Ярмарка любовников. Психоз - Филипп Эриа

Они пообедали, закрыли дом и отдали ключи на хранение соседке. Ночь их застала в машине, когда они неторопливо спускались по южному склону горы.

Въехав в долину, машина прибавила скорость. Не сговариваясь, они часто оглядывались, чтобы насладиться еще раз панорамой удалявшегося Кордеса.

Реми молчал. Его ничуть не волновало, что они могут сбиться с пути. Он передал Альберту дорожные карты, на которых накануне пометил синим карандашом маршрут. Впрочем, Альберт не досаждал вопросами, так как предпочитал полагаться на собственный водительский опыт, тем более что ему представился случай продемонстрировать свои водительские навыки.

Эме также не была склонна к разговорам. Она сидела на правом сиденье и по привычке держалась за мягкий поручень, находившийся перед дверцей. Она сама выключила свет в машине и всматривалась в темный пейзаж, мелькавший за окном. На ней было белое шерстяное пальто, а голову покрывала легкая соломенная шляпка. Всегда заботившаяся о своих удобствах, что было у нее своего рода навязчивой идеей, она выбрала для путешествия самые эластичные и мягкие перчатки на полномера больше, чем носила обычно. Время от времени она подносила к носу платочек, который держала в левой руке вместе с душистым пакетиком ириса.

Ее мягкая улыбка в темной кабине машины, преодолевавшей пространство, одно лишь ее присутствие создавало атмосферу умиротворенности. Сидя рядом с ней и прикасаясь к такому знакомому для него бедру, Реми полностью ушел в свои мысли, устремив взгляд туда, где свет фар вырывал из темноты то ровные ряды деревьев, то кусок стены. Он предавался тем особым раздумьям, которые навевает дорога, внося разнообразие в нашу жизнь. Какое-то время Эме не нарушала свободного течения его мыслей.

Но у нее появилось чувство, что не следует слишком долго оставлять молодого человека наедине с самим собой. Она ведь так хорошо его изучила! Ей не понадобилось много времени, чтобы привыкнуть к странностям Реми, к его неожиданным приступам застенчивости, к удивительному сочетанию в его характере ребячества и мужественности… Конечно, она не смогла бы точно сформулировать словами то, что бессознательно ощущала в характере Реми, так же, как ей не удалось полностью разобраться в себе. Однако она хорошо изучила людей! Когда она о ком-нибудь говорила: «Нет, этот человек на подобное не способен» или же: «Если она это сказала, значит, преследовала определенные цели», то всегда добавляла: «Не знаю почему, но я в этом уверена». И почти никогда не ошибалась. Ей были недоступны для понимания лишь люди противоположного характера. Например, она никогда не могла до конца понять Пекера. Без сомнения, эта задача оказалась непосильной для ее интуиции, и именно стремление постичь тайну его души заставило Эме так долго терпеть выходки Лулу. И даже теперь, когда она думала о нем – что происходило с ней довольно часто, – она словно наталкивалась на стену. Загадка его личности задевала ее самолюбие и одновременно возрождала ее чувство к нему.

Реми по натуре был ей близок. Ей не составило большого труда разгадать характер молодого человека, она его раскусила раз и навсегда. И теперь ее не заставали врасплох ни его слова, ни его жесты, ни желания. При любых обстоятельствах она могла заранее предсказать, что сделает или скажет Реми. И даже здесь, в машине, не зная точно, какие мысли его одолевают, она почувствовала, что настало время вывести его из задумчивости. Эме взяла его за руку.

Реми не вздрогнул от неожиданности. Между ними было полное взаимопонимание. Он прислонился к ней, немного вытянулся на сиденье, чтобы не возвышаться над Эме, и, положив ей голову на плечо, вздохнул от переполнявших его сердце грусти и покоя.

– Меме, дорогая…– прошептал он.– Меме…

Она поняла, что кроется за его едва слышными словами. Она почувствовала, что ему хочется поделиться тем, что лежало на душе. Она стала задавать вопросы, давая ему возможность высказаться. И он поведал ей историю Агатушки, историю, в которой Эме далеко не все было известно. Он рассказал о тайне, вернее, тайнах старой девы: той, что она по своей воле открыла ему перед кончиной, и той, что нечаянно вырвалась у нее.

– Меме, – произнес Реми, – веришь ли ты, что именно такими были в прошлом люди?

– Да…– ответила Эме.

И замолчала. Она сердилась на себя за легкомыслие, за порой поспешные ответы, уже не раз сыгравшие с ней злую шутку. Последнее время она взяла в привычку начинать фразы, в которых выражала свое мнение, словами: «Если я правильно поняла» или «Возможно, вы не разделяете моего мнения». Подобные уловки были неуместны с таким человеком, как Реми, который тонко воспринимал окружающий мир, и она, столь часто прибегавшая в своей речи к этим оборотам, избегала их в его присутствии. Она только сказала:

– Ты подумаешь, что я, как старая баба, несу всякую чепуху. Но, Мики, мне кажется, что таких людей, как Агатушка, в наши дни уже больше не встретишь. Они канули в прошлое вместе со своей эпохой. Крах этой семьи, окончательное ее разорение из-за одной женщины, самоотречение старой девы, ее преданность и обет молчания на всю оставшуюся жизнь. И тайная любовь к твоему отцу…

С присущим ей тактом она не упомянула в разговоре Алису и как бы не обратила внимание на предпочтение, которое ей оказывали родители в ущерб Реми. Она продолжала:

– Ты только посмотри, как распорядилась судьба. Если бы отец этой несчастной не разорил свою семью, ей бы не пришлось идти в приживалки в богатый дом, тогда бы она никогда не встретилась с твоим отцом.

– Она бы не мучилась целых полвека, не говоря никому ни слова, – добавил Реми.

– Да, – ответила Эме, – но тогда бы она не знала, что такое любовь.

Она повернулась лицом к Реми. Не убирая голову с ее гостеприимного плеча, он поднял глаза на свою подругу. В последних отблесках уходящего дня он увидел на ее губах вечную улыбку. Она перестала на секунду улыбаться только затем, чтобы поцеловать Реми в лоб. Потом ее рот привычно сложился в улыбку, приоткрывая белевшие в темноте зубы. Он почувствовал свежесть ее дыхания, которое он смог бы с закрытыми глазами отличить от дыхания сотен молодых женщин.

Они замолчали. Настала ночь, но луна еще не появилась на небе. Реми различал в темноте по обе стороны дороги деревья, холмы, известковые проплешины, возникавшие и тут же, по мере продвижения машины, убегавшие назад. Дорога была прямой, а машина – на хорошем ходу. Она двигалась,