Дунайский лоцман - Жюль Верн

Господин Изар Рона через двое суток после ареста объяснил свои идеи Карлу Драгошу, который пришел за информацией. Сыщику поневоле пришлось одобрить теорию.

— Ну, а все-таки, господин судья,— рискнул он спросить,— когда вы рассчитываете провести первый допрос?

— Завтра.

— Тогда я зайду завтра вечером, чтобы узнать результаты… Я думаю, нет нужды напоминать, на чем основываются наши предположения?

— Да, нужды нет,— заверил господин Рона.— Я помню наши предыдущие разговоры, да и мои записи очень подробны.

— Вы все-таки позволите мне, господин судья, напомнить вам о моем желании, которое я осмеливаюсь высказать?

— О каком желании?

— Чтобы обо мне не упоминалось в этом деле, по крайней мере, до нового решения о правилах моей игры. Как я вам докладывал, обвиняемый знает меня только под именем Иегера. Это еще может пригодиться. Очевидно, когда он предстанет перед судом, придется открыть мою подлинную фамилию. Но до этого еще не дошло, и, чтобы удобнее разыскивать виновников, не следует предварять события.

— Считайте, что это решено,— обещал судья.

В камере, куда его заключили, Сергей Ладко дожидался, пока им займутся.

Последовавшее за предыдущим приключением новое несчастье, такое же непостижимое, не сломило его бодрости. Не пытаясь оказать ни малейшего сопротивления в момент ареста, он позволил отвести себя в тюрьму. Чем он, впрочем, рисковал? Арест обязательно должен оказаться ошибкой, что выяснится при допросе.

К несчастью, первый допрос странно откладывался. Сергей Ладко, помещенный в строжайшую одиночку, день и ночь оставался в камере, куда время от времени сторож заглядывал через «глазок», просверленный в двери. Повинуясь приказу господина Изара Рона, этот сторож должен был заметить любые результаты метода изоляции. Однако надежда отличиться не давалась сторожу. Протекали часы и дни, а в поведении заключенного ничто не показывало перемен его настроения, даже поза оставалась неизменной. Сидя на табуретке, опершись руками на колени, с опущенными глазами и холодным лицом, он сохранял почти абсолютную неподвижность, не выказывая никаких признаков нетерпения. С первой же минуты Сергей Ладко решил держаться спокойно, и ничто не могло его взволновать. Хотя, по мере того как шло время, он начинал сожалеть о плавучей тюрьме, которая, по крайней мере, приближала его к Рущуку.

Наконец на третий день — это было уже 10 сентября — его пригласили выйти из камеры. Окруженный четырьмя солдатами со штыками наперевес, он проследовал по длинному коридору, спустился по нескончаемой лестнице, потом пересек улицу и ступил во Дворец Правосудия, построенный против тюрьмы.

Улица кишела народом, теснившимся позади шеренги полицейских агентов. Когда показался узник, из толпы донеслись свирепые выкрики ненависти к страшному преступнику, который так долго оставался безнаказанным. Каковы бы ни были чувства Сергея Ладко, подвергшегося незаслуженным оскорблениям, он их не показал. Твердым шагом он вошел во дворец и после нового ожидания наконец очутился перед судьей.

Господин Изар Рона, маленький, тщедушный, белокурый, с редкой бородкой, с желчным цветом лица, был чиновником с грубыми манерами.

Оперируя смелыми утверждениями, резкими отрицаниями, он нападал на противника внезапно, более желая внушить страх, чем вызвать доверие.

Конвоиры вышли по знаку судьи. Стоя посреди комнаты, Сергей Ладко ждал, когда судья соблаговолит начать допрос. В углу писарь приготовился вести протокол.

— Садитесь,— приказал господин Рона брюзгливым тоном.

Сергей Ладко повиновался. Чиновник продолжал:

— Ваше имя?

— Илиа Бруш.

— Местожительство?

— Салька.

— Профессия?

— Рыболов.

— Вы лжете,— заявил судья, уставясь на обвиняемого.

Легкая краска покрыла лицо Сергея Ладко, а глаза его блеснули. Но он принудил себя к спокойствию.

— Вы лжете,— повторил господин Рона,— Вас зовут Ладко. Ваше местожительство— Рущук.

Лоцман растерялся. Итак, его настоящее имя стало известно. Как это могло случиться? А судья, от которого волнение подсудимого не ускользнуло, продолжал резким голосом:

— Вы обвиняетесь в трех простых ограблениях, в девятнадцати грабежах со взломом, совершенных при отягчающих обстоятельствах, в трех убийствах и шести покушениях на убийство, и все эти преступления совершены умышленно в течение менее чем двух лет. Что вы можете на это сказать?

Ошеломленный лоцман слушал этот невероятный перечень.

Как! Путаница, которой он опасался, узнав от господина Иегера о существовании своего зловещего однофамильца, все-таки произошла. А если так, зачем же ему соглашаться, что он Сергей Ладко? Перед этим у него была мысль во всем признаться и просить судью не выдавать его туркам, против которых он боролся. Сейчас он понял, что такое признание скорее повредило бы, нежели оказалось полезным. Ведь именно его, Сергея Ладко из Рущука, а не кого другого, обвиняют в ужасной цепи преступлений. Без сомнения, назвав свое настоящее имя, он добьется, что его невиновность будет доказана. Но сколько на это уйдет времени? Нет, лучше играть до конца роль рыболова Илиа Бруша, потому что это имя человека, ни в чем не замешанного.

— Вы ошибаетесь,— заявил твердо лоцман.— Меня зовут Илиа Бруш, и я живу в Сальке. Вы легко можете в этом убедиться.

— Это будет сделано,— сказал судья, беря бумагу.— А пока вы должны узнать некоторые обвинения, которые над вами тяготеют.

Сергей Ладко стал еще внимательнее.

— На данный момент,— начал судья,— мы оставим в стороне главные преступления, в которых вас обвиняют, и займемся самыми свежими, совершенными во время вашего путешествия, закончившегося арестом.— Переведя дыхание, господин Рона продолжал: — Ваше присутствие впервые было замечено в Ульме. Мы считаем, что там и началось ваше путешествие.

— Простите, сударь,— живо перебил Сергей Ладко.— Мое путешествие началось значительно раньше Ульма[31], потому что я завоевал два первых приза на рыболовном конкурсе в Зигмарингене, и я начал спускаться по реке из Донауэшингена.

— В самом деле, верно,— согласился судья,— что некий Илиа Бруш был провозглашен лауреатом зигмарингенского конкурса, устроенного «Дунайской лигой», и что этого Илиа Бруша видели в Донауэшингене. Но или вы явились в Зигмаринген под вымышленной фамилией, или подменили указанного Илиа Бруша в то время, когда он плыл из Донауэшингена в Ульм. Это обстоятельство мы в свое время выясним, будьте уверены.

Сергей Ладко с глазами, широко раскрытыми от удивления, слушал, как во сне, эти фантастические умозаключения. Еще немного, и несуществующего Илиа Бруша внесут в список его жертв! Не желая отвечать, он пожал плечами, а судья, устремив на него пристальный взгляд, внезапно спросил: