Вышибала - Александр Ли

Мы разговариваем в отцовском магазинчике. Он позвонил и сказал, что пришлось задержаться на работе – обещают проверку. Сейчас половина второго ночи.

В небольшом помещении стоит несколько шкафов-витрин. За прозрачными дверцами лежат наборы для видеосъемки и охранной сигнализации, камеры наблюдения. За стойкой продавца под толстым стеклом покоятся шокеры, ножи, газовые баллончики, дубинки, кастеты. На стене развешены автоматы, ручные пулеметы, винтовки, дробовики.

Отец с трудом получил лицензию на продажу подобного товара. Вот только покупателей не особо много. На черном рынке выходит дешевле, пусть и нелегально.

– Ты помнишь ту женщину в нижнем белье, которая кричала в фойе? – спрашиваю я.

– Помню.

– Я тебе не сказала, не хотела расстраивать. Я однажды возвращалась на такси и видела, как ее убили. Она умерла на моих руках. Это может быть связано с собачьими боями. Помнишь, она сама говорила, мол, мы все – собачьи консервы.

– Нужно было сразу мне сказать. Ты, Пэнни, в большой опасности. Получается, что люди, которые что-либо знают об этом, живыми не остаются. Тебе нужно быть осторожнее. На работе держись спокойно, ни в коем случае не подавай вида, что знаешь про бои. Этой несчастной хватило пары слов, чтобы попрощаться с жизнью.

– А еще она говорила про какого-то сенатора, угрожала пожаловаться ему. При чем здесь он?

– Сенатор Керри представляет наш штат в парламенте, возглавляет в столице Комитет по вопросам нравственности и морали. В этих делах он, наверное, самый влиятельный политик. Главное в том, что у него репутация кристально чистого человека. Его множество раз пытались подкупить, устраивали покушения, но Керри не сломался. Он продолжает борьбу за чистоту штата. Помнишь, недавно федеральные агенты арестовали владельца казино? У него в подвале нашли пару дюжин рабынь-азиаток. Это все раскрылось благодаря сенатору Керри.

– Почему тогда до сих пор существует клиника, в которой я работала, где торгуют органами?

– Думаю, и до нее дойдет очередь. Надо ведь собрать все доказательства, чтобы прищемить этих нелюдей наверняка.

– Слушай, папа, я вспомнила, что видела в «Амфитеатре» видеокамеры.

– Знаю. Я сам их устанавливал.

– Если каким-то образом достать записи, то можно было бы передать их сенатору.

Отец задумчиво потирает лоб, уставившись в пол. Он всегда так делает, когда возникает проблема, которую нужно срочно решить. Я напряженно жду ответа. Не каждый день выпадает встрять в такие передряги.

Ладно отец – он закален в «горячих точках». А я, скромная двадцатилетняя девушка?.. По идее я должна сейчас зарыться под одеяло и трястись как мышь от каждого шороха.

Вместо этого я выдаю какую-то безумную идею. Бороться с подпольным бизнесом – что может быть бредовее? Это целый невидимый мир, который уничтожит тебя при первой же попытке помешать ему.

Наконец отец выходит из ступора, поднимает глаза. Я понимаю, что он что-то придумал.

– Хорошо, что ты вспомнила о камерах. Есть у меня небольшой план, как все разрулить. Я ведь не просто торговец оружием и прочими безделушками, но еще и солдат. Как говорится, бывших разведчиков не бывает. Пэнни, мы провернем это дело по высшему разряду!

– Спасибо, папа. – Я целую его в щеку. – Наверное, нам пора домой.

– Подожди меня в машине. Сейчас закрою магазин, и поедем.

Я выхожу на улицу. Моросит мелкий противный дождь. Прячусь в кабине, меня бьет дрожь. Сквозь пелену моросящего дождя замечаю ярдах в пятнадцати, за баками, знакомый черный «Понтиак». За рулем сидит парень, похожий на Лео.

Я не верю своим глазам, зажмуриваюсь, снова присматриваюсь – нет, точно он. Но почему? Что Лео делает в этом забытом Богом районе на окраине города? Живет здесь или просто случайно оказался рядом? Что-то не верится мне в такое стечение обстоятельств.

6

Я сижу в фургончике, припаркованном через дорогу от «Амфитеатра». Глубокая ночь. Хорошо, что в этом районе безопасно, иначе меня точно уже изнасиловали и ограбили бы. Неоновая вывеска с названием заведения мигает разноцветными лампочками. В какой-то момент это начинает меня раздражать.

После двенадцати здесь и в ближайших кварталах уже почти все закрыто. Ночная жизнь перемещается в Старый город. Влиятельные жители Бельвю – члены синдиката и крупные бизнесмены – не любят шума. Здесь нет притонов, дискотек и клубов. Зачем гадить у своего дома, если это можно делать под чужим?!

