Герои Первой мировой - Вячеслав Бондаренко

Всевозможные агитаторы хлынули на фронт еще в начале марта, сразу после введения Приказа № 1, но тогда с ними еще пытались бороться, арестовывали, иногда даже расстреливали. А теперь уже никто не имел права арестовать какого-нибудь Фрунзе за то, что он на митинге агитировал солдат бросить постылые окопы и идти в родную деревню — делить землю. Более того, командиров обязывали создавать этим агитаторам благоприятные условия для работы!..

Чудовищную бумагу, подрывавшую самые основы воинской службы, не стал подписывать даже не возражавший против Приказа № 1 военный министр А.И. Гучков — в знак протеста он вышел в отставку 30 апреля. «Мы хотели проснувшемуся духу самостоятельности, самодеятельности и свободы, который охватил всех, дать организованные формы и известные каналы, по которым он должен идти, — объяснял он свою позицию. — Но есть какая-то линия, за которой начинается разрушение того живого, могучего организма, каким является армия». Вообще-то «разрушение живого, могучего организма» вовсю шло и при Гучкове и было начато именно им, но министр — теперь уже бывший — предпочел об этом не вспоминать. Новый военный и морской министр — 36-летний Александр Федорович Керенский — был полон решимости утвердить Декларацию прав солдата и гражданина…

3 мая в петроградском доме премьер-министра князя Г.Е. Львова все старшие военачальники русской армии во главе с М.В. Алексеевым собрались на совещание с единственной целью — убедить Временное правительство не подписывать декларацию. Первым взял слово главнокомандующий Западным фронтом генерал от кавалерии В.И. Гурко. Смысл его выступления свелся к одному: Декларация прав солдата и гражданина неприемлема, а армия находится на краю гибели. Следом с места поднялся Михаил Васильевич Алексеев:

— Главное сказано, и это правда. Армия на краю гибели. Еще шаг — и она будет ввергнута в бездну, увлечет за собою Россию и ее свободы, и возврата не будет. Виновны — все. Вина лежит на всем, что творилось в этом направлении за последние два с половиной месяца. Мы сделали все возможное, отдаем и теперь все силы, чтобы оздоровить армию. Мы верим А.Ф. Керенскому, что он вложит все силы ума, влияния и характера, чтобы помочь нам. Но этого недостаточно. Должны помочь и те, кто разлагал. Тот, кто издавал Приказ № 1, должен издать ряд приказов и разъяснений.

Армия — организм хрупкий; вчера она работала; завтра она может обратиться против России. В этих стенах можно говорить о чем угодно, но нужна сильная твердая власть; без нее невозможно существовать. До армии должен доходить только приказ министра и главнокомандующего, и мешать этим лицам никто не должен.

Мы все отдаем себя Родине. Если мы виноваты, предавайте суду, но не вмешивайтесь. Если хотите, то назначьте таких, которые будут делать перед вами реверансы.

Скажите здоровое слово, что без дисциплины армия не может существовать. Дух критики заливает армию и должен прекратиться, иначе он погубит ее.

Если будет издана декларация, то, как говорил генерал Гурко, все оставшиеся маленькие устои, надежды рухнут. Погодите, время будет. То, что уже дано, не переварено за эти два с половиной месяца. У нас есть уставы, где указаны и права и обязанности; все же появляющиеся теперь распоряжения говорят только о правах.

Выбейте идею, что мир придет сам по себе. Кто говорит — не надо войны, тот изменник; кто говорит — не надо наступления, тот трус.

У вас есть люди убежденные; пусть приедут к нам и не метеором промелькнут, а поживут и устранят сложившиеся предрассудки. У вас есть печать — пусть поднимет она любовь к Родине и потребует исполнения каждым его обязанностей.

Материальные недостатки мы переживем; духовные же требуют немедленного лечения. Если в течение ближайшего месяца мы не оздоровеем, то вспомните, что говорил генерал Гурко о нашем международном положении. Работать мы будем; помогите же нам и вы.

Члены Временного правительства слушали генералов с брезгливыми ухмылками. Слово взял новоиспеченный военный и морской министр Керенский:

— Я должен сказать присутствующим, как министр и как член правительства, что мы стремимся спасти страну и восстановить активность — и боеспособность русской армии. Ответственность мы берем на себя, но получаем и право вести армию, и указывать ей путь дальнейшего развития.

Тут никто никого не упрекал. Каждый говорил, что он перечувствовал. Каждый искал причину происходящих явлений. Но наши цели и стремления — одни и те же. Временное правительство признает огромную роль и организационную работу Совета солдатских и рабочих депутатов, иначе я не был бы военным министром. Никто не может бросить упрек этому совету. Но никто не может упрекать и командный состав, так как офицерский состав вынес тяжесть революции на своих плечах так же, как и весь русский народ.

Все поняли момент. Теперь, когда мои товарищи входят в правительство, легче выполнить то, к чему мы совместно идем. Теперь одно дело — спасти нашу свободу.

Прошу ехать на ваши посты и помнить, что за вами и за армией — вся Россия.

Наша задача — освободить страну до конца. Но этот конец сам не придет, если мы не покажем всему миру, что мы сильны своей силой и духом.

Итоги заседания подвел министр-председатель правительства князь Г.Е. Львов:

— Цели у нас одни и те же, и каждый выполнит свой долг до конца. Позвольте поблагодарить вас, что вы приехали и поделились с нами…

Здравый смысл, доводы и логика русских военачальников для «временщиков» не значили ровно ничего. У А.Ф. Керенского были куда более могущественные хозяева — западные  «союзники». Декларация должна была стать очередным шагом по разрушению России — и она стала им… 9 мая 1917 года декларация была утверждена Керенским.

Двумя днями раньше в Могилёве открыл работу Всероссийский съезд офицеров армии и флота. Он собрал 298 делегатов, в том числе 241 от фронта и 57 от тыловых гарнизонов. Работу съезда открыл Верховный главнокомандующий М.В. Алексеев. Его появление на трибуне зал приветствовал громкими аплодисментами.

— В воззваниях, в приказах, на столбцах повседневной печати мы часто встречаем короткую фразу: «Отечество в опасности», — заговорил Алексеев. — Мы слишком привыкли к этой фразе. Мы как будто читаем старую летопись о днях давно минувших и не вдумываемся в грозный смысл этой короткой фразы. Но, господа, это, к сожалению, тяжелая правда. Россия погибает. Она стоит на краю пропасти. Еще несколько толчков вперед, и она всей тяжестью рухнет в эту пропасть. Враг занял восьмую часть ее территории. Его не подкупишь утопической фразой: «Мир без аннексий и контрибуций». Он откровенно говорит, что не оставит нашу землю. Он протягивает свою жадную лапу, туда, где еще никогда не был неприятельский солдат: на богатую Волынь, Подолию, Киевскую землю, на весь правый берег нашего Днепра. А мы на что? Разве допустит до этого русская армия? Разве мы не вышвырнем этого дерзкого врага из нашей страны, а уже потом предоставим дипломатии заключить мир с аннексией или без аннексии?