Степень свободы - Антон Антонов

Бригада взялась за дело круто, но приказ Комиссарова был строг и однозначен. Вересова не трогали даже пальцем и более того — старались ему не грубить.

Однако на психику давили изо всех сил. В результате Гена сломался очень быстро, но вопреки ожиданиям допрашивающих не стал признаваться во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, а просто закатил истерику, во время которой сбросил на пол телефон, попытался заколоть следователя Комиссарова шариковой ручкой, разорвал протокол и укусил опера Мышкина.

Когда на Гену надели наручники, Комиссаров, недолго думая, накатал постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы. Тем временем Вересов как-то очень быстро успокоился, вытер слезы, выпил водички и заявил:

— Я требую адвоката.

На этом Гену замкнуло, и никакие доводы типа: «Ты, парень, не в Америке», — на него не действовали.

— Ни слова не скажу без адвоката.

— Хорошо. Будет тебе адвокат, — неожиданно согласился следователь Комиссаров.

Он видел, что перекрестный допрос зашел в тупик. И в истерике, и в спокойном состоянии Вересов твердил один и тот же адрес и одно и то же женское имя, утверждая, что именно по этому адресу и с этой женщиной он находился с вечера школьных выпускных балов и до сегодняшнего утра.

Искатель приключений

— Возьми это, — сказал частный детектив Борис Введенский, протягивая Серафиму Данилову бумажку с телефонными номерами. — Лучше запомни, это не так трудно. Человека зовут Игорь Ярославич — там написано. Он ищет свою дочь и я работаю по его заказу. Она там же, где твоя Настя.

Серафим понимающе кивнул.

— Если ты вдруг потеряешь меня — звони ему. Если будут какие-то серьезные проблемы — тоже звони. Не думаю, что на тебя могут выйти через дядю Ваню, но мало ли что. Этот человек может тебя защитить — только сошлись на меня.

— А кто он?

— Это тебе знать необязательно.

— А почему я должен связываться с ним, если будут проблемы? Лучше я позвоню тебе.

— Тут не все просто. Я очень не хотел действовать противозаконными методами, но похоже придется. Иначе наших девочек увезут туда, где Макар телят не пас, и нам будет до них не добраться.

— И что?

— А то, что меня могут убить, ранить или арестовать. Либо мне придется скрываться. От карающей руки закона или от чего похуже. В этом случае я не смогу тебе помочь.

— А этот Игорь Ярославич?

— Он — гораздо более крупная фигура, чем я, грешный. И у него достаточно влияния, чтобы уберечь тебя и Свету от неприятностей. Если понадобится, звони в первую очередь по телефону, который начинается с девятки. Это сотовый, Варяг с ним никогда не расстается.

— Кто?

— Ну, Игорь Ярославич.

— Он бандит?

— Без комментариев.

— Мне это не нравится, — заявил Серафим, подумав.

— Мало ли что кому не нравится, — сказал Введенский. — Я вообще-то почти уверен, что проблем у тебя не будет и звонить Варягу не придется.

— А я в этом совсем не уверен, — ответил Серафим. — Потому что я пойду с тобой вызволять девчонок. И даже не возражай. Ты меня знаешь.

«Знаю, — подумал Борис. — Воспитал героя на свою голову. Сам говорил — никто не сделает за тебя то, что ты должен сделать сам. Теперь не отвертишься и домой к маме не отправишь. У него ума хватит устроить наружное наблюдение за мной или хуже того — за самим Варягом, и тогда неприятностей не оберешься. Придется брать его с собой».

— Хорошо. Но и ты не возражай. Под пули ты не полезешь. Мне совсем неохота объясняться с твоей мамой по поводу твоего участия в боевых действиях. Особенно в случае трагического исхода.

Серафим хотел все-таки что-то возразить, но Борис прервал его выразительным жестом.

— Молчи и слушай. На подступах к месту событий будут выставлены наблюдательные посты — чтобы контролировать приближение милиции или подкреплений противника. Ты останешься на одном из этих постов.

— Ладно, — сказал Серафим без особого восторга.

— И послушай моего совета — не торопись искать приключений на свою задницу. А телефоны все равно запомни — вдруг пригодятся.

Алиби

Валентина Ковалева была сильно обижена на Гену Вересова, наговорившего ей много лишнего во время прощального скандала. Однако она не стала из-за мелких личных обид подводить недавнего любовника под высшую меру, предусмотренную за убийство двух и более человек — пусть даже со времени введения моратория на смертную казнь высшей мерой стало пожизненное заключение (тоже, прямо скажем, не слишком большое удовольствие, даже по сравнению с расстрелом).

В результате при проверке алиби Гены Вересова руоповцев, оперов угрозыска и следователей прокуратуры ждал большой облом.

И в ночь убийства гимнаста Густова, и в ночь побоища на Удельной, и даже в ночь, когда порезали фотожурналиста Чердакова Гена Вересов неотлучно находился в квартире Валентины, где занимался делом вполне прозаическим, но одновременно романтическим и имеющим отношение не к смерти, а скорее, к рождению. И хотя Гена и Валя неизменно пользовались презервативами, сути дела это нисколько не меняет.

— Он точно никуда не выходил? — снова и снова спрашивали у Вали.

— Сто процентов, — решительно отвечала девушка.

— Может быть, когда вы спали?

— А кто сказал, что я спала?

— Вы что же, хотите сказать, что все это время обходились без сна?

— Ничего подобного, — отвечала Валентина. — Я спала днем.

Днем, как назло, никаких убийств, относящихся к «делу о черном БМВ», не совершалось.

Таким образом у Вересова оказалось непробиваемое алиби. Это в дополнение к тому, что против него не имелось никаких реальных улик, и признания, на которое возлагалось столько надежд, тоже добиться не удалось. Несмотря на все старания.

Следователь Комиссаров, тем не менее, решил задержать Вересова еще на двое суток в надежде доказать, что имел место сговор между Геной и Валентиной. Прокурор города, правда, сказал: «Санкцию на арест не дам — даже не надейся», — но Комиссаров счел нужным уточнить:

— А если появятся новые данные? Алиби с одним свидетелем — вещь ненадежная.

— Если появятся — тогда и поговорим, — отрезал прокурор.

И все бы ничего, да только откуда им появиться? Особенно после того как под девизом «Расколоть его надо чисто» Вересову предоставили адвоката. Правда, не ахти какого, девушку двадцати трех лет от роду, год после университета — но и под ее зорким оком Вересову лишнего не скажешь, неположенного не сделаешь и к уголовникам отмороженным не посадишь. Все на суде всплывет — и развалится дело, лопнет, как мыльный пузырь.

А тут еще фотокор Чердаков пришел в себя на пару минут и сумел пролепетать: «Эти гады все-таки до меня добрались».

Опер, дежуривший у его палаты, тут же прорвался к кровати, растолкав медсестер, и стал настойчиво повторять:

— Какие гады? Кто до вас добрался?

С трудом сфокусировав взгляд и собрав волю в кулак, Чердаков произнес «Плутон», — и вырубился снова.

Все было просто. Со времени инцидента на шоссе у «Бригантины», а особенно с момента похищения Иры Лубенченко Чердаков только и думал, что до него люди из «Плутона» тоже доберутся. Поэтому нападение в подъезде он связал не с выигрышем в казино, а с происками Платонова и его «камуфляжников».

Опер ничего этого, естественно, не знал, но зато теперь у него появились совершенно конкретные, хотя и предельно краткие показания потерпевшего.

И показания эти недвусмысленно указывали на концерн господина Платонова. А следовательно, и на него самого.

Доставка в пределах города

Контейнер, внутри которого скрывался ящик для перевозки рабынь, был погружен на платформу рано утром. Девушки уже находились внутри, надежно прикованные в сидячем положении.

Мощный седельный тягач выволок платформу за ворота и с ревом потащил ее по шоссе в сторону города.

Все документы были в порядке. Груз прошел таможенное оформление, и не существовало никаких причин для дополнительных проверок.

По дороге двигался караван из трех машин, по одному контейнеру на каждой. Ящик, изготовленный по спецзаказу, в таможенные документы внесен не был — и немудрено: Жан-Пьер Леруа был всемерно замнтересован в том, чтобы скрыть от таможни его существование.

По дороге им навстречу попались машины детективного агентства «Рюрик» и личной охраны Варяга. Они неслись к «Бригантине», чтобы взять ее под наблюдение.

В это же самое время Варяг звонил Платонову, чтобы предложить выкуп за свою дочь.

— Я знаю, что Марина у тебя, — сказал он. — И я готов заплатить любые деньги. Обещаю: если ты вернешь Марину живой и невредимой, то я не буду на тебя в претензии.

— Я не знаю, кто такая Марина и не понимаю, о чем идет речь, — ответил Платонов своим обычным бесцветным голосом.