Убей свои сны - Customer

- Тебя? Или кого-нибудь из твоих братцев? – ехидно осведомляется Мулиартех. Действительно, Гвиллион – типичный балрог, ужасный огненный дух. Сейчас, правда, покрытый каменной коркой и оттого слегка тормозной балрог.

- Своего внутреннего Ктулху! – ржет Морк. Да уж, все настолько скверно, что нам остается только ухохатываться…

- Страхи, поднятые со дна человеческой души, получили имена, длинные и скучные, - возвращается к рассказу Мореход. – Было это хорошо или плохо – кто знает? Человеческое любопытство неукротимо и ему на последствия плевать. Но людская глупость даже резвее, чем любопытство. И на финишную прямую всегда выходит первой. Как только возникла потребность укротить этот, гм, Ужас Глубин, глупость начала действовать. Первым ее порождением стал вампиризм. Люди поделились на доноров и вампиров, на тех, кто слушает нытье, и на тех, кто грузит нытьем.

- По-моему, выслушивание жалоб стало валютой человеческих отношений! – замечает Мулиартех. – Ею нынче платят за любовь, за дружбу, за все хорошее…

- И на деньги тоже обменивают, - соглашается Мореход. - Второе детище глупости – платные доноры-профессионалы. Но это, как я говорил, паллиатив. Ужас Глубин разговорами не развеешь. И вот, наконец, на смену прямолинейной глупости пришла непредсказуемая интуиция. Шахматы отставлены, пришла очередь сыграть в кости.

- Надо понимать, игра в шахматы – это хилая человеческая логика, а игра в кости – это могучая человеческая интуиция, - замечаю я, сочась ядом. – Смотрите-ка, сама додумалась – и объяснять не пришлось! Ай да я, гений среди фоморов.

- Адочка, не злись, - елейным голосом увещевает меня Мулиартех. – Оттого, что ты сидишь и дуешься, племя Аптекарей не вымрет.

- А отчего оно вымрет? – вскипаю я. – Может, оттого, что мы славно поболтаем, похихикаем над грядущим концом света? Глядишь, он и отменится!

И тут в разговор вступает молчаливая Мирра, сидящая на дальнем конце стола с нарочито скромным видом, точно кинодива в свете прожекторов.

- Можно узнать, как мы это делаем? – тихо спрашивает она. Все мы замираем, прислушиваясь к ее бесстрастному голосу.

- Вы, Аптекари, и сами не знаете, как, и нам не откроете, - рассудительно отвечает Мореход. – И потому тебе непременно надо побывать на месте… э-э-э…

- …преступления, - заканчивает его мысль Мирра. – Мы же преступники, не так ли?

Мы отводим глаза. Неприятно глядеть на того, кого обвиняешь в гибели мира, понимая: он ничем не виноват. Разве что самим фактом своего существования.

- Ну хорошо, - говорит наш Аптекарь. «Что уж тут хорошего?» - хочу крикнуть я, но, разумеется, молчу. Хватит и того, что все заметили: я дуюсь. Как обычная человеческая дура. – Если я наткнусь в собственном подсознании на силу эту окаянную, что мне делать?

- Попытайся понять, как она взаимодействует с тобой и как ты взаимодействуешь с ней. Больше ничего, - инструктирует Мореход.

- Я пойду с Миррой, - неожиданно встревает Нудд. До сих пор непривычно молчаливый.

- А ты-то ей зачем? – вырывается у меня.

Мореход таинственно улыбается. Черт бы его побрал с его ужимками!

- Если хочешь, иди, конечно! – пожимает плечами Мулиартех. – Может, заметишь что-нибудь важное. От человеческого ума многое ускользает, - деликатно добавляет она. Мирра кивает. Хорошая девочка.

- Значит, мне тоже туда, в четвертую стихию, - скрипит Гвиллион. – Мореход, ты не мог бы отправить меня к бедному парню в голову? Очень мне его летаргия не нравится.

- Что в ней может понравиться? - кривлюсь я. – Мулиартех, я прошу: дай мне спеть Песню Возврата! Я вытащу провидца!

- Ада! – строго смотрит на меня бабка. – Ты и так наломала дров с Песней Убийства. Он сейчас неизвестно в каком месте и неизвестно в каком состоянии…

- Но Мореход же знает!

- Мореход знает только то, что Марк – в мире совсем другого Аптекаря. Кто этот человек, каков его мир, отпустит ли он провидца по твоему зову или часть души провидца так на чужом острове и застрянет, - этого даже Мореход не скажет. Ведь не скажешь, верно?

Мореход качает головой. Небось, и знал бы – не сказал. Вредный акулий сынок.

- Поэтому оставь Марка его судьбе. Мореход отведет к нему Гвиллиона, дети Муспельхейма[34] - гении упрямства. Там его мощь пригодится. А ты и Морк… - Мулиартех пристально смотрит на нас обоих. Я чувствую, как пальцы Морка сжимают мою руку. - …вы оба отправитесь со мной.

- Куда? – холодно спрашивает Морк. В его голосе угроза. Паладин. Защитник осиротевших, убогих и слабоумных.

- В башку твоей невесты! – грохочет бабка в тональности «морской змей гневается». – Туда, где мы сможем узнать, как Аптекарь подцепил ее и сделал своей нагаси бина! Ты что, не помнишь, что сказал провидец? Ада тоже кукла отца лжи! Господи, почему мои потомки такие дураки? Не в меня же они глупостью пошли?

* * *

Человек думает, что ощущение полета ему знакомо. Сны и панорамные виды, самолеты и парапланы дарят людям иллюзию окрыленности. Но обитатели воздушных океанов, знатоки ветровых лоций знай себе посмеиваются над наивным человеческим ощущением неба как опрокинутой бездны. Для тех, кто живет в небе, восходящие и нисходящие потоки, могучие струйные течения и легкие приморские бризы – горы и расщелины, моря и реки, простертые над головами земных существ. И можно сделать так, что небо само принесет тебя к цели. А можно, тяжело сопя и натрудив крылья, пробиваться через воздушные заслоны, словно через лесной бурелом.

Мы с Нуддом плывем по воздушной реке, быстрой и мощной, и беседуем о стилях полета. Нудд хвалит буревестников и альбатросов, гордо демонстрируя длинное стройное крыло. Я смеюсь над его ленивым парением, кувыркаясь в воздушных потоках на острых стрижиных крыльях.

- Вас, людей, только пригласи полетать, - ворчит Нудд, - всякий норовит в ласточку или в сапсана оборотиться. Ну вот скажи: зачем тебе скорость? Мошек на обед наловить собираешься?

- Едят ли кошки мошек?! Едят ли мошки кошек?! – восторженно ору я, закладывая в воздухе «бочку». Если бы Алиса задавалась этим вопросом, летя в поднебесье, ее бы тоже на философствование не хватило.

Меня переполняет восторг. Раньше я не понимала значения выражения «переполняющий восторг». Теперь понимаю. Мне кажется, что от меня исходит искрящаяся волна, что она летит впереди меня, усеивает замерзшие облака льдистыми блестками. Нудду нравится мое безумие. Эти эльфы…

- Сильфы! – поправляет меня сын воздуха. – Тогда уж сильфы, чтоб ненужных ассоциаций не вызывать. Сама посуди: ну какой из меня эльф? Красотой не блещу, лесопосадок не защищаю, песен не пою, мечей не кую. И уши у меня самые обыкновенные…