Татуированная кожа - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда он вышел на улицу, оказалось, что Серж сидит на скамейке рядом со столовой.
– Чего не заходишь? Сытый, что ли? – ревниво спросил Вольф, по-новому вглядываясь в лицо приятеля. Гладкая кожа, правильные черты лица, мужественный широкий подбородок с едва заметной ямочкой... Он должен нравиться женщинам.
– Я тебя ищу уже целых полдня!
Товарищ равнодушно пожал плечами.
– Пока окна докрасил, потом плитку в ванной приклеил...
Вранье. Плитка была в полном порядке, да и окна все выкрашены в два слоя.
– Дай закурить,
Вольф отвернулся, задержал дыхание и сильно потер переносицу. На несколько секунд это повышает остроту обоняния.
– Закурить?! – Серж явно удивился, но полез за сигаретами. – Небось от нервов? Я слышал, ты с этими козлами разобрался... А правда, что пришлось гадюке голову откусить?
Потянувшись к пачке, Вольф приблизил лицо к Серегину и медленно, как учили, втянул воздух. Пахло чисто вымытым телом, борщом и спиртным. Возможно, трехзвездочным армянским коньяком. И руки пахнут мылом. Ни одной молекулы краски в запахах Сержа не присутствовало. Он действительно врал.
– Разобрался. Вдвоем это было бы проще. Тем более Шмель из-за тебя ко мне вяжется...
Вроде обычный разговор – ни к чему не обязывающий треп... Но это только видимость. Между ними возникло напряжение, будто электрическое поле сгущалось перед грозой. Очевидно, это чувствовалось на расстоянии – выходящие из столовой солдаты собирались группами, болтали, курили, но все держались в стороне, желающих присесть рядом не находилось.
Вольф зажал сигарету в зубах, но зажигать не стал.
– Из-за меня он привязался не к тебе, а ко мне, – холодно ответил Серж. – Я ему рога и обломал.
– Из-за тебя! Пока ты там борщ трескал... В голосе Вольфа проскакивали недоброжелательные нотки, и Серегин это почувствовал.
– Но ведь это был не твой борщ! – еще холоднее сказал он. – Если ты в пустыне нашел родник и напился, это не значит, что другие должны проходить мимо!
– Что ты имеешь в виду?! – откровенно враждебно спросил Вольф. В напряженной атмосфере с треском промочили первые искры.
– Только борщ. Что же еще?
– А патроны?
– Какие патроны?
– Автоматные. Три штуки. Только тебе я говорил сколько их! И Семенов знает, что их именно три! Откуда он это знает?
Напряжение росло, угрожающе трещали разряды ненависти, до грома и молний оставалось совсем немного. Обвинение в стукачестве – вещь серьезная, после него чаще всего вспыхивает драка. Вольф напрягся и отодвинулся, чтобы было место для замаха.
Но Серж отреагировал на удивление вяло.
– Мало ли откуда... Кто-то мог видеть, как ты их брал. Или как ты их прятал... Это скорей всего. Потом достал и посчитал.
– Зачем же Семенов меня колол, где патроны, если их нашли? Зачем время тратил? Зачем, объясни!
– Да очень просто... Если ты место показал, то все – потом не отопрешься!
Действительно... Пыл Вольфа стал было угасать. Но, кроме патронов, существовали на свете давно покрашенные окна и совершенно целая плитка... Существовала ложь и попранные законы товарищества. Лгун и предатель сидел справа – левый кулак Вольфа налился привычной свинцовой тяжестью, мозг безошибочно выстроил круговую траекторию, упирающуюся в ямочку на широком подбородке.
– Складно говоришь... Только откуда ты все эти особистские штучки знаешь?
– Да пошел ты на хер. – Левый глаз у Сержа прищурился, и уголок рта чуть приподнялся, как перед прохождением штурмовой полосы или жесткой рукопашкой. – Что ты меня допрашиваешь? Я тебе что-то должен?
«Должен, сука!» – Кулак дернулся, но, как подорванная на старте ракета, не вышел на боевую траекторию, а бессильно уткнулся в колено Вольфа.
– Взвод, становись! – скомандовал Деревянко.
Но остановила Вольфа не команда. Он вдруг отчетливо вспомнил, как поспешно сбрасывал сапоги и штаны в восьмой квартире, как из бокового кармана выпали и рассыпались на ковре все три патрона – узкие, вытянутые, с хищными остроконечными пулями... Софья их видела, но ничего не спросила, она вообще не вникала в то, что ее непосредственно не касалось. Неужели...
