Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья - Томас Кейтли

Рис. 5. Печать тамплиеров

Почет и уважение встречали тамплиеров везде, где бы они ни появлялись, и люди всех чинов стремились сделать все, что только могло быть им приятно. Когда тамплиер с печатью Годфрея де Сент-Омера, подтверждающей его полномочия, пришел к наместнику этой провинции, чтобы истребовать имущество, которое Годфрей передал ордену, он был принят самым приветливым образом, и не только со стороны наместника, но и епископа. И после их обращения, как это требовалось, к герцогу Фландрии и Эльзаса, этот правитель был настолько далек от того, чтобы чинить какие-либо препятствия, что в очень короткое время здания, которые принадлежали Годфрею, были превращены в церкви и храмы. Множество фламандской знати последовало примеру Годфрея и подарило часть своей собственности тамплиерам. Король Англии Генрих I, который встретился и побеседовал с Гуго де Пейном в Нормандии, был настолько доволен его рассказом о новом ордене, что передал ему множество богатых даров и дал ему лучшие рекомендации для основных английских пэров. Император Лотарь II в 1130 году подарил ордену часть своего родового поместья в Сапплинбурге. Престарелый герцог Раймон Беренгер Барселонский и Прованский, устав от мирской жизни и трудностей служения государству, стал тамплиером и поселился в барселонском монастыре. И поскольку он не мог сам сражаться с язычниками в Святой земле, регулярно высылал щедрые подарки своим братьям в Иерусалим, а также ревностно выполнял все прочие обязанности членов ордена. В 1133 году король Арагона и Наварры Альфонс, храбрый и воинственный монарх, который одержал победу в 29 сражениях против мавров, осознав, что стар и не имеет детей, завещанием сделал рыцарей-храмовников и госпитальеров, совместно с канониками Гроба Господня, своими наследниками, полагая, возможно, что наиболее храбрые защитники Святой земли наилучшим образом послужат его главному стремлению – сокрушению власти язычников. Престарелый монарх в следующем году погиб в битве с маврами при Фраге. Недовольные тем, как он распорядился своим королевством, дворяне Арагона и Наварры собрались и избрали монарха из членов его семьи. Ордены не обладали достаточной силой, чтобы заявить о своих правах, и этот пример тем не менее демонстрирует лишь высокий уровень уважения, которое они так рано приобрели.

Глава 3

В 1129 году Гуго де Пейн в окружении 300 рыцарей из самых знатных семейств Европы, которые вступили в орден, в сопровождении многочисленного каравана пилигримов вернулись в Святую землю. Вскоре после их прибытия был предпринят неудачный поход на Дамаск, упоминавшийся выше[73], и тамплиеры составили часть выдвинувшихся войск, мечтавших завладеть этим городом. Как было отмечено, это стало первым случаем, в котором можно было заметить христиан в союзе и в сотрудничестве с исмаилитами. И поскольку Хаммер, изучавший историю последних, выдвигает серьезные обвинения против Гуго де Пейна в том, что он создал свое новое общество по образу того смертоносного союза и был главным организатором и инициатором вероломного нападения на Дамаск, прервем повествование, чтобы исследовать обоснованность этого утверждения, хотя при этом придется признать, что о самом ордене тамплиеров будет сказано немного.

Хаммер доказывает идентичность двух орденов, как он их называет, исмаилитов и тамплиеров, схожестью их одеяния, внутренней организации и секретных доктрин, а также тем, что оба общества существовали в одной и той же стране. И из того, что исмаилиты были созданы первыми, он делает вывод об их первичности и о том, что тамплиеры стали их копией.

Во-первых, что касается внешнего облачения, ничто не может быть более слабым аргументом, чем обращение внимания на столь случайное совпадение, как схожесть внешнего вида или цветов, тем более если имеется действительная и отчетливая причина их избрания у каждой из сторон. У рода халифов Оммиятов цвет был белым, поэтому род Аббасидов в противовес им принял черный цвет в качестве своего отличительного окраса. Из-за этого, когда Аббасиды пришли к власти, все те, кто, изображая поддержку прав потомков Али либо по любой другой причине, поднимал против них революционное знамя, естественно, избирали белый цвет в качестве символа своей оппозиционности. Хасан Сабах поэтому всего лишь сохранил цвет, который уже устоялся. Когда он создавал своих фидави, обреченных на смерть, чем мог он лучше обозначить их избранность, как не красным поясом или головным убором, символизирующими их готовность пролить кровь, свою или чужую? Что касается тамплиеров, то общество госпитальеров уже существовало, когда Гуго де Пейн и его соратники решили объединиться в новую ассоциацию. Носимая госпитальерами мантия была черной, соответственно, какой противоположный им цвет они могли принять? А когда почти тридцать лет спустя после их учреждения папа разрешил им носить крест на своем одеянии в качестве соперничающего ордена, никакой другой цвет не смог бы стать более подходящим для тех, кто ежедневно и ежечасно подвергался опасности стать мучеником, чем цвет крови, в котором так много было того, что называется символическим.

Относительно внутренней организации, как представляется, в любом случае выясняется, что в значительной мере она является результатом внешних обстоятельств и течения времени, и всегда будет одинаковой, если эти условия совпадают. Владения ассасинов распространялись на значительное пространство страны, отсюда возникла необходимость назначения наместников. Подобно этому, когда тамплиеры получили значительные имения на Западе и Востоке, им, по примеру госпитальеров, не удалось избежать назначения определенных лиц для управления делами в различных странах. Отсюда, если исмаилиты имели своего шейха аль-Джебала со своими дай-аль-кебирами в Кухистане и Сирии, то у тамплиеров был магистр и его приоры в различных провинциях. Сходство очевидно, но, как видно, вполне объяснимо. То, что Хаммер продолжает сопоставлять различные составные части этих обществ, вообще, весьма причудливо. Рифиикам, фидави и лазикам у исмаилитов он в качестве аналогов называет рыцарей, оруженосцев и духовников тамплиеров. Все же такое сравнение является своевольным. Капелланы у тамплиеров, как можно предположить, были как раз теми, кто в наибольшей степени обладал сходством с рифииками, но ни рыцари, ни оруженосцы не имели ничего общего с фидави.

Что касается секретной доктрины, ниже будет обсуждаться, имели ли они таковую или нет. Сейчас лишь отметим, что доказательство этого и того, что конечная цель тамплиеров была такая же, как у исмаилитов, а именно приобретение полной независимости, представляемое Хаммером, никоим образом не является состоятельным. Он утверждает, что оба общества ставили перед собой цель сделаться хозяевами близлежащих стран, путем овладения крепостями и замками и тем самым стать грозными соперниками официальным правителям. В общинах и жилищах тамплиеров он видит зеркальное отражение горных крепостей исмаилитов. То, что именно таким был замысел последнего общества, вполне очевидно, исходя из предыдущей части книги. Но где сходство между столь грозными, укрепленными для обороны крепостями Аламут и Ламсир и обычными сооружениями, в которых проживало несколько рыцарей с прислугой, в различных частях Европы, которые вряд ли были более укреплены, чем любое дворянское поместье, если вообще были укреплены? И какое сопротивление мог оказать лондонский или парижский храм королевской мощи, если бы она двинулась на них? Здесь Хаммер вновь совершил обычную для него ошибку вынесения слишком быстрого суждения на основании случайных совпадений. Локальные общины тамплиеров, как будет продемонстрировано, были естественным следствием приобретения орденом собственности и по своей природе не имели ничего враждебного по отношению к обществу.

Если взглянуть на образ первых крестоносцев и особенно на то, какими были первые тамплиеры, вспомнить их набожность, невежественность и непритязательность, ничто не может выглядеть более абсурдным, чем приписывание им секретной философской доктрины безверия, перенятой у тех, чей язык они даже не понимали и чья религия и образ жизни вызывали отвращение, и тем более предположение, что первые бедные рыцари Храма предвидели будущую мощь своего ордена и планировали овладеть властью над всем христианским миром. «Однако это очень распространенная ошибка среди наделенных богатой фантазией людей, которые всегда приписывают основателям империй, религий и обществ такое Божественное провидение, которое уже с самого начала видит конечную цель и все свои планы и действия выстраивает под ее достижение. Так, найдутся те, кто искренне будет доказывать, что Мухаммед в своей уединенной пещере в Мекке ясно и четко видел будущее торжество ислама и его флаги развевающимися над Пиренеями и Амударьей, что Кромвель, будучи еще малоизвестным человеком, уже в мыслях держал британский скипетр или что Лойола видел членов своего ордена иезуитов властвующими над сознанием королей и управляющими империей в Парагвае. Все эти достижения на самом деле являются всего лишь результатом медленного и поступательного действия времени, один шаг следует за другим до тех пор, пока человек или же все общество не оглянется назад в удивлении оттого, насколько все невразумительно было поначалу».