Зоосити - Лорен Бьюкес

— Ну а ты чего ждешь? — спрашиваю я у Туми.

На самом деле я просто тяну время. Мне нужно найти хоть какое-нибудь оружие. Шарю по стене; нахожу обломок кирпича и зажимаю его в кулаке. Резко выпрямляюсь и бью Туми изо всех сил — но не по лицу, а по руке. Туми вопит и роняет отвертку. Она плюхается в воду и исчезает; течение уносит ее с другими отбросами. Буси в ужасе визжит.

Туми с трудом выкарабкивается из воды и бросается на меня. Он выхватывает из моего самодельного слинга Ленивца и швыряет в канал. Ленивец плюхается в воду; от удивления он не произносит ни звука.

— А дальше что? — спрашивает Туми. Он не видит, как Ленивец выныривает на поверхность и плывет к берегу, элегантно загребая лапами. Но его уносит течением.

— Пошел ты! — отвечаю я, делаю выпад и колю Туми в шею сломанной иглой дикобраза. Потом прижимаю к себе сумку и прыгаю в канал следом за Ленивцем, даже не остановившись полюбоваться результатом своей работы.

Нас с Ленивцем несет течением, швыряет о стенки. Мы жмемся друг к другу. Все тело у меня в синяках; руки и ноги исцарапаны. Просто удивительно, сколько под водой острых предметов и сломанных веток!

Проходит много времени, прежде чем я нахожу в себе силы встать и идти дальше. Сажаю Ленивца на плечи. Он такой мокрый, что мне кажется, будто он растолстел на десять кило. Мне не нравится, что он такой тихий… Значит, мы в полном дерьме. Обычно Ленивец первым начинает хныкать, жаловаться и укоризненно блеять мне в ухо.

Хуже всего то, что я не знаю, где мы находимся. Конечно, я не главный эксперт по йоханнесбургской канализации, но в поисках потерянных вещей мне довольно часто приходится спускаться под землю и общий план мне знаком. А сейчас мы очутились в совершенно неизвестном месте. Передо мной расстилается настоящий лабиринт; повсюду черные норы, как ходы в термитнике. Некоторые проходы постепенно сужаются и в конце концов сходят на нет, как будто тому, кто их копал, надоело возиться под землей и он все бросил. А может, здесь и правда работали золотоискатели? Может, туннели вырыли в то время, когда на месте Йоханнесбурга были только шахты, в которых рылись кучки старателей? Не исключено, что мы принесем домой слиток золота размером с голову Ленивца!

Ленивец ведет меня во мраке; он сжимает мои плечи, как рукоятки мотоцикла. Неплохо было бы найти какую-нибудь потерянную вещь — тогда бы я с помощью связи, как с помощью нити Ариадны, выбралась на поверхность.

Идут часы, а мы так ни на что и не наткнулись, ни на потерянную вещь, ни на выход, ни даже на проход, который бы куда-нибудь нас вывел. Раз за разом мы натыкаемся на тупики. Измучившись, я прижимаюсь к стене, горблюсь. Ленивец тихонько пищит. Ноги у меня отнимаются, живот подвело, от голода сосет под ложечкой.

— Не расстраивайся, приятель! Мы выберемся, — говорю я. — Не волнуйся!

Но Ленивец, наверное, понимает, что я сама себе не верю. Здесь так темно, что в результате сенсорной депривации мне мерещится всякая ерунда: черная рябь на черном. И еще здесь тихо, как в чистилище.

Ленивец вдруг чирикает и резко вскидывает голову. Он не только плавает, он и слышит лучше меня. Я прислушиваюсь. Сердце у меня уходит в пятки.

— Это они?

Издали до меня доносится грохот. Он все время нарастает. Я торопливо вскакиваю на ноги:

— Вода?!

Каждый год в СМИ появляются статьи о подростках, утонувших в подземных коллекторах. Поднимается уровень воды, и дети тонут, потому что не знают, как выбраться из туннеля, где они курили травку или искали черепашек-ниндзя.

Ленивец раздраженно щелкает, намекая, чтобы я замолчала. Я мешаю ему слушать. Там не вода, а что-то другое. Он бьет меня лапами по лицу — как утром, если я слишком долго сплю.

— Ладно, ладно! — ворчу я, вставая на ноги. Послушно бреду, куда велит Ленивец — в сторону источника шума. И все-таки лучше бы это оказалась не вода.

В туннеле все звуки особенно гулкие; скоро мне кажется, что началось землетрясение. Впереди что-то мерцает — как будто признаки цивилизации. У меня в груди загорается искра надежды. Я ковыляю вперед, поворачиваю за угол и щурюсь от яркого искусственного света. Различаю огромные металлические ребра, выстилающие туннель, как живот робота-кита. И вдруг, едва не задев меня, мимо проносится чудище из стекла и металла. Из окна смотрит размытое розовое пятно — лицо? Рот разинут в форме идеальной буквы «О». Вот единственный свидетель того, как Зинзи Декабрь чуть не умерла, столкнувшись со скоростным поездом.

Глава 21

Брикстон, конечно, не самое шикарное место Йоханнесбурга, но после того, как там появились «Дом Нсако», а теперь еще и «Контрреволюция», стало ясно, что район идет в гору. Разумеется, разгневанные жильцы без конца жалуются на шум и на отвязных гостей, чьи машины перегораживают им выезд. Я подхожу ко входу, слегка прихрамывая. На то, чтобы отмыть Ленивца и хоть как-то избавиться от запаха канализации, у меня ушло несколько часов. На мне платьице в стиле шестидесятых; под него я предусмотрительно надела футболку с длинными рукавами. Не хочется выставлять напоказ самые страшные царапины. Если не считать футболки, вид у нас с Ленивцем вполне ничего. А ведь нас вполне могли убить! Потом мне пришлось еще долго убалтывать охранника скоростной железной дороги «Готрейн», чтобы он выпустил меня в город, потом долго ловить такси. Наконец, один водитель за бешеные деньги согласился отвезти грязную, мокрую и вонючую зоодевицу в центр, где я спасаю свою машину.

Номер, который дал мне Вуйо, принадлежит таксомоторной компании «Быстро-быстро». Диспетчер разыскала звонок, сделанный в воскресенье, в два сорок шесть.

— Да, в то время поступил заказ, — ворчливо говорит она. — Машину надо было подать на Хайбери-Роуд, четырнадцать. Там какой-то клуб… «Контрреволюция», кажется. А ехать надо было в Морнингсайд… Так что, вы собираетесь платить или нет?

— За что платить?

— Клиент так и не объявился. Водитель прождал двадцать минут. За это время мог бы принять еще два заказа. Он потерял много денег. В среднем… — Но я отключаюсь.

Двери в «Контрреволюцию» подчеркнуто огромные, блестящие, черные, с огромными посеребренными ручками в форме перевернутых букв «К» и «Р». Изнутри гремит хип-хоп; мелодия агрессивная, а слова какие-то бессмысленные. На вышибале темные очки и красно-черная куртка; на лацкане значок в виде золотого шлема. У него мощные плечи; с таким лучше не ссориться. Правда, едва заметив, как я топчусь рядом, он спокойно приглашает:

— Заходите!

— Я кое-кого жду, — говорю я. — Спасибо!

Тот, кого я жду, объявится только через час. Я специально приехала заранее, потому что сегодня свидание с Джо в мои планы не входит.

— Внутри-то теплее, — говорит вышибала. — Рекомендую!

— Зато внутри не дадут курить. — Я достаю сигарету из пачки, купленной специально к случаю. — Совсем как в песне: неравная схватка с законом.

— Закон всегда побеждает. — Вышибала чиркает дешевой пластмассовой зажигалкой. Курение — по-прежнему великолепный способ познакомиться с кем-нибудь и разбить лед.

Вышибала замечает синяки у меня на запястье.

— Ленивец трудностей не составит?

— Вы все прекрасно понимаете.

— Но официального запрета у вас нет?

— Право допуска сохраняется.

— А кто решает, пускать зоо или нет?

— Я.

— Вы, я вижу, немногословный.

— Мне не за болтовню платят.

— Кого вы не пропускаете?

Он молча показывает мне костяшки пальцев. Они у него покрыты мелкими шрамами; два пальца на правой руке загипсованы. Наверное, он боксер-любитель. В модном районе вышибале ночного клуба вряд ли приходится часто драться.

— Тех, у кого дресс-код не соответствует. Тех, кто уже набрался… Известных наркодилеров. А также тех, чьи лица и поведение мне не нравиться.

— Мой дресс-код соответствует?

— Да.

— А как насчет поведения? — Я бросаю окурок и давлю его носком ботинка.

Он оживляется:

— Эй, ты что, новенькая?

— Хочу попробовать… — Я блефую наугад.

— Служебный вход сзади. Джоуи в курсе, что ты пришла?

— Н-нет, не уверена.

— Так иди и выясни. И бычок свой подними!

Я не сразу понимаю, что он имеет в виду окурок.

— Спасибо… так и не выяснила, как тебя зовут? — Я подбираю окурок и засовываю в карман.

— Роналдо.

Служебный вход ведет на кухню. Человек, который достает из морозилки замороженные роллы, показывает, где лестница на второй этаж. Надо будет запомнить: есть здесь суши не стоит. Иду по коридору, где стоят шкафчики для вещей служащих, мимо открытой двери туалета, в котором толпятся молоденькие, свежие официантки. Наконец, поднимаюсь на второй этаж и подхожу к двери с табличкой «Управляющий». Стучу, слышу ворчливое: «Войдите!» — и послушно вхожу.