КРАСНЫЙ ШАТЕР - Анита Диамант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забери их, если хочешь. - Рахиль говорила так спокойно, будто речь шла о сущих пустяках. - Я выну идолов из соломы и даже могу обтереть их насухо, если ты пожелаешь, отец. Но, думаю, теперь их сила обернется против тебя. С этого момента ты остался без их защиты.
У всех присутствующих перехватило дыхание. Глаза Лавана расширились, он задрожал. Старик уставился на свою прекрасную дочь, которая чуть ли не светилась в розовом сиянии, падавшем на нее сквозь ткань Красного шатра. Долгое и страшное молчание повисло после слов Рахили, а потом Лаван развернулся и опрометью выбежал из шатра. Снаружи он лицом к лицу столкнулся с Иаковом, который только что вернулся в лагерь.
- Ну что, ты ничего не нашел? - поинтересовался зять, который был абсолютно уверен в своей правоте. Лаван промолчал, и Иаков продолжил: - В моих шатрах нет воров. Это наша последняя встреча, старик. Пора закончить наш спор.
Лаван ничего не сказал про своих терафимов. Он лишь широко раскрыл ладони и кивнул.
- Пойдем. - Он жестом предложил Иакову следовать за ним - туда, где остановились его повозки. Мои братья пошли за ними в качестве свидетелей.
Лаван и Иаков взяли по десять камней и сложили их, один за другим, рядами, возведя таким образом между собой границу. Лаван вылил на камни вино, а Иаков масло. Каждый из мужчин поклялся впредь хранить мир, коснувшись бедра противника. Затем Иаков спустился по склону к нашему лагерю. Мы все в последний раз видели Лавана и сочли это благословением. Иаков стремился как можно скорее уйти с того места, так что на следующее утро Красный шатер разобрали и мы продолжили путешествие в землю, где родился наш отец.
Теперь Иакова полностью поглотили воспоминания об Исаве. Спустя двадцать лет он всё еще видел перед собой лицо брата в тот момент, когда Исав до конца понял, что произошло.
Мало того что Иаков предал его, украв благословение любимого отца, так еще стало ясно, что за всем этим стояла Ревекка, их мать, в очередной раз выказавшая явное предпочтение младшему сыну.
Иаков смотрел в лицо брата, пока тот осознавал всю степень предательства, и чувствовал нестерпимый стыд. Он почти физически ощущал боль Исава, словно сам был на месте обманутого брата: его словно бы пронзил невидимый, но очень острый кинжал. Каждый раз, снова и снова излагая по вечерам у огня эту историю своим детям и женам, Иаков подробно описывал, как его старший брат воспылал гневом и поклялся отомстить. Страх Иакова был столь велик, что стирал всякую память о любви Исава, с которым они прежде были очень дружны. Наш отец забыл старые добрые времена, и Исав в его рассказах неизменно превращался в мстительного демона. Я, например, представляла дядю красноликим и рыжим, словно лисица, с руками толстыми и крепкими, как стволы деревьев. Этот страшный образ преследовал меня в ночных кошмарах и постепенно превратил увлекательное путешествие в дорогу навстречу неизбежной смерти.
Я была не единственной, кто погружался в пучину страха. С тех пор как Иаков стал рассказывать нам эти свои истории про Исава, мужчины и женщины прекратили петь. В течение многих дней после окончательного прощания с Лаваном все шли молча, и даже Иуда больше не желал брести в одиночестве позади стада.
Вскоре путь нам преградила другая река, и она изгнала Исава из моих мыслей. Обрадовавшись возможности снова увидеть настоящую воду, я подбежала к берегу, чтобы насладиться ароматом и звуками реки.
Отец тоже выглядел бодрее, воодушевленный предстоящей переправой. Он объявил, что в тот же день мы поставим лагерь на дальнем берегу, и собрал старших сыновей, чтобы раздать им поручения.
Хотя эта река была намного уже прежней, которую мы пересекали на севере, она оказалась глубже, да и течение тут было заметно быстрее.
Здесь листья не кружили медленно по поверхности потока, а устремлялись вдаль, словно преследуя желанную добычу. Надо было действовать быстро, так как солнце уже клонилось к закату.
Инна и Зелфа совершили возлияния божеству реки, как раз когда первое животное из нашего стада было заведено в воду и направилось к противоположному берегу. Мелких животных мужчины связывали по двое и брали с обеих сторон, буквально перетаскивая их по воде. Собаки работали до изнеможения. Мы чуть не потеряли одного пса, подхваченного стремниной, но Иосиф успел вовремя поймать его; это сделало его героем в глазах братьев, правда, ненадолго.
Все мужчины устали. Даже Иуда пошатывался от усилий, направляя перепуганных животных через большую воду. Но река была милосердна и не забрала никого из стада. К тому времени, когда солнце легло на вершины деревьев, оставалось переправить только вола, ослов, женщин и младенцев.
Рувим и Иуда долго боролись с испуганным волом, который ревел так, словно его волокли на убой. Потребовалось немало времени, чтобы перетащить упрямца на другой берег, и к тому времени уже спустились сумерки. Мы с матерью были последними, на этот раз она крепко держала меня за руку, чтобы меня не унесло течением. Когда мы вышли на дальний берег, уже совсем стемнело и на той стороне остался только мой отец.
Иаков окликнул через воду Рувима. И тот мгновенно отозвался:
- Я здесь, отец.
- Присматривайте за животными, шатер не ставьте, ночь достаточно теплая. Я перейду к вам с первым светом. Будьте готовы сразу двинуться в путь.
Моей матери не понравился план Иакова, и она сказала Рувиму, чтобы он позвал отца, велела предложить ему перебраться через реку сейчас и провести ночь с нами. Но Иаков не согласился.
- Передай матери, чтобы не боялась. Я не ребенок и не беспомощный старик. Я буду спать под открытым небом, как в юности, когда шел на север.
Будьте готовы рано утром идти дальше, - сказал Иаков, и больше ничего он в тот день не говорил.
Луна еще только-только народилась, поэтому ночь выдалась темная. Вода сделала бы воздух свежим и прекрасным, если бы не мокрые шкуры животных, источавшие тяжелый мускусный запах. Овцы, не привыкшие к сырости и прохладе, время от времени блеяли. Я пыталась бодрствовать, чтобы прислушаться к музыке стремительной реки, но на этот раз журчание потока убаюкало меня. Все спали глубоким сном. Наверное, если бы отец закричал на том берегу, никто из
