаров что-то рассказывал соседям, и, судя по тому, что те часто поглядывали на сцену, Гаевой предположил, что говорят о нем.