Остаток вечера он ходил, как оглушенный. Механически мылся и чистил зубы, механически переставлял ноги на вечерней прогулке и заведенной шарманкой орал трагическую песню про обреченный десант.
Пусть даже команду отдали в азарте —
Сильней дипломатии ядерный страх.
А мы – острие синей стрелки на карте,
Что нарисовали в далеких штабах.
Мы первые жертвы допущенной спешки
И задним числом перемены ролей.
В военной стратегии мы только пешки,
Хотя и умеем взрывать королей!
И у генералов бывают помарки:
Вдруг синюю стрелку резинкой сотрут...
Но мы уже прыгнули, жизни – на карте,
А сданные карты назад не берут...
После отбоя Сидорук с нечеловеческим воплем выскочил из постели – под одеялом лежала растоптанная змея. Шмель бился на своей койке и истерически хохотал, пока у него не началась икота. Больше в казарме никто не смеялся.
– Мудак! – в сердцах выругался Вольф.
Серегин молча лежал на своем месте, отвернувшись – ниточка дружбы между ними оборвалась, и прикрывать друг друга от возможного нападения «стариков» они не могли. Бодрствовать всю ночь после тяжелого дня невозможно... Будь что будет! Вольф провалился в тяжелый дурной сон, и на этот раз ему действительно снились кошмары.
– Говорят, почти сто процентов, что приедет Грибачев, – докладывал Чучканов комбригу главную министерскую новость. – Значит, и Бахрушин, и Рыбаков, и Латынин, и все остальные...
– Подтверждается! – Раскатов тяжело опустил короткопалую ладонь на полированную столешницу письменного стола. Бумаг на столе не было – комбриг осуществлял общее руководство, переложив конкретику на заместителей. Чучканов являлся его правой рукой.
– Меня давно информировали... А ты знаешь, что он не просто секретарь ЦК? Он самый молодой и перспективный, его прочат на место Генерального...
Комбриг не говорил, а вещал, он очень любил проявлять осведомленность, учить, читать нравоучения и требовал, чтобы его слушали внимательно и выполняли все беспрекословно. Это был высокий крупнотелый мужчина с большой головой и грубыми чертами лица. Густые черные волосы, зачесанные на пробор, вытарчивали жестким козырьком над высоким покатым лбом. Только большой рот и пухлые змеящиеся губы портили мужественность облика: они могли принадлежать картежнику, сутенеру или гомосексуалисту, но никак не спецназовцу.
Впрочем, Раскатов пришел «на бригаду» из министерства, паркета за его спиной было куда больше, чем непроходимых болот и диких лесных троп, а о спецназовском прошлом в биографии можно было узнать только из его собственных весьма туманных рассказов. Разведчик немногословен и умеет в любой ситуации выделить самое важное – будь это опасность или возможность ее избежать. А комбриг сейчас пропустил мимо ушей главное...
Раз в часть собирается секретарь ЦК – значит, в его свиту войдут и министр обороны, и начальник Генштаба, и начальник ГРУ, и десяток начальников рангом поменьше... Уровень контроля резко повышается: ожидалось, что руководить инспектированием будет замначштаба главка спецназа полковник Бураков. И в этом случае от выводов комиссии зависело очень многое, но между проверкой и принятием командных решений должно было пройти несколько дней, а то и неделя – можно попытаться сгладить неприятные впечатления, как-то оправдаться, смягчить готовящийся приказ...
Но когда инспектируют маршалы и генералы армии, то все происходит немедленно: можно тут же, на месте, получить награду, внеочередное звание, перспективную должность или, наоборот, – потерять все и вылететь без пенсии на гражданку, как вылетает из теплой и сытой кухни нашкодивший кот, попавшийся хозяйке под горячую руку. Только коту проще – хозяйка остынет и позовет обратно, а разжалованные командиры никому не нужны, и их никуда не зовут...
– С ним Бахрушин приедет и все остальные, – деликатно повторил Чучканов. – Могут таких дров наломать!
– Так ты все проверь, как следует! – вскинулся Раскатов. – Кто отвечает за боевую подготовку? Вот и давай! Там эти... Трынин и второй... Жаловались, что «Дождь» из-за неправильного применения сильно рассеивается. Разберись, может, подкрутить надо, подрегулировать, прицелы выставить!
Остряки в штабе бригады шутили, что если комдив захочет трахнуть бабу, то он поручит это Чучканову. И со смехом добавляли, что тот, в свою очередь, перепоручит задание Шарову. И действительно, в боевой работе разведчика майор был самым компетентным – все приказы по боевой подготовке готовились им, ухудшались и оглуплялись Чучкановым, после чего подписывались Раскатовым.