Рай под колпаком - Виталий Забирко

Я посмотрел на Валентина Сергеевича широко раскрытыми глазами. Смешно писателю не было, рот его кривился в горькой усмешке, губы подрагивали.

— Как вам удалось запомнить эту галиматью? — спросил я.

Он неопределенно передернул плечами.

— Интересовался когда-то топологией, поэтому и уловил смысл. Многое я бы дал за то, чтобы это на самом деле оказалось галиматьей, но увы… То, что мы сейчас наблюдаем, — он кивнул в сторону шкоды, — является ярчайшим подтверждением, что галиматья — не комментарии бывших сантехника и дворничихи, а наши представления о строении вещества.

Он мотнул головой, словно стараясь отряхнуться от наваждения.

— А давайте-ка выпьем, — с излишней бравадой заявил он. — Что еще остается, когда наш интеллект, по сравнению с «новообращенными», находится на детском уровне? Горько и тоскливо ощущать себя невеждой…

— Спасибо, не буду, — в очередной раз отказался я.

— А я — буду! — Валентин Сергеевич нетвердым шагом направился к журнальному столику, где стояла бутылка коньяка. — Ох, и напьюсь сегодня… Похлеще, чем вчера!

Я бросил взгляд в сторону школы, но тут же поспешно отвел глаза и отступил в глубь комнаты. Материальная трансформация здания ускорилась до такой степени, что напоминала изменение конфигурации пространства в виртуальной реальности; Захватывает дух, когда видишь такое на дисплее, но в настоящей реальности я испытал нечто вроде ужаса. Отвернувшись, я глубоко вдохнул, медленно выдохнул. Душевное равновесие более-менее восстановилось.

— Валентин Сергеевич, у вас есть палатка? — спросил я севшим голосом.

— Есть, — ответил он, не поднимая головы. Писатель сидел в кресле и был занят очень важным делом — наполнял очередную рюмку. — А зачем она вам?

— Хочу уехать из города. Из-под купола, конечно, выбраться не получится, но и здесь находиться больше не хочу. Поставлю где-нибудь на берегу Лузьмы палатку и буду там жить. Тошно мне в городе… Вы видели их глаза? Муторно ощущать со всех сторон сочувствующие взгляды.

— Насчет глаз вы правы. Давит нас их интеллект, ох и давит… — Валентин Сергеевич опрокинул рюмку, и его передернуло, будто выпил не отборный коньяк, а забористый самогон. — Не возражаете, если составлю вам компанию?

— Нет.

— Тогда зачем жить в палатке? Ночи еще холодные, а у меня дача в заречье. До писательских дач в Переделкино ей далеко, но крыша над головой будет. И печурка там есть.

Глава 14

Это больше походило на бегство из города, чем на открытие дачного сезона. Второй раз я бежал из Холмовска, но сейчас твердо знал — далеко мне не уйти. Одно тешило, что ни города, ни его жителей видеть не буду.

Мы загрузили в багажник «Жигулей» принесенные мной пакеты с продуктами, благо Валентин Сергеевич дома их не распаковывал, на всякий случай взяли палатку — дача Бескровного находилась километрах в пятнадцати за городом, и было неизвестно, она внутри купола или снаружи. Неожиданной проблемой оказался Пацан. Выросший в квартире, кот видел улицу только из окна, и Валентин Сергеевич не хотел ни оставлять его на попечение соседям, как делал это раньше, ни выгонять во двор. При попытке вынести его из квартиры кот начал бешено сопротивляться, выть, рвать одежду когтями и наконец, вырвавшись, стрелой умчался в комнату, где забился под диван. Все попытки извлечь его оттуда голыми руками натыкались на отчаянное шипение и рычание, что при его габаритах и клыках не предвещало ничего хорошего. В конце концов Валентин Сергеевич выгнал кота из-под дивана шваброй, а я набросил на него плед. Спеленав кота, мы засунули его в спортивную сумку и застегнули молнию. В темноте кот затих, но при малейшем прикосновении к сумке оттуда доносилось грозное рычание.

Вот бы спеленать так Сэра Лиса и засунуть его туда, откуда он появился в Холмовске. Пусть бы там рычал и бесновался…

— Устраивайтесь на заднем сиденье, — сказал я Бескровному, открывая дверцу, — а то как бы анализатор алкоголя не отключил мотор.

Вопреки утверждению писателя, что в одиночку он не пьет, коньяка в бутылке к нашему уходу осталось на донышке.

Валентин Сергеевич поставил на сиденье сумку с котом, затем неуклюже забрался в машину. Я захлопнул за ним дверцу, обошел «Жигули» и сел за руль. В садоне ощутимо пахло перегаром, но глазок алкогольного анализатора светился ровным зеленым светом. По всей вероятности, анализатор работал не по хромотографическому принципу — определению алкогольных паров в воздухе, а улавливал степень опьянения каким-то иным способом, не путая водителя с пассажиром. В очередной раз я убедился, что земным технологиям до такого еще далеко.

— Куда ехать? — спросил я, выруливая со двора на улицу.

— Через мост, за реку, — сказал Валентин Сергеевич. — Сразу за мостом свернете налево на грунтовую дорогу, и вдоль Лузьмы доедем до места.

— Так вы крутой? — пошутил я. — Дача на реке… Небось охрана, сигнализация…

— Ага, — в тон мне поддакнул он. — Шесть соток и хибара. А охрану в сумке везу.

Пацан, будто поняв, что разговор идет о нем, зарычал.

Проехав через весь город и миновав мост, я свернул налево на разбитую грунтовую дорогу. Жилых строений за мостом не было — здесь начиналась промышленная зона алюминиевого комбината. Одного взгляда на. завод, расположенный метрах в пятистах от моста, хватило, чтобы я отвернулся и больше в ту сторону не глядел, сосредоточив внимание на ухабах.

Завод окутывало дрожащее марево, но к теплой погоде это не имело никакого отношения. Промышленный объект перестраивался, причем столь радикальным образом, что виденная мной материальная трансформация школьного здания не шла ни в какое сравнение с этой перестройкой. Серые корпуса цехов оплывали на глазах, восковыми свечами оседали заводские трубы, и было непонятно, на самом ли деле перестраивается комбинат или ровняется с землей. То же самое происходило и с тепловой электростанцией, чьи корпуса виднелись справа из-за комбината, только там трансформация уже подходила к концу. На месте ТЭЦ формировались странные полусферические сооружения, напоминающие параболические зеркала, режущие глаз ртутным блеском.

Наконец-то я понял, почему для своей экспансии пришельцы выбрали именно Холмовск. Обособленность города, замкнутый цикл производства и, главное, источник энергии — ТЭЦ имели первостепенное значение для вторжения. Теперь, зацепившись за клочок Земли, они создавали свой, более мощный источник энергии, чтобы расширить плацдарм для дальнейшей экспансии. Ничто и никто им теперь не мог бы помешать. Конечно, я рассуждал с чисто антропоцентрических позиций, но на то я и человек. И пусть нынешние жители Холмовска считают вторжение благом, я, оставаясь тем, кем был, принять такую экспансию не мог. Слишком уж все гладко в экспериментальном розовом мире, и я не верил, что в предложенном варианте нет червоточины. Как Верунчик, будучи еще обыкновенным человеком, не верила в бескорыстность, так и я не верил, что нам предлагают возвышенный высокоморальный мир с молочными реками и кисельными берегами за просто так.