Ты дивно устроил внутренности мои - Брэнд Пол

В Посланиях к Римлянам и Галатам апостол Павел боролся с обеими этими крайностями. Он осуждал законников за то, что они извратили понятие Божьей благодати, и одновременно утверждал, что добрые дела должны быть естественным результатом возникновения в человеке новой жизни.

В отношении к миру в целом христиане опять же разрывались между двумя крайностями. В первые два века христианства возникли два Пути — Путь утверждения и Путь отрицания, у каждого из которых были свои ярые последователи. Путь утверждения создал строгие церковные правила: «Если какой епископ или священник, или дьякон, или священнослужитель любого ранга будет воздерживаться от брака, мясоедения и вина, то… надлежит ему указать на это или лишить сана и изгнать из церкви»[22].

Тех, кто воздерживался от брака и празднеств, называли «хулителями мироздания». У сторонников Пути утверждения было много мишеней, ведь немало истощенных полуголых отшельников скиталось по пустыням. Этот парадокс не нов: Сам Иисус Христос говорил, что Иоанна Крестителя ругали за его аскетический образ жизни, а Его — Сына Божьего — обзывали пьяницей и обжорой (Мф. 11:19). Каждый из Путей оставил человечеству нечто хорошее: Путь утверждения подарил нам великое искусство и романтическую любовь, философию, учение о социальной справедливости; Путь отрицания оставил нам в наследство творения христианских мистиков, которые могли выйти лишь из–под пера человека, поглощенного созерцанием Святого.

Современная христианская мысль старается выработать новую церковную этику, соответствующую нуждам перенаселенного мира. Можно ли позволить себе создавать прекрасные произведения искусства и архитектуры, когда на их создание уходит столько средств? Вновь заходят разговоры об опоре на общество, которое в демократических странах Запада может иметь чрезвычайно сложную структуру. Руководители миссионерских организаций разрываются между целями–близнецами, заложенными в их служении. Речь идет о служении на духовном и материальном уровне, о благовестии и социальной работе. Даже в крошечной церкви могут наблюдаться противоположные тенденции.

Если поговорить на христианском собрании с молодыми политиками–радикалами, резко выступающими против американского правительства и проповедующими пацифизм и международную нищету, то я так и не смогу составить себе целостного взгляда о том, что должны делать христиане для мира. Тем не менее, подобная христианская контркультура может, находясь в процессе торможения, направить в нужное русло деятельность «официальной церкви», пробудив ее от спячки бесчувствия, заставив ее открыть глаза на творящуюся в мире несправедливость.

Возможно, действия радикалов не позволят Телу Христову перекоситься на один бок.

Но во всех этих спорах объединяющим фактором должна быть верность Главе — Иисусу Христу. Мы можем по–разному истолковывать Его слова, цели, предлагать разные пути их осуществления во враждебном обществе. Но если мы не будем едины в повиновении Ему, то наши действия не станут взаимодополняющими и взаимоуравновешивающими силами, необходимыми для любого нормального движения, а будут спазматическим, бесплодным сокращением мышц.

22.

Отклонения от нормы

Наши способности можно сравнить со сталеплавильными заводами, на которых лишь отделяют руду от большого количества примесей; когда свет слишком яркий — плохо видно.

Это случилось, когда я жил и работал в Индии. Однажды ко мне на прием пришел пациент — толстый неповоротливый увалень. Он плакал. Много лет назад он приехал из Австралии, с тех пор работал здесь инженером. Все было хорошо. Но вот начались проблемы с шеей: она вдруг стала дергаться — сначала немного, потом все сильнее и сильнее. И сейчас спазмы уже такие сильные, что через каждые несколько секунд подбородок просто стучит о правое плечо. Я понял: у пациента — спазматическая кривошея, или синдром скрученной шеи. Очень изнуряющее состояние, обычно вызываемое сильными психическими нарушениями.

В перерывах между резкими сокращениями мышц мой пациент рассказывал свою грустную историю. Вдобавок к дергающейся шее он еще страдал из–за маленького роста и сильной полноты, а в молодости к тому же был алкоголиком. По его словам, кривошея началась вскоре после его поездки на время отпуска в Австралию.

Живя в Индии, он прослыл убежденным холостяком. И вдруг из Австралии он возвращается с женой — значительно моложе его и выше ростом, — которая тут же, естественно, становится объектом сплетен во всей деревне. Кругом шептались: «Что она нашла в нем? Что заставило ее сделать такой неудачный выбор?»

Я направил мужчину к психиатру, потому что ничем не мог помочь ему — лишь выписал успокоительные лекарства. Психиатр высказал свое подозрение: состояние пациента объясняется постоянно преследующим его навязчивым страхом, что он не соответствует своей жене. Врач установил диагноз, но не назначил никакого лечения. Через несколько недель этот мужчина опять пришел ко мне еще более подавленный. Неопрятно одетый, с постоянно дергающейся шеей, он не мог не вызывать жалости.

Когда он сидел где–нибудь в одиночестве, не привлекая ничьего внимания, его шея почти не дергалась. Но как только кто–то вступал с ним в разговор, подбородок сразу заваливался на шею, как раз на то место, где виднелся незаживающий лиловый синяк. Я исследовал его состояние и стал искать способы лечения. Но ничего, кроме снотворного, не помогало. Я делал ему уколы новокаина — после них наступало временное облегчение. Он уже дошел до такой крайней степени подавленности, что предпринял попытку самоубийства. И потом снова и снова твердил мне громким, решительным голосом, что будет повторять такие попытки до тех пор, пока не достигнет желаемого результата. Он больше не мог жить с этой ненормальной шеей.

Я предложил ему поехать за границу, так как в Индии не было нейрохирурга. Он отказался. С большой неохотой мне пришлось согласиться провести ему опасную и сложную операцию на спинном мозге и основании головного мозга. Я никогда не делал таких сложнейших операций, но мужчина настаивал, говоря, что иначе снова совершит попытку самоубийства.

Я не помню больше ни одной операции, сопровождавшейся таким количеством неприятных моментов. Мы удлинили обычный операционный стол, чтобы пациент мог лежать на нем лицом вниз, как на нормальном нейрохирургическом столе. К сожалению, это затруднило работу анестезиолога: ему неудобно было быстро поправить кислородную трубку в трахее пациента, когда трубка сместилась. Из–за недостатка кислорода началось обильное кровотечение. В тот момент, когда нам потребовалось остановить кровотечение, в термокоагуляторе вдруг произошло короткое замыкание. А потом случилась самое ужасное. Когда спинной мозг пациента был уже в зоне моей видимости, погас свет во всей больнице. И я остался лишь с маленьким ручным фонариком и неработающим термокоагулятором для остановки кровотечения. Вдобавок ко всему я не успел перед операцией освободить собственный мочевой пузырь и теперь испытывал большой дискомфорт.

В перерывах между этими отвлекающими моментами я пытался сконцентрироваться на самой операции. После того как я обнажил спинной мозг и нижнюю часть головного мозга, я стал прослеживать путь тонких, как волоски, нервов, идущих в спастические мышцы шеи. Любое незначительное движение скальпеля могло перерезать пучок нервов и лишить пациента движения или чувствительности.

Каким–то чудесным образом, несмотря на все трудности, операция прошла удачно. Когда наш пациент пришел в себя и почувствовал повязку на шее, он понял: бесконечное дерганье шеи его больше не беспокоит. Да оно и не могло беспокоить: я перерезал двигательные нервы, идущие от спинного мозга к произвольно сокращающимся мышцам шеи. Это движение просто уже не могло больше совершаться. Определенная группа мышц была полностью изолирована, так как она восстала и перестала выполнять приказы мозга. Выведенные из употребления, эти нервы постепенно атрофировались и исчезли.