Я наблюдаю за крышей кинотеатра. Глаза начинают слезиться от постоянного напряжения. Прошло десять минут с того момента, как отец поднялся на крышу, и я начинаю волноваться. Проходит еще три минуты. Я с тревогой слежу то за темными очертаниями крыши «Амфитеатра», то за секундной стрелкой.

Перед уходом отец приказал мне ждать пятнадцать минут. Если его не будет – срочно уезжать из города. Деньги лежат на кухне в жестяной коробке от чая.

Стрелка начинает отсчет шестнадцатой минуты, и я паникую. Неужели не получилось? Я поднимаю взгляд на крышу и вижу, как на фоне мутного темного неба маячит силуэт отца. Обошлось, все в порядке!

Он перебегает к правому краю здания, спускается по пожарной лестнице, и через минуту отец уже сидит в кабине. В руках у него небольшой металлический бокс.

– Тебя никто не видел?

– Пэнни, не беспокойся, все прошло как по маслу. Я спустился в зал по вентиляционной шахте и быстро все нашел. Вот тут все записи из того секретного зала. Здесь достаточно информации, чтобы поджарить Оскара с его приспешниками на электрическом стуле.

План, придуманный отцом, оказался достаточно простым. Он решил похитить жесткий диск с записями из помещения охраны. Если даже организаторы боев и догадаются о том, что нам все известно об их подпольном бизнесе, то этот бокс будет чем-то вроде охранной грамоты. Мол, в случае нашей смерти сенатор Керри получит эту улику. Правда, отец не продумал, где припрятать записи. Но у меня уже есть в голове отличная идея.

Внезапно раздается пронзительный звук сработавшей сигнализации. Я с испугом смотрю на отца.

– Дьявол! Только не это! Видимо, кто-то поставил там еще одну защитную систему, – цедит он сквозь зубы. – Держись, Пенелопа. Пристегни ремень!

Отец поворачивает ключ в замке зажигания, фургон трогается с места. Мы сворачиваем на перекрестке. Где-то сзади завывает полицейская сирена. Несемся по улице, длинной, как веревка. Парочка прохожих испуганно застыла на месте, наблюдая за мчащимся фургоном.

Я оглядываюсь через правое плечо и вижу, что на хвосте у нас, ярдах в тридцати, висят три или четыре машины. Мы доезжаем до следующего светофора, не сбрасывая скорости, резко поворачиваем направо и вместо плавного заноса чуть не врезаемся в столб. Отец резко тормозит. Я едва не ударяюсь носом о приборную доску.

Фургон снова набирает скорость. Я пытаюсь сориентироваться, где мы находимся. Кажется, отец гонит в сторону городского порта.

Внезапно откуда-то из переулка на дорогу прямо перед нами выкатывает красный седан с пьяной девицей за рулем. Она настолько не в себе, что едва держит голову и в любой момент может расквасить нос о руль.

Отец едва успевает свернуть, чтобы не врезаться, машину слегка заносит. Визг колес, запах горелой резины. Справившись с управлением, отец выжимает из фургона максимум. Он сдавливает руль с такой силой, что белеют костяшки пальцев.

В зеркальце я вижу, что одна полицейская машина все-таки не смогла увернуться и врезалась в седан. Теперь у нас на хвосте осталось две. Далеко впереди мерцают огни моста.

Отец наблюдает за легавыми в зеркальце и что-то недовольно бормочет себе под нос.

Я слышу лишь обрывки:

– Продажные собаки! Посмотрим… Давай, давай!

В это мгновение одна из двух полицейских машин вырывается вперед. Какой-то миг мы мчимся бок о бок. Потом машина копов набирает скорость, вырывается вперед и начинает притормаживать. Мы зажаты в тисках, целуем бампером их зад.

Стиснув зубы, отец выворачивает руль. Наш фургон выезжает на пешеходную часть и сносит деревянный торговый лоток с прессой. В воздух поднимается ворох газет.

Я оборачиваюсь и вижу, как машина копов, лобовое стекло которой залеплено газетой, на полной скорости врезается в пожарную колонку. Мощная струя воды бьет вверх.

Мы уже совсем близко от набережной. На эстакаде отец сворачивает к порту. Я сильнее вжимаюсь в сиденье – в районе доков царит полный мрак. Мелькают стены ангаров, выхваченные светом фар, силуэты насыпей из щебня и песка, тянущихся вдоль берега. Последняя машина копов не отстает, между нами не больше пяти ярдов.

Я боюсь, как никогда. Если впереди окажется какой-нибудь обрыв, то можно прощаться с жизнью. Вдруг из мрака перед нами появляется огромный экскаватор с гигантским ковшом. Его зубцы направлены прямо на нас.

«Это конец!» – мелькает в голове единственная мысль.