Целестина, или Шестое чувство - Малгожата Мусерович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За неделю до пасхи, в последний день перед началом школьных каникул, Жачек вернулся из довольно длительной служебной командировки. Время было обеденное, и крепко проголодавшийся отец рассчитывал застать дома привычные шум и суету, предшествующие всякой трапезе. К своему изумлению, он нашел квартиру тихой и необычно чистой. Это странное впечатление еще усугублялось ярким светом, льющимся из вымытых окон и профильтрованным сквозь белые, пахнущие свежестью занавески. Полы сверкали, как зеркало, в вазах стояли цветы. Все это, вместе взятое, в совокупности с тем фактом, что Целестина, вполовину похудевшая, сновала по квартире, не замечая собственного отца, складывалось в картину весьма и весьма тревожную.
— Телятинка, у тебя неприятности, — уверенно сказал отец.
— Откуда? — тупо ответила Цеся, даже не поглядев в его сторону.
— Я ведь вижу. Что случилось?
— Ничего. Честное слово. Сейчас помру от смеха, — сказала Целестина и, чтобы быть последовательной, залилась слезами.
Отец услышал грохот кастрюль и поспешил на кухню, откуда доносились эти милые сердцу звуки. В кухне, пропитанной вкусными запахами, Юлия, распевая, мыла посуду, что тоже внушало тревогу.
— Здравствуй, дочь, — сказал Жачек. — Скажи, Цеся, случайно, не влюблена?
— Понятия не имею, — спокойно ответила Юлия. — Что касается меня, то я влюблена. В Толека.
— Конец света! — простонал отец.
— Я ему сказала, что люблю его и что он должен на мне жениться.
— Ты ему сказала, что он должен… — обалдело повторил Жачек.
— …на мне жениться. Разумеется, после того как освоится с этой мыслью.
— Конец света!
— Ты голодный, Жачек?
— Чертовски, — ответил отец.
— Мне очень жаль, но тебе придётся подождать.
— Это еще почему?
— С нами будет обедать Толечек. В порядке освоения.
— Конец света!
— Сегодня у нас рисовый суп по-королевски.
— Цеся варила или Кристина?
— Я, — заявила Юлия.
— Конец света!
— На второе «кок о вэн[12]».
— Кок — это курица?
— Курица, но «о вэн».
— Ага.
— К этому запеченный лук-порей или морковка Виши, на выбор! И гренки. На сладкое — негр в сорочке.
— Почему в сорочке? — недовольно поморщился Жачек.
— Таков рецепт. Это сливочно-шоколадный крем.
— Конец света!
— Толеку очень нравится, как я готовлю, — сообщила Юлия с улыбкой черной пантеры. — Влюблен по уши, можешь мне поверить.
— Конец света!
— Еще вопросы есть?
— Естественно. Кто вылизал квартиру?
— Цеська.
— Вот-вот. Она всегда придумывает себе развлечения в этом роде, когда у нее на душе кошки скребут. Мне бы хотелось все-таки знать, в чем дело?
— А не знаю, — махнула рукой Юлия. — Я, как эгоцентрик, занята только своими проблемами. Да и в ее возрасте все это несерьезно.
— Она не по возрасту серьезна, — изрек отец. — Так что ничего не известно. А что говорит по этому поводу мама?
— Мама вкалывает. Получила ответственный заказ, и мы ее почти не видим.
Вошла Цеся, бледная, с отчаянием в отсутствующем взоре.
— Я поступаю на физический, — сообщила она. — Или на астрономический. Папа, что такое эти проклятые кварки?
— Гипотетические элементарные частицы, — сказал изумленный отец. — Неужели именно это мучило тебя все последнее время?
— Нет, — ответила Целестина. — Все последнее время меня мучила мысль о совершенных ошибках. Я поняла, что за все нужно платить.
— Наблюдение не лишено оснований, — признал отец.
— Ничто не проходит бесследно. Что бы я ни сделала, все будет записано в историю моей жизни, так же как в историю болезни записывается каждая мелочь. Что случается, то случается, обратно ходу нет. Задним числом я уже это не могу изменить. Вроде бы и нет ничего, а на самом деле — есть. Кто-то об этом помнит, и я сама помню, и ничегошеньки нельзя сделать, чтобы это зачеркнуть.
Отец ухватился за последнее слово:
— Что зачеркнуть?
— Глупый поступок. И вообще все. Раньше это было возможно, потому что я имела дело главным образом со своим семейством. Но теперь все изменилось.
— Изменилось, говоришь? — встревожился Жачек.
— Изменился весь мир, — отчеканила Цеся и вышла, не догадываясь, что по ее милости отцу мгновенно расхотелось есть.
2За обедом Цеся сидела как истукан, уткнувшись взглядом в пустую тарелку. Родственники, которые тем временем не без удовольствия управились даже с негром в сорочке, ничего не замечали, пока мама не спросила:
— Цеся, ты что ничего не ешь?
Цеся даже не услышала вопроса. Погруженная в себя, она не обращала ни малейшего внимания на окружающий мир.
— Что-то здесь не так, — шепнул отец сидевшему рядом дедушке.
— Не так, того-этого, — согласился дедушка. — Скажи ей, пусть к подружке, что ли, сходит. Женщинам, того-этого, непременно нужно выговориться.
— Цеся! — сказал Жачек, дергая дочку за рукав. — А почему бы тебе не пригласить свою анемичную подругу?
В Цесиных глазах мелькнула слабая тень возмущения.
— Анемичную?! — повторила она.
Это уже было каким-никаким проявлением жизни, и встревоженный отец решил и дальше идти тем же путем.
— Честное слово, мне не хватает этой худосочной дурнушки. Как там ее миндалины?
— Ты по-прежнему имеешь в виду Данку? — чуть ли не со злостью осведомилась Целестина.
— Да, да. Уродина она, конечно, но симпатичная, — радостно подтвердил Жачек.
— Ты глубоко ошибаешься, — сказала Целестина, постепенно снова погружаясь в пучину своей печали. — Никакая она не симпатичная, но зато красивая. Я, например, склоняюсь к тому, что лучше быть красивой и несимпатичной, чем симпатичной и уродливой.
— А я бы хотел быть красивым и симпатичным, — заявил Бобик, которого никто не спрашивал.
— Ха-ха! — засмеялся Толек, который по ему лишь известным причинам был в распрекрасном настроении.
— Толечек, хочешь еще негра? — проворковала Юлия.
— Что ж, положи, дорогая, — милостиво позволил юный паша.
— А я буду расписывать яйца! — закричал Бобик. — Как здорово!
Ни у кого не хватило духу отказать ребенку в этом удовольствии, хотя расписывать яйца было еще рановато. Мысль о том, что Бобик по меньшей мере час спокойно просидит на месте, прельстила взрослых.
— Так уж и быть, Бобик, сварю тебе десяток яичек, — согласилась мама Жак.
— Только чтоб были свежие, — строго сказал Бобик.
3Было уже пять часов, а Данка не появлялась. Цесю это не удивило: с завтрашнего дня начинались каникулы, и она, в общем-то, и не надеялась, что сегодня Данке захочется заниматься. Поэтому Целестина сидела за столом в большой комнате и апатично смотрела в окно. Жизнь казалась ей беспросветно мрачной, и никакое шестое чувство тут помочь не могло. Ежи вообще перестал ее замечать, так что в один прекрасный день Цеся назло назначила свидание бородачу. Они пошли в кино и, как нарочно (впрочем, может, и в самом деле не случайно?..), Гайдук тоже оказался там. Цеся, не ощутившая в обществе бородача ожидаемой сладости возмездия, убедилась, что это свидание окончательно зачеркнуло всякую надежду на примирение с Гайдуком.
Последующие дни показали, что она не ошиблась. Гайдук пригласил в кино старосту Касю, и назавтра весь класс услышал из уст сей юной особы, что Ежик прелесть, просто прелесть. После кино он пригласил Касю в кафе-мороженое и очень увлекательно рассказывал о латиноамериканской литературе. Цеся решила поскорей забыть эту малоприятную новость. Но в душе у нее застряла заноза и даже как будто там укоренилась, выпустив новые колючие отростки.
В половине шестого наконец пришла Данка.
— Я только забежала по дороге, — сообщила она. — Надеюсь, сегодня ты меня оставишь в покое и не прикажешь садиться за зубрежку?
— После каникул тебя спросят по польскому, по химии и по математике, — напомнила Целестина.
— Но ведь у меня впереди целая неделя! — воскликнула Данка.
— Не неделя, а шесть дней, — уточнила Цеся. — Ты сама говорила, что должна за праздники один день посидеть дома и навестить родственников.
— Ну, должна, — со злостью сказала Данка. — А ты не должна?
— Разве тебя это заботит? — язвительно спросила Цеся, в последнее время начисто утратившая природную мягкость. — До сих пор ты всегда считала, что мое время принадлежит тебе и если уж ты мне оказываешь милость, позволяя с собой заниматься, то я обязана откладывать все свои дела и занятия.
— Ошибаешься, дорогая, я вовсе не заставляю тебя со мной заниматься, процедила Данка с изысканной вежливостью.
— Верно. Но кто-то другой заставляет, и ты об этом прекрасно знаешь.
— Тогда почему тебя это так волнует?! — с раздражением воскликнула Данка.