Хранительница (Там, за синими морями…) - Елена Кондаурова

— Помогите! — Закричала она. — Ну, хоть кто-нибудь! — Ответом было мертвое молчание.

Старые каменные дома безмолвно таращили на нее пустые черные глазницы окон с выбитыми стеклами.

Она посмотрела на лежащего перед ней юношу. Кровь вытекала из длинной раны на голове, проходящей через лоб и висок и терявшейся в спутанных черных волосах. Она застонала от отчаяния. Ей казалось, что его жизнь вытекает из него вместе с кровью, а вокруг не было никого, кто смог бы ему помочь. Скинув капюшон, она стащила с шеи свой вышитый шарф, и стала перевязывать ему голову. Она еще не закончила, как вдруг он пришел в себя и посмотрел на нее ярко-синими глазами.

— Ты кто? — Спросил он, пытаясь пошевелиться, и застонал от боли.

— Лежи, — сказала она. — Я сейчас пойду за помощью.

— Не надо, я в порядке. — На этот раз ему удалось привстать и с помощью Лики занять более-менее сидячее положение.

В этот момент послышался стук копыт, и к ним подъехало несколько всадников. Едва увидев лежащего на земле юношу, они соскочили с коней и с криками: Вот он! Вот он! — окружили его.

Лика тут же предпочла тихо исчезнуть, накинув на голову капюшон. Интересно, кто это такой? — подумала она. — Наверное, сынок богатого папочки, вон сколько у него слуг. А все-таки хорошо, что все так хорошо закончилось. Мальчик жив, и будет, что рассказать вечером Ташу. Она улыбнулась, как всегда улыбалась, когда думала о нем. Но ей не суждено было сегодня рассказать эту историю своему хозяину, потому что, вернувшись домой, она застала там рыдающую Пилу.

Оказалось, что этим утром умер ее отец.

— Лика, я не могу больше там оставаться! — Навзрыд плакала обычно сдержанная Пила. — Набежали какие-то ее родственники! Ходят по дому, заглядывают во все щели… наследство подсчитывают! И этот тоже там! — (Этот, как поняла Лика, и был жених Пилы, которого она ни разу не видела и имени его не знала, а спрашивать у Пилы, как его зовут, в такой тяжелый момент было неудобно). — С Татиным отцом о чем-то шепчется!

— Может, он не хочет, чтобы тебя обманули при дележе? — Лика попыталась его оправдать, а у самой сердце кровью обливалось. Было видно, что Пила ненавидит своего жениха так, что впору начинать варить зелье для нее.

— Как же! Скажешь тоже! — Чуть не задохнулась от возмущения Пила. — Ты думаешь, он для меня старается? Да он уже мое приданное давно рассчитал до самого распоследнего медяка! Куда и во что он его вложит! Он мне сам рассказывал, думал, что я от счастья до потолка прыгать начну! И все у него так, медяшка к медяшечке, серебрушка к серебрушечке, аж тошно! А тут такой повод лишний золотой урвать — лучший друг на тот свет отправился! Ненавижу!!! — И она снова зарыдала.

Лика сама с трудом сдерживала слезы, не зная, чем ее утешить. Только гладила по голове и бормотала:

— Пила, милая, ну, не надо так, все утрясется!

Пила немного проплакалась и вцепилась в Лику, как утопающий в соломинку.

— Лика, прошу тебя, пойдем со мной! Я там с ума сойду, если тебя рядом не будет!

— Ладно, пойдем! — Легко согласилась Лика, заставив себя не думать о том, что Таш вернется сегодня в холодный пустой дом и, скорее всего, уляжется спать голодным.

В доме у Пилы действительно было многолюдно. Многих из присутствующих Лика никогда не видела, да и они не спешили заводить с ней знакомство. Пару раз она замечала, как женщины переглядывались и перешептывались за ее спиной.

Делать им с Пилой было, собственно, нечего. На кухне прочно обосновались пожилые родственницы Таты и вовсю готовили поминальный обед. Пожелавшую помочь Пилу вежливо, но жестко выставили оттуда, сказав, что ее место рядом с покойным. Разумеется, Пила была не против того, чтобы нормально попрощаться с отцом, но кривляния Таты у гроба мужа, старательно работающей на публику и изображающей из себя безутешную вдову, казались ей невыносимыми. Она выразительно глянула на Лику и упала в обморок.

Над ней заохали, замахали платочками, а потом позвали этого и еще кого-то из мужчин, и перенесли в ее комнату. Лика, естественно, потихоньку проскользнула следом. Этот с трогательной заботой засуетился вокруг невесты, но в глазах у него слишком ярко блестели золотые монетки, чтобы принять его заботу за что-то большее, чем беспокойство о своей собственности.

Лика вежливо предложила свою помощь, и удостоилась от него такого пренебрежительного взгляда, что впору было позавидовать таракану, на него и то смотрят с большим уважением.

— Вам нечего здесь делать, барышня. — Холодно сказал он. — У Пилы есть родственники, которые могут о ней позаботиться, так что настоятельно советую вам немедленно отправляться домой.

В планы Пилы это не входило, и она немедленно очнулась. А очнувшись, сразу закатила истерику, начала рыдать в голос и рвать на себе волосы. Этот растерялся, не зная, что делать с таким всплеском эмоций, а Лика тут же подсела к подруге, начала успокаивать, отчего истерика моментально сошла на нет. После этого жених больше не решился ее выпроваживать, а, напротив, тихо смылся сам, предоставив Пиле самой разбираться со своими нервами и со своими подругами.

Таш, как всегда, вернулся поздно. Дом встретил его черными окнами без света, зловещей тишиной и… змеей на веранде. Таша спасла только его грандарская ловкость, потому что никакие другие качества спасти его были не в состоянии.

Небольшая черная ольрийская гадюка, славившаяся на весь материк своей ядовитостью, спала, свернувшись клубком, почти у самых дверей в дом. На приближающегося к ней Таша она отреагировала едва слышным шелестом чешуек и резким броском. Он отскочил, даже толком не сообразив, что происходит, и в следующее мгновение подошва его сапога уже плющила истекающую ядом гадючью голову.

А еще через секунду он уже носился по дому в поисках своей рабыни, потому что воображение услужливо подкидывало ему живописные картины одну хуже другой, и на каждой фигурировала укушенная гадюкой Рил.

В доме ее не оказалось, и Таш, сделав над собой громадное усилие, постарался успокоиться и рассуждать здраво. Тщательный осмотр ее комнаты показал, что она, по крайней мере, ушла сама, так как одежда ее была в порядке. А после осмотра кухни стало ясно, что она ушла давно, потому что там не было даже намека на ужин.

Таш поставил свечу на стол и сел ждать. К счастью, ожидание продлилось всего полчаса, но это были едва ли не худшие полчаса в его жизни.

Она пришла, и с ходу начала рассказывать ему про Пилу, и про ее отца, и про родственников, и про этого, одновременно гремя кастрюлями и выставляя на стол еду. Потом огорошила известием, что ей опять придется уйти, потому что Пилу нужно срочно напоить успокаивающим отваром, иначе она не уснет, а у нее дома нужных трав нет.