Расскажи мне три истории - Джулия Баксбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я: Ты же американец?
НН: да, а что?
Я: ПЕППЕРОНИ! Не любить пепперони – все равно что не любить яблочный пирог.
НН: эта аналогия будет в академическом тесте?
Я: Ты в младшем классе?
НН: успокойся, Нэнси Дрю.
Я: Сегодня делаю домашку. Эти расчеты меня заколебали.
НН: а ты глянь, сколько удовольствия приносят.
Я: Заткнись.
НН: тебя это задело? извини.
Я: Кажется, я совсем недавно упоминала, что ты странный?
НН: вроде припоминаю, что ты говорила нечто подобное.
Я: Чуть позже мне надо на работу. У тебя есть работа?
НН: неа. родители не разрешают. вместо этого дают карманные деньги и добиваются того, чтобы я сосредоточился на учебе.
Я: Как это по-вуд-вэльски с их стороны. Рада, что они одобряют твое пристрастие к Xbox.
НН: знаю, мы все кажемся тебе забавными, и я более чем согласен, что это так. где ты работаешь?
Я: Не уверена, что хочу тебе рассказывать.
НН: ?
Я: Слишком по-сталкерски.
НН: вчера ты умоляла меня о встрече, а сейчас говоришь, что узнать, где ты работаешь, – слишком по-сталкерски?
Я: Я не умоляла.
НН: прости. плохой выбор слов. просила.
Я: Отгадай.
НН: где ты работаешь?
Я: Ага.
НН: ладно, но разреши для начала задать пару вопросов. 1) тебе нравится эта работа? 2) ты приходишь домой грязная?
Я: 1) На самом деле, да, мне она очень нравится. 2) НЕТ!
НН: кофейня?
Я: Неа.
НН: «ГЭП».
Я: Ты прикалываешься надо мной?
НН: нет! почему?
Я: Неважно.
НН: понял. на секунду я забыл, что ты книжный червь. «Barnes&Noble». я угадал??? Ведь точно угадал.
Я: Почти. «Купи книгу здесь!» на Вентура. Тебе следует туда заглянуть.
НН: такая непостоянная. теперь ты хочешь, чтоб я зашел?
Я: Быть может, да. А быть может, и нет.
• • •
Я: Так...
Скарлетт: Если хочешь узнать...
Я: ХОЧУ-ХОЧУ.
Скарлетт: Моя плева цела.
Я: Вообще-то ты могла бы выразиться не так наглядно.
Скарлетт: Знаю, но было бы не так весело.
Я: У меня похмелье.
Скарлетт: У меня тоже. А еще на лице раздражение от щетины Адама. Думаю, он много практиковался после того поцелуя с тобой.
Я: С чего такие выводы?
Скарлетт: Подруга, ЭТОТ ПАРЕНЬ УМЕЕТ ЦЕЛОВАТЬСЯ.
Когда я спускаюсь вниз, то застаю на кухне отца в фартуке, с надписью «СУЧКА БОССА», который, как предполагаю, принадлежит Рейчел, хотя также может быть и Тео. На заднем фоне играет музыка – что-то из кантри – чрезмерно сентиментальная ода пикапам и коротким джинсовым шортам. То, что Скарлетт называет МДБ – Музыкой Для Белых.
– Будешь блинчики, дорогая? – спрашивает отец с раздражающим утренним энтузиазмом. Папа так неправильно смотрится на кухне. Он никогда не пек блинчики. Это всегда было маминой задачей. Сироп и мука застыли на идеальной мраморной столешнице. Чувствует ли он себя здесь как дома, настолько комфортно, чтобы жарить и подавать блинчики босиком? Мне неловко, когда я пользуюсь микроволновкой. Не хочу оставлять преступные брызги на ее стенках и любые другие доказательства моего существования.
– Эм... – Смогу ли я съесть завтрак так, чтобы меня не вырвало? Выбора у меня нет. Я никогда не отказывалась от углеводов, и не хочу, чтобы у отца возникли подозрения о том, что я пила.
– Конечно, – отвечаю я. Чего не говорю вслух, так это: «Что происходит?», «Мы остаемся?», «Ты внезапно стал по-настоящему счастливым или просто притворяешься?». – Ты приготовил завтрак? Это наверно впервые.
– У Глории выходной.
– Точно.
– Послушай, нам надо поговорить, – заявляет он. Желудок сводит судорогой, и содержимое прокладывает себе путь наверх. Очевидно, представление на кухне – это печальный подарок перед отъездом. Отец и Рейчел расстались, и мы уезжаем. Они закончили то, что в первую очередь и не должно было начинаться. Вот зачем это псевдовеселое представление: задобрить меня перед плохими новостями. Я кладу голову на прохладную столешницу. Да пошло оно все. Кому какое дело до того, узнает ли папа, что я напилась? Он виноват в гораздо большем количестве прегрешений. На его счастье, у меня никогда не хватало сил всерьез взбунтоваться. Я просто обязана выиграть награду «Актриса года», и получить статуэтку маленького храброго золотого человечка или какую-нибудь тарелку, которую можно повесить на стену.
Должно быть, этот завтрак что-то вроде последнего прощания перед тем, как мы отправимся в дорогу. Такое чувство, будто отец наконец-то использовал свой последний шанс воспользоваться плитой, модными сковородками и органическим выжатым кокосовым маслом в бутылочке с дозатором. Стоит ли мне убежать обратно наверх и помыть руки тем нежным мылом с монограммой, на котором до сих пор висит ценник. Почувствовать сто долларов в мыльном мире.
– Держи, это поможет успокоить желудок. – Папа кладет стопку идеальных кругляшей на тарелку и ставит передо мной. Пахнут они удивительно – не сами по себе, а как образ. Как версия аромата для ароматической свечи с запахом блинчиков. – Только скажи мне, что ты не была за рулем прошлой ночью.
– Конечно, нет. Дри вела, – отвечаю я.
– Дри?
– У меня есть друзья, пап. Не удивляйся. Неужели ты думал, будто я больше ни с кем никогда не заговорю? – Понятия не имею, почему я завелась, но не могу остановиться. На этот раз слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать, а не наоборот.
– Нет, я лишь... я счастлив за тебя, вот и все. Знаю, было непросто.
Я смеюсь – даже не смеюсь, а скорее отвратительно ржу. Нет, было непросто. Ничего не было просто долгое, очень долгое время. Даже прошлой ночью моя первая попытка повеселиться с момента нашего переезда закончилась тем, что блондинка-социопатка обозвала меня шалавой.
– Полагаю, я это заслужил, – говорит отец.
– И что теперь? Мы уезжаем?
– Что? Нет. Почему ты это спросила? – спрашивает папа, и его удивление выглядит неподдельным. Разве отец не понимает, что весь Лос-Анджелес слышал его ссору с Рейчел? И на следующий день он практически признался в том, что все это было громадной ошибкой? Не осознает, что я провела всю неделю, психологически подготавливая себя к очередному переезду?
– Вы с ней поссорились.
– Это просто спор, Джесс. А не конец света.