Знамена Князя - Сергей Соболев

Глава 21

Вереница машин, мчавшихся по шестирядному шоссе на выезд из центральных районов мегаполиса, состояла из двух мощных джипов, пары микроавтобусов с тонированными стеклами и черного бронированного лимузина марки «Мерседес». Время еще было раннее, без четверти семь утра, но большой Лос-Анджелес, в состав которого, помимо Сити-центра, входит еще три десятка довольно крупных населенных пунктов, составляющих фактически его пригороды, просыпался еще раньше; транспортный поток заметно густел с каждой минутой, а потому двум идущим чуть впереди полицейским машинам приходилось периодически врубать сирены, чтобы никто не смел занимать крайний «скоростной» ряд.

Даркмен сидел на заднем сиденье лимузина, который все время держался посередине этого дорожного «ордера». Компанию ему составлял один из самых доверенных помощников, шатен лет тридцати восьми, который, как и Даркмен, даже здесь, в салоне «мерседеса», не снимал свои черные отзеркаливающие очки.

– В Сиэтле я задержусь не дольше суток, – ровным тоном сказал Даркмен. – Думаю, не позднее пятого числа состоится «большой сбор». Понимаешь, дружище… В Вашингтоне уже никто и ничего не решает, потому что то, что они пытаются делать это глупо, опасно, недальновидно… Одни только мы можем взять ситуацию под контроль, мы и наши партнеры из Пентагона, из РУМО[18] и АНБ.[19] Гражданские власти, хотя они и не хотят этого признавать, абсолютно не способны справиться с кризисом, потому что, кроме болтовни о разных либеральных ценностях, больше ни на что не годятся.

– Когда все закончится, – поддержал его помощник, – фасад можно оставить прежним, а вот внутренний интерьер мы сможем перепланировать согласно нашим собственным вкусам.

Поняв, на что именно намекает его сотрудник, Даркмен согласно покивал головой.

– Мысль ты высказал хорошую, дружище, но это касается будущего, – сказал он после небольшой паузы. – Поговорим о наших текущих делах… Лос-Анджелес и Сиэтл, как теперь уже стало окончательно ясно, – это опорные базы не только Аваддона, но и наших конкурентов из Агентства по безопасности «хай-тек». Здесь сосредоточены основные производства в сфере генной инженерии и супертехнологий «стелс», а также многие другие важные производства, выпавшие частично или даже целиком из-под контроля федеральных властей… Здесь, в Лос-Анджелесе, мы упрочили свои позиции. Нам удалось установить контакт с иерархами Новой Церкви, чего не получалось сделать ранее. Теперь у нас, кажется, появился реальный шанс выйти непосредственно на Аваддона и его ближнее окружение, напрямую, минуя те «цепочки», что тянутся от них в Вашингтон. При этом очень важно, чтобы вся эта история с утратой эффективного контроля над сферой «хай-тек» не стала вдруг достоянием гласности…

– Не одни только мы кровно не заинтересованы в огласке, – сказал шатен. – Логика событий доказывает, что ни наши конкуренты из агентства, ни потенциальные союзники особо не горят желанием делиться с обществом своими сокровенными тайнами…

Вереница машин свернула на другое шоссе, по которому можно было добраться до авиабазы «Глендейл».

– Ты и твои люди останетесь пока здесь, в Лос-Анджелесе, – распорядился Даркмен. – Нужно подобрать все кончики, чтобы ни один не вылезал наружу! Да, кстати… Та журналистка, что пытается вести раскопки по препарату «джанк»…

– От нас еще никто не уходил, босс, – заверил Даркмена его сотрудник. – Вопрос с Колхауэр будет решен уже в скором времени!

Вереница машин, беспрепятственно миновав КПП на въезде на территорию авиабазы, проследовала к стоянке, где был припаркован мощный реактивный «Гольфстрим-2». Пилот доложил, что все готово к вылету. Даркмен заметил, что соседняя стоянка пуста, а это означает, что директор ДЕА Роберт Кеннет и его свита еще ранним утром вылетели в Вашингтон. Они с Кеннетом кое о чем договорились, но подобные вещи он не хотел обсуждать даже со своим самым доверенным сотрудником.

– Красивая птичка, – кивнув на элегантный реактивный лайнер, сказал шатен. – Точно такая же у Сатера, его самолет все еще стоит в гражданском аэропорту… Он очень опасный человек, босс.

– О нем у нас будет отдельный разговор, – прощаясь, сказал Даркмен. – Как только почистите здесь все кончики, я сразу же переброшу вашу группу в Сиэтл!

В помещении полицейского морга стоял резкий запах дезинфицирующих препаратов. На одном из столов лежал обнаженный афроамериканец с распоротым животом – жертва недавней разборки в одном из криминальных районов Уоттс. Несмотря на раннюю пору, а времени было еще только около семи утра, в морг пожаловала небольшая компания мужчин в штатском. Заместитель директора Департамента полиции Лос-Анджелеса, предъявив, хотя это и было чистой формальностью, свое удостоверение, осведомился у двух служителей морга, здесь ли находится доставленный этой ночью труп девушки, которую подобрали мертвой в одном из кварталов «баррио». Получив утвердительный ответ, он распорядился, чтобы тело достали из ячеистой холодильной камеры и положили на один из пустующих столов.

Когда это было выполнено, из помещения вышли все, кроме Сатера и одного из его ближайших помощников – это был рослый плечистый мужчина лет тридцати трех, в облике которого сочетались признаки представителя европейской и негроидной рас.

Некоторое время они хмуро разглядывали молоденькую девушку, которая, если бы не трагическое стечение обстоятельств, могла бы жить еще очень долго. На ее обнаженном теле не было видно никаких следов насильственной смерти. Но она была мертва, и со времени ее гибели прошло уже как минимум десять часов или что-то около того.

– Эта девушка-чиканос и есть экономка Элизабет Колхауэр? – осведомился у своего помощника Сатер. – Удалось уже выяснить точную причину смерти?

– Передозировка наркотиков. Ей насильно ввели смертельную дозу героина.

Натянув на руки перчатки, мулат взял мертвую девушку за кисть, развернул ее, продемонстрировав Сатер точечный след от внутривенной инъекции.

– Мне нужны подробности, – сказал Сатер. – Что удалось выяснить к этому времени?

– В общих чертах нами уже реконструирован ход событий, – снимая перчатки, заметил мулат. – Вчера люди Даркмена, а также их местные коллеги, которые оказывают им максимальную поддержку, на какое-то время потеряли Колхауэр из виду. Я не знаю, было ли уже на тот момент принято окончательное решение относительно судьбы журналистки, но эта публика заметно нервничала… Самое простое, что им могло прийти в голову, так это учинить тщательный обыск в домовладении, принадлежащем Колхауэр, а также опросить людей, которым может быть известно ее нынешнее местонахождение.

– Дальнейшее понятно, Рональд. – Сатер задумчиво покивал головой. – Фэбээровцы, а вернее сказать, люди Даркмена, решили, что чиканос наверняка знает, где может скрываться ее хозяйка. Они допросили девушку с использованием психотропных препаратов, а затем, вкатив ей смертельную дозу героина, перевезли в «баррио» и вышвырнули тело неподалеку от дома ее родителей. Подстроили все так, как будто она погибла от «передозировки»…

– Думаю, все так и было. К сожалению, пока нет прямых доказательств, что все это произошло с прямой санкции Даркмена.

Сатер задумался. Именно Рональд Малколм, один из самых способных сотрудников агентства, внедренный в свое время в местный филиал Новой Церкви, выручил однажды Колхауэр из беды, для чего ему пришлось даже пожертвовать своей «шпионской» карьерой, – впрочем, Рон к тому времени уже успел там разнюхать все необходимое, и делать ему среди этой публики больше было нечего. Колхауэр, которую щедро попотчевали препаратом «джанк», перевезли на один из спецобъектов агентства, расположенный неподалеку от Йосемитского национального парка, где в то время находился по своим делам и сам Эндрю Сатер. Молодая женщина пережила сильный психоэмоциональный шок, и после консультаций с двумя приписанными к агентству медиками Сатер вынужден был дать «добро» на применение в ее случае стандартной процедуры нейролингвистического программирования, в ходе которого Колхауэр лишилась тех своих воспоминаний, что относились как к ее поездке в Пасадену, где намечалась «черная месса», так и ко времени ее недолгого пребывания на объекте агентства в горах Сьерра-Невада.

Перед тем как Колхауэр подвергли процедуре НЛП, Сатер сам проговорил с ней около часа. Чертовски неприятно брать на себя ответственность в таких вот делах, хотя зачастую меры, которые он и его коллеги вынуждены применять, носят не только лечебный, но и в буквальном смысле спасительный характер…

Сатер не хотел признаваться самому себе, но эта молодая женщина, что называется, его зацепила. Он регулярно интересовался судьбой журналистки и даже постарался выстроить вокруг нее некий защитный кордон, о самом факте существования которого Колхауэр даже не догадывалась… Понравилась ли она ему как женщина? Или же он склонен больше рассматривать ее как опытную журналистку, обладающую определенным набором профессиональных и человеческих качеств, – а именно поисками такого рода личности он, среди всего прочего, сейчас и занят, причем это, что называется, «горящая вакансия